"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

— Госпожа Ланге, а не знаете ли вы, что с госпожой Эшбахт?

Бригитт, не поднимая глаз от еды, кротко отвечала:

— Дело то обычное.

Сказала и замолчала, дальше поедая пирог.

— В чём же обычность его? — не отставал от неё Волков.

Она же, набрав полную ложку великолепного пирога, произнесла:

— Супруга ваша, кажется, обременена.

И после этого красавица отправила ложку в рот. А вот он свою ложку бросил. Ему стало не до пирога.

Первое время Волков сидел, словно не понимая сказанных ему слов. Смотрел на с удовольствием кушавшую

Бригитт, смотрел на всё ещё удивлённых Максимилиана и Увальня и лишь после осознал смысл сказанного. Кавалер встал:

— Извините меня, господа.

И быстро, насколько позволяла нога, пошёл за женой. Он нашёл её в их покоях. Элеонора Августа сидела на кровати и рыдала. Салфетка, испачканная рвотой, валялась подле.

— Что, вы довольны? — снова воскликнула она, увидав его. — Добились своего?

Он присел рядом, взял её влажную руку и не отпустил, хоть она и пыталась её отнять:

— Госпожа моя, смею ли я надеяться, что сбылось то, о чём я мечтал?

— Сбылось, сбылось, — всхлипывала жена, и от неё пахло рвотой. — Кровь уже месяц как должна была прийти, а всё нет.

Он погладил её по голове, словно маленькую, и говорил ласково:

— Отчего же вы плачете? То радость всем.

— То радость вам, а меня мутит каждое утро, а вы всё ходите к другой женщине спать. А ещё воюете беспрестанно, уж лучше охотились бы, что, другого дела для вас нет, кроме войны? Родственники на вас злы, герцог на вас зол. Чего же здесь радостного?

Он снова погладил её по голове, а после и прижал к груди:

— Для меня это большая радость. А воевать — то дело моё, и вы исполняйте то, что вам Богом велено.

— Велено! Есть я хочу, а как сяду, так мутит, — воскликнула жена.

— Путь к моим победам тоже труден был. Но я всё предначертанное исполнил и награду великую получил. Теперь меня славят везде. Так и вы, родив чадо, будете вспоминать свои трудности с улыбкой.

Она тут вытерла слёзы, стала трезва и спокойна:

— Хочу, чтобы больше не воевали вы, то чадо вам нужное, так при мне больше будьте. Хочу, чтобы к подлой Бригитт вы больше не ходили. И вообще, чтобы гнали её от дома. Погоните? Обещайте!

Волков опять погладил её по голове:

— Воюю я не по своей воле, а по чести. С войной не знаю, как закончить.

— А подлую от дома погоните? — с надеждой спросила жена.

— Нет, надобна она мне в доме. Для хозяйства.

— Знаю я, зачем она вам надобна! — закричала Элеонора Августа. — Коли для хозяйства, так пусть за стол с нами не садится и пусть в холопской спит.

Волков встал и сказал холодно:

— Кричать вам не надо, я ещё ваши прежние заслуги не забыл. Вашу неласковость и небрежение тоже помню. И то, что я живой и с вами говорю, так то заслуга госпожи Ланге, не то отравил бы меня подлый любовник ваш.

Он подошёл к двери:

— Пришлю вам монахиню, скажете ей, что кушать желаете.

Госпожа Эшбахт завыла навзрыд, закрыла лицо руками и упала на подушки.

Вот, вот и свершилось то, о чём он грезил, приходя к нелюбимой жене за супружеским долгом. Теперь счастлив ли он? И близко того нет. Раньше он делал своё

дело, мечтая об этом и не думая о том, что это только первый шаг. Бремя — это только первый шаг. Теперь нужно, чтобы его злая и глупая жена ещё выносила плод. Дальше — родила. Дальше — родила мальчика. Дальше — чтобы мальчик ещё был здоров. И тогда можно быть счастливым? Нет, конечно. Кругом враги, и мальчика будет ждать жизнь воина, а значит, одним сыном дело заканчивать нельзя. Нужен ещё сын, а лучше два. В общем, ему ещё придётся много раз приходить к жене. И хочет она того или нет, ей придётся его принимать. Принимать и рожать, рожать мальчиков и девочек, пока Богу это угодно. Девочки ему тоже будут нужны. С недавних пор кавалер это понимал.

Он вернулся к столу и сел на своё место. На столе уже были сладости: изюм, колотый сахар, сушёные абрикосы, разные, уже чищеные, орехи и сыры. Слуга разливал в стаканы розовое, сильно разбавленное вино.

Монахиня, что была, видимо, тут домоправительницей, спросила:

— Господин желает чего-нибудь?

— Жена моя беременна, пошлите кого-нибудь спросить, что она желает, — ответил Волков, сгребая с подноса орехи и прочие сладости.

— Если ваша жена беременна, — произнесла монахиня, — то, может, к ней послать мать Амелию, она лучшая в городе повитуха?

— Повитуха? — Волков задумался.

— Мать Амелия знает всё о родах и беременностях, знает все лекарства и снадобья, что надобны обременённым, — уверяла монахиня.

— Что ж, зовите её к жене, та рыдает и её мутит. Эта мать Амелия тут или за ней нужно послать?

— Мать Амелия состоит при доме епископа, за ней никуда посылать не нужно.

Волков молча кивнул, а когда монахиня ушла, то он сказал:

— Госпожа Ланге и вы, господа, прошу вас пока о том, что вы узнали, никому не говорить.

— Конечно, кавалер, — сказал Максимилиан.

— Да, кавалер, — сказал Увалень.

— Как вам будет угодно, мой господин, — фамильярно и с некоторым запозданием ответила Бригитт.

По её тону и поведению Волков понял, что красавица недовольна всем происходящим.

Он не успел ещё доесть и допить, как пришёл посыльный от бургомистра и сообщил, что его скоро будут ждать на главной площади. Кавалер обещал быть.

Глава 22

Теперь Фердинанд Фейлинг, увидав Волкова, уже не смущался, как вчера, а смело пошёл к нему, сам протягивая руки:

— Друг мой, как я рад, как я рад видеть вас, уже возьму на себя смелость и заранее назову вас родственником.

— Здравствуйте, друг мой, — Волков ему кланялся.

А глава дома Фейлингов уже брал руки госпожи Эшбахт и целовал их, хотя та и улыбалась ему весьма натужно.

Изабелла Фейлинг тоже улыбалась, низко приседала в книксене и кланялась Элеоноре Августе, чуть не задевая ту своим замысловатым головным убором. Элеонора Августа тоже была радушна, хотя и не так, как госпожа Фейлинг, она всегда помнила, что она дочь графа и родственница герцога, а не какая-то там горожанка. Но всё-таки улыбалась и также называла Изабеллу родственницей.