Иноки – воины России: шаги в бессмертие
Шрифт:
Литовский плен
Набеги тевтонов и литовцев были для селян не меньшей напастью, чем Ордынское иго. Там хоть ордынские законы поддерживались ханами и мурзами, зачастую бродяжьи шайки ими же уничтожались. А вот налеты меченосцев, а потом тевтонов были куда опаснее.
В селе кто-то успел ударить в тревожное било. Отчаянный звон разбудил селян с опозданием. Деревенские пахари непроизвольно, в гневе безнадежности оказали сопротивление. Один из мужиков простым крестьянским топором разбил шлем налетчика, удар пришелся по виску. Убитый оказался сыном предводителя. Озверевшие бандиты, возглавляемые тевтонским рыцарем, учинили жестокую расправу, перебили всех мужчин. Спалили и семейный дом Данилы, главу семьи зарубили мечами, а жену и детей забрали в полон.
Предчувствуя грядущую смерть, отец Данилы, Михаил, обхватил лицо парнишки холодными ладонями и заговорил
– Смотри на меня! Глаза в глаза! Слушай и запоминай в душе и сердце, поклянись самой страшной клятвой. Затаись! Не показывай свои ратные умения. Потом, в нужное время глухой ночью перережь охрану и спаси мать, братьев и сестер. Чую, меня убьют. А ты сделай вид, что покорился, что слаб, немощен. Поплачь, погорюй по-детски по моей кончине. Пусть гудит большим колоколом у тебя внутри мой родительский и Божий наказ – отомсти и спаси семью, заклинаю тебя!
Отец умер кротко и покорно, вышел к грабителям безоружным, со склоненной головой, в надежде, что жену и детей не тронут – ведь они —дорогой товар для продажи. Когда длинный литовский меч с широким лезвием с хрустом вошел Михаилу в верхнюю часть живота, он все же успел посмотреть в сторону Данилы ясным предсмертным взглядом, передавая ему остатки жизненных сил.
Бандиты завершили свое черное дело к рассвету. Ранним утром погнали связанных пленников на запад. Спешили уйти от дружины псковского посадника. Прошли трое суток безжалостным маршем. Кнутами из крепкой бычьей кожи нещадно хлестали пленных – знали, псковские ратники могут пойти по следам, и тогда их ждет мучительная расправа. Таких наемников в плен не брали. В этой гонке четверть пленных – двадцать человек не выдержали, упали на родную землю и были добиты бандитами.
Даниле в ту пору было 13 лет. Несмотря на юные годы, он хорошо усвоил уроки княжича Галицкого – метко стрелял из лука, стал хорошим мечником, убойно метал копье. Об этом не знали немногочисленные охранники, сопровождавшие несколько полоненных семей, женщин и детей в жестокий тевтонский плен. Юный Данила вел себя покорно, безропотно сносил побои и издевательства, нарочито громко плакал, когда его пинками погоняли в дороге. Только мать всей душой прочувствовала, как с холодной, тщательно скрываемой страстной ненавистью подросток готовил страшную месть. В одну из ночей, когда до тевтонской крепости остался всего один дневной переход, когда холодным смертным дыханием повеяло тевтонское рабство, пришла пора мести. В предрассветное время, как это часто бывает, тяжелый сон сделал бесчувственными самых крепких бойцов. Даниил освободился от небрежно завязанной пеньковой веревки, завладел мечом, луком со стрелами. Ему потребовалась всего минута для того, чтобы пятью стрелами поразить всю охрану – пятерых заснувших стражников, хлебнувших перед сном хмельной браги. Стрелял в упор, в открытые шеи. Потом добивал копьем и мечом, хладнокровно, с непонятно откуда взявшимся умением. После этого так же не спеша разбудил мать, двух младших братьев и двух сестер, оседлал всех лошадей, пристроил торбы с едой на дорогу, собрал все оружие и увел всех лошадей охранников лесными узкими извилистыми дорогами. В дороге накрепко внушил матери, братьям, сестрам – никому не рассказывать о том, как были уничтожены пятеро охранников.
Выручили захваченные лошади, на которых усадили мать и девочек, закрепили тюки с едой и оружием. Через четыре дня бесконечной гонки по лесным тропам в изматывающем страхе погони беглецы были в Пскове…
Данила в сердце Орды
Псков встретил беглецов холодно, даже враждебно. Не выручало и то, что Прасковья и Данила с братьями рассказывали о гибели деревни, о негаданном ночном освобождении незнакомыми ратниками. Им не поверили. Даниле удалось продать за полцены угнанных лошадей и семья смогла купить небольшую избу в деревне Чернуха в трех верстах от Пскова. Там удалось закрепиться, благо попались доброжелательные соседи. Да и священник, крепкий еще старец Серафим, взялся помогать семье в делах житейских: поспособствовал выделению земельного участка, с семенами. Наконец, Данила стал у плуга, в нем быстро укрепился невидимый стержень главы семьи. Он рьяно взялся за хозяйство: в первый же год поселения засеял большой участок неприхотливой рожью, благо семена выделил сам священник. И не прогадал. В засушливое лето почти вся засеянная односельчанами пшеница сгорела, только рожь и выручила. Всей семьей собрали серпами урожай. Свезли рожь на мельницу и получили отличную ржаную муку на всю зиму. Научился с братьями ловить бреднем рыбу в соседней речушке. Каждый вечер, несмотря на усталость, кровавые мозоли на руках, Данила брал хорошо припрятанный лук со стрелами, кривой степной меч, щит, копье и упорно тренировался в просторном сарае,
Псков и Новгород не знали оккупации, не испытали на себе могучую военную силу Орды. Но рука захватчиков дотянулась и до псковщины. Сильна была Орда и взимала ежегодно дань серебром, товарами, людьми. Подлые псковские бояре и воеводы во всем потворствовали захватчикам. Воинский навык Данилы не стал секретом для бояр, искавших рекрутов для ордынского войска. Когда ему подступал семнадцатый год, группа конных дружинников из Пскова приехала в Чернуху с одной целью – забрать крепкого паренька на бессрочную воинскую службу в ордынское войско. Руки ему сразу на всякий случай повязали и предупредили:
– Будешь сопротивляться – спалим дом и заберем в псковскую казну все имущество.
В те страшные для Руси времена русские рекруты в рядах монгольских армий сражались в далеком Китае, брали штурмом огромные, населенные сотнями тысяч жителей, окруженные толстыми стенами города в Малой Азии. Немало из них несли сторожевую службу в Афганских горах, погибали в засадах в горных ущельях непокорной Грузии, отбивались от косогов (предки современных абхазов) – гордых конников, облаченных в крепкие кольчуги.
Вся ордынская пехота, как и конница, была поделена на десятки, сотни, тысячи, корпуса в десяток тысяч. Везде десятками, сотнями, тысячами командовали избранные воинами командиры. Никакой чингизид не мог стать воинским начальником, если его не избрали воины. Так говорила Яса (главная книга наставлений Чингиз-хана). И никто не смел ее нарушать. В этом была огромная сила монгольского войска.
Монголы берегли как зеницу ока свою конницу, состоящую из монгол и татар, но с набранной на покоренных землях пехотой не церемонились. Везде в первых рядах, на самых опасных участках стояла разноплеменная пешая рать, скрепленная страхом смерти за любое нарушение приказа, за любую попытку сберечь свою жизнь. Если с поля боя сбегал один воин, казнили весь десяток, трусил десяток – истребляли всю сотню.
Данила верил в свое предназначение, легко и внешне беззаботно, без лишних трагедий влился в воинскую учебу. С первых же дней воинских тренировок показал свои умения стрелять из добротного степного лука, умело отбивал удары монгольской сабли, ловко орудовал копьем. Глава учебного отряда, где новобранцев обучали военному ремеслу, кипчак Бердибек с начала обучения выделял его и ставил в пример остальным рекрутам. Пришедший проверить обучение воинов тысяцкий Маматкул остановил тренировочный бой, пристально глядя на Данилу вытащил свою саблю и сам испытал будущего ратника. Для этого молчаливый Бердибек передал ему собственное оружие. Данила ни одного удара не пропустил и заставил его изрядно попотеть, вращаясь вокруг соперника словно бабочка вокруг лакомой добычи. Тысяцкий, изрядно вспотевший и разозленный, использовал в конце концов преимущества своей гибкой сабли дамасской стали и хитрым приемом, воспользовавшись способностью прочнейшего клинка пружинить и изгибаться, выбил из руки Данилы его тяжелую саблю. Но и здесь Данила не оплошал. Длинным кувырком обошел стальной наступательный круг сабли противника, перевернулся через голову и легким движением ухватил рукоять выбитого оружия. Этому приему его обучил лучший мечник западной Руси, князь Михаил. Маматкул расслабленно махнул уставшей рукой, вложив саблю в отделанные серебром ножны. Посмотрел исподлобья на Данилу, удивленно зацокал языком и приказал Бердибеку на кипчакском:
– Этот гулям скоро будет в первой сотне моего тумена. После первого успешного боя назначь его десятником, а там посмотрим, начну обучать его конному строю. Нам такие гулямы очень нужны.
Маматкул развернулся и косолапо переставляя кривые ноги направился к своему боевому черному, с коричневым отливом скакуну.
Данила с трудом привыкал к питанию, установленному в монгольской армии. И всадников, и пеших гулямов во время походов кормили вяленым мясом, густо просоленным и выдержанным в специально устроенном подседельном пространстве. Еду запивали кумысом. Во время стоянок варили шурпу из баранины, заправленную ржаной мукой с добавлением степных трав. Питание было добротным, но однообразным. Благо армию Орды кормили многочисленные покоренные народы. И еще одно отметил про себя Данила. Все монгольские всадники старше тридцати лет страдали подагрой. Пешком они передвигались косолапо и неловко. Зато всадниками были отменными. Если надо и спали на ходу. Особое восхищение вызывали монгольские лошади. В скорости передвижения они уступали лошадям российских, кавказских пород. Зато эти кони были до фантастических пределов неприхотливы. Зимой они могли выковыривать из-под снега остатки прошлогодней травы и питаться даже прелыми листьями. Незаменимы они были в бою, передвигались быстро, послушно. Каждый монгольский конник, ведя за собой две-три заводные лошади, мог за день преодолевать расстояние в сто двадцать верст!