"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Несомненно, выше, — согласия с ним Волков.
— Думаете, у острова? — спросил Брюнхвальд.
— Нет, там, у заброшенной деревни, сержант Жанзуан поставил заставу.
— Неужели хорошую заставу поставил? — спросил Рене.
— Да какой там! — усмехнулся Бертье. — Видел я ее, эту заставу. Смех один, палки, да ямы. Там не из чего ставить ее было. Налепил кое-как.
— Все равно на нее время им тратить придется, а пока они ее ломать будут, так сержант нас предупредит. Значит, там они высаживаться не будут. Высадятся еще выше, у леса, — вслух размышлял Волков.
— Да, — согласился с ним Брюнхвальд. — Либо у острова, либо у леса.
—
— Другого выхода у нас и нет, — сказал Бертье.
— Значит, завтра с утра собираем людей и выходим? — спросил Брюнхвальд.
— Нет, Карл, вы еще не здоровы, — твердо сказал Волков. — Вы сами едва ходите. Вы никуда не идете.
Это было сказано таким тоном, что Брюнхвальд не смог и возразить ничего.
— И людей завтра никуда не собираем.
— Не собираем? — спросил Роха, который все время молчал, больше слушал.
— Нет, у меня полон Эшбахт купчишек всяких, — сказал Волков. — Готов биться об заклад, что среди них есть лазутчики из кантона. Как только выйдем, так они кинутся предупреждать горцев, что мы пошли, что мы про их планы знаем, и тогда горцы осторожны будут, и мы их точно не сможем на переправе перехватить. Выйдем в четверг, к вечеру ближе. Если лазутчик тут есть, и решит их предупредить, так вперед нас не успеет, даже если по реке поплывет. Людей начинайте готовить в четверг с утра, но тихонечко. Без шума.
— Верно, — согласился Рене.
— Умно, — сказал Роха.
— Да, так и сделаем, — сказал Бертье.
— Если мы их на переправе не сможем поймать, так будем скорым шагом отступать, ты Еган, жди гонца, тогда хватай все, что подороже. Бери госпожу, сестру, племянниц всех, мужиков со скотом тоже собирай и беги к Малену. За городскую стену.
— Ясно, господин, — кивал серьезный Еган.
— А вы, Бертье, возьмите десяток людей, всех конных, собак возьмите, словно на охоту собрались, и скачите завтра поутру к реке. Смотрите лодки, берег их, смотрите кострища, или скопление лошадей пасущихся, или телеги где увидите. Только так, чтобы вас с того берега не видели, все тихонечко делайте.
— Я понимаю, кавалер, — кивал Гаэтан Бертье. — Уже делал я такое.
— Отлично, а в четверг к вечеру навстречу мне пошлете гонцов, чтобы знал я, куда мне нужно идти, к лесу или к острову.
— Я понял, кавалер, — говорил ротмистр. — Я все сделаю, не волнуйтесь.
— Готовимся, господа, но так, чтобы не было этого видно со стороны, — сказал Волков.
Внешне он был абсолютно спокоен. Он хотел, чтобы все видели, что он спокоен и знает что делать.
И ему было отрадно видеть, что господа офицеры, когда расходились, шутили даже. Конечно, шутил весельчак Бертье, Шутил он над Еганом, который был чересчур серьезен. И все смеялись, даже сам Еган.
Глава 44
Все делали тихо, без шума. Так, чтобы никто и не догадался, что готовится поход. Просто во вторник собралось десять телег и мужики, а не солдаты, поехали в них на юг, к южному полю. Мало ли куда мужики едут в сентябре на телегах. Может не все с полей вывезли. В условном и тихом месте у глубокого и длинного оврага, почти на половине пути до реки, телеги встретили солдаты из людей Бертье, там встали лагерем, распрягли лошадей, и мужики вернулись домой. Потом туда же привезли еды для двухсот пятидесяти людей на четыре дня, и кое-какое оружие. И в тот же день туда пришли люди ротмистра Брюнхвальда.
А Еган тем временем вовсю сбывал оставшуюся
Купцов понаехало — как мух налетело. И с Малена были, и с востока, из-за реки приплывали, из Фринланда, и даже какой-то купчишка с севера из самого Вильбурга сюда добрался. Все хотели зерна купить, видно, слух пошел, что управляющий в Эшбахте дурень, торговаться — не торгуется, берет сколько дают. Одна беда была, купчишки зерно покупали, да вывезти не могли, в дереве ни у мужиков, ни у господина, ни подвод, ни лошадей не было. А баржи на реке не укупишь: и фрахт осенью дорог, да и не было на реке свободных барж. Осень же, урожай, все при деле. Так что Еган все распродал, деньги собрал, а зерно так и лежало в амбарах. Купцы ему за то выговаривали. Но управляющий просил купцов обождать, так как подводы все при деле, последнее с полей забирают.
А господин Эшбахата и офицеры его были на вид праздны и беспечны, и часто пили. Господин появлялся в деревне и на реке у Амбаров в одной рубахе, словно с постели встал только что. И случилось так, что ехал иной раз по деревне на коне и был при том босой, как мальчишка, что на пастбище едет, или словно мужик простой.
Во вторник все офицеры с господином пришли на открытие трактира. И пили там весело, трактирщик их угощал.
А на следующий день завершилась жатва, брат Семион ходил по Эшбахту и хвалил всех, говорил, что Бог мужиками доволен, послал им урожай, так как они трудолюбивы, а значит и господин ими доволен будет. Мужики от этого были веселы, урожай удался, а раз господин доволен, значит, по старинному обычаю, господин должен устроить им фестиваль с пивом, хоть упейся, жареным мясом и пирогами. А для девок и детей пряников купить медовых.
Господин это сам лично обещал, все слышали.
И управляющий подтвердил, что фестивали будут.
Но вот вдруг в четверг, еще до обеда, вместо подвод с пивом, и всем остальным нужным для праздника, в Эшбахте стали собираться добрые люди при доспехе и железе. Собирались, строились и бодрым шагом уходили на юг отряд за отрядом. И офицеры были при них. Первым уехал ротмистр Роха и за ним ушли его пятьдесят стрелков. Потом был большой отряд счастливого жениха ротмистра Рене. Бабы, дети и праздные мужики выходили из домов, смотрели на солдат. Купчишки, что сидели и ждали зерна, тоже выходили из трактира, начинали волноваться.
— Неужто война у господина Эшбахта? — спрашивали одни у других.
— Да нет, солдаты без обоза идут, — в слух размышляли другие.
— Может рядом, где дело будет, может с соседями рядиться надумал. Идут одним днем.
— Нет, — догадывались самые умные, — обоз вперед ушел, вот поэтому нет ни телег, ни коней в Эшбахте.
В общем, полетело по деревне слово, и скоро добралось до господского подворья. И там дворовые поначалу, а потом и все уже так и говорили: «Война».
В доме тревога, хлопоты, у баб глаза на мокром месте. Сестра Волкова, госпожа Тереза, дура, молится и молится. Молится и всхлипывает. Кавалер на нее взгляд бросит, мол, прекратите, она вроде притихнет, а потом все по-новой. Жена сидит, надулась, молчит. Радуется, наверное, что муж на войну уходит. Но спрашивать о том не желает. И радости не показывает. Мужики дворовые выносят из дома ящик с доспехом, вино, корзину со съестным. Оруженосцы грузят в телегу ящик с оружием господина, сами серьезны, молчаливы, надевают ратный наряд. Уже напялили стеганки, бухают по полу тяжелыми сапогами. Потом пришел Максимилиан, смотрел новый красивый штандарт. Готовил его.