Иной цвет
Шрифт:
– Скоро. Сегодня утром ты будешь дома!
– улыбнулся я ей.-А где же ты жила?
– Теперь? Или давно?
– Где тебя прятали?
– Под полом у брата Диомида. Там есть маленькая комнатка. А двери из толстых-толстых белых досок. И еще там Оля была. Она там еще раньше меня жила. Мы с ней в куклы играли или вышивали. Но ее брат Диомид с миром отпустил домой, и я осталась.
– Страшно было?
– Скучно... Да и страшно, когда брат Диомид свет выключал.
До заросшей дороги мы по кругу не дошли метров пятьдесят.
Еще не поравнявшись с нами, мотоцикл остановился...
С заднего сидения мотоцикла соскочила девушка, остановилась, замерла, глядя на нас.
Мотоциклист покатил к шумному сеновалу.
– Это Лариса,-глянув на меня, спокойно сказала Женя.-Моя сестра.
Я и так видел, что это Лариса.
Она бежала к нам.
– Женька!! Женя!..-побледнев, закричала она.-Неправда! Неправда!..-подбежала, схватила ее в объятия.
А девочка улыбалась и не по-детски сдержанно смотрела на Ларису, Сквозь ее наивную доброту и спокойную улыбчивость просвечивало все ее непонимание невероятности происходящего: очевидно, она всегда была уверена, что такая встреча произойдет,
Я только теперь обратил внимание, что Лариса в ярко-зеленом, с изумрудными отливами платье. Да, волосы у ней каштановые, золотисто-умбровые. Цвет лица-нежно-персиковый. А глаза!.. Зеленые, каких я никогда не видел. Зеленые, небесно-зеленые,- такой иногда бывает средина весенней зари...
У меня снова возникло такое ощущение, как будто я только что вернулся домой из далеких и долгих странствий.
– Лариса,- сказал я,- когда ты подбежала, я вспомнил, что ты говорила мне о ней, о Жене. А до той минуты и не догадывался, что это именно она и есть.
– Что говорить... Ведь мы считали, что она утонула. Ах, Женя, Женя! А как мама узнает?..
– Ее надо подготовить,-сказал я.-Вначале надо сообщить вашему отцу.
Приехала медицинская машина, а за ней милицейская. Из широченной двери пепельно-черного сеновала вышел и побежал к машине Руслан. Я его даже не сразу узнал, видя его в обычных одеждах.
Мы направились к сеновалу, где перед дверью уже стояли две автомашины, мотоцикл и толпилось немало народу.
Навстречу нам быстро шагал высокий, строгий человек. Из-под его плаща виднелись краешки белого халата.
– Вас как зовут, девочка?-спросил он.-Женя? Как вы себя чувствуете?
– Хорошо,-пожав плечами, тихо проговорила она.
Врач горько усмехнулся.
– Ну, пойдемте, Женя, в машину,- сказал он.- Здесь еще свежо. Скоро мы вас отвезем домой...
Когда мы проходили мимо широко открытой двери диковинного сооружения, я приостановился. Из внутреннего полумрака пустого строения, как бы проявляясь на фоне темного экрана, к обширному проему двери рядом с Горшиным шел Ниготков. Он был уже обычного цвета. Только колени его песочно-серых брюк были мокрыми и поэтому казались черными, будто с заплатами.
Выйдя из сеновала, Ниготков мельком взглянул на меня,
– Жаль,- сказал он,- не удалось мне с тобой по-настоящему побеседовать...
– Побеседуйте, Демид Велимирович, лучше с прокурором.
– Все порушили...-провещал он и неожиданно остановился передо мной, стоял на кривоватых ногах неподвижно, как на деревянных.- Все погубите! Уж и водицы живой испить - нет источника! И ты запомни это - душу в мертвую воду не вдохнешь.
– Вам кажется, что вы мудрый хитрец, Ниготков. Но вы просто помешались: в обмен на жизнь ребенка никогда не напьетесь, Демид Велимирович. Вы уже пили, да только что-то у вас все губы пересыхают.
В глазах его проступила перламутровая муть. Не знаю, было ли ему что сказать. Раньше не говорил. А теперь не было времени. Повернулся он и, будто и не останавливался, потопал за тем дядей, которого я не знал.
Ко мне подошли Лариса и Женя.
Поверх рубахи на плечи девочки был накинут чей-то плащ.
– Мы сейчас уезжаем,-сказала Лариса.-Так врачи решили: в Подлунной Женю у кого-то там уложат спать. Ей это совершенно необходимо, потому что она ночь не спала, да и нервно истощена.
Я видел, как Лариса взволнована и говорит, говорит...
– Совершенно верно,- прервал я ее.- Хотя она вот и улыбается, а ведь устала...
– Да не устала я.
– Не устала!
– вроде бы строго сказал я. А Она все с лету понимала, видела, какая это у меня строгость.
– Вы, Костя,-сказала она, завязывая на груди рукава плаща,-сильней меня устали.
– Это почему же?
– удивился я.- Я ведь взрослый.
– Ну и что,-сказала она.-Я привыкла к тернистому пути, а вы нет.
– Ох, ну и Женя!..-вздохнула Лариса.-Хоть бы ты поскорей стала обыкновенной девочкой.
Мы сели во врачебную машину. Доехали до деревни Подлипки. Там по мосту переехали через реку и скоро были в Подлунной.
В доме полной немолодой женщины - у сердобольной и предельно участливой Татьяны Петровны-Жене сделали какой-то укол, напоили теплым молоком с медом и уложили спать. Лариса уехала на станцию Остинку с врачами, которые должны были вернуться за Женей в полдень. В доме с девочкой осталась одна хозяйка. Татьяна Петровна села у окна вязать-специально, чтоб ее однообразное занятие успокоило и усыпило Женю.
С берега реки я вернулся часа через три. Если б не дождь, краем захвативший деревню, от которого я спрятался под какой-то обширной крышей, где похрапывала одинокая лошадь, я пришел бы к дому Татьяны Петровны в полдень, как собирался. Женя, видно, давно уже проснулась и скучала.
Я увидел ее во дворе. Она сидела на коротком изрубленном бревне, около поленницы в глубине двора. Вначале и не узнал ее, подумал, что это какая-нибудь здешняя, деревенская девочка. Не узнал, может, потому, что солнце не светило, было пасмурно из-за обширной, стороной шедшей тучи.