Иноземец
Шрифт:
— Вам нечего скрывать — вам как народу? Не вызовет ли негодования наличие на Мосфейре атевийского резидента, имеющего доступ в ваши советы?
— Я думаю, для атеви было бы очень полезно изучить наши обычаи. Я бы это поддержал. Я бы со всем жаром отстаивал это.
— Вы больше не боитесь атевийских шпионов?
— Я ведь уже сказал вам — секретов больше нет. Шпионам нечего добывать. Мы живем очень похожими жизнями. У нас очень похожий комфорт и бытовые удобства. Вы бы не заметили разницы между Адамстауном и Шечиданом.
— Я не заметил бы?
— Мы очень похожи.
Брен сомневался, что Сенеди полностью верит ему. Он видел, как тот хмурится.
— Учитывая то, что вы сказали о передаче секретов, — задал следующий вопрос Сенеди, — есть ли еще какая-то важная область, которую вы пока держите при себе?
— Биологические исследования. Понимание генетики. Это — самое последнее и самое трудное.
— Почему это самое последнее?
— Из-за чисел. Как и освоение космоса. Из-за огромности чисел. Мы надеемся, что компьютеры найдут более широкое распространение среди атеви. Разумному существу необходимы компьютеры, нади: сколь ни сильны вы в математике, вам все равно без них не обойтись. Признаюсь, мне не под силу повторить все, что вы делаете в уме, но все равно вам придется использовать компьютеры для выполнения космических исследований, для хранения данных и для исследований в области генетики, как мы это делаем.
— Нумерологи, счетчики чисел, не верят этому. Некоторые из них говорят, что компьютеры вводят в заблуждение и несут несчастье.
— А другие в восторге от них. Я слышал, что некоторые нумерологи сами пишут программы… и критикуют наше оборудование. Они совершенно правы. Наши ученые очень интересуются их мнением.
— Интересуются атевийскими изобретениями?
— В очень высокой степени.
— А что мы можем изобрести? Земляне уже все изобрели.
— О нет, нет, нади, далеко не так. Это очень обширная вселенная. А наш корабль уже однажды подвел нас.
— Достаточно ли обширна эта вселенная?
Брен чуть не сказал «сосчитать невозможно». Но это было бы ересью.
— По крайней мере, она выходит за пределы всего, что мне известно, нади. За любые пределы, которые мы обнаружили с помощью наших кораблей.
— Вот так? Но какая от этого польза?
Время от времени Брен сталкивался с новым для себя атевийским подходом — неизменно ошеломительным.
— А какая польза от земли, нади? Какая польза от всего мира, кроме того, что мы в нем есть? Это место, где мы живем, нади. Его польза в том, что мы существуем. Во вселенной могут быть и более важные критерии, но с нашей точки зрения это единственное, что по-настоящему важно и значительно.
— Вы верите, что некоторые объекты неисчислимы?
Очередная медвежья яма для еретиков. Брен снял с полки готовый неопровержимый ответ, зная, что если на ленту попадут неположенные слова, экстремисты его не выпустят.
— Если некто имеет видение, чтобы увидеть такие объекты, то, я уверен, некто иной сумеет исчислить их.
— А кто-нибудь имеет вселенское
Другая атевийская секта, если не изменяет память.
— Не знаю, нади. Сам я наверняка не из таких.
Чертовски плохо, если Сенеди верит нумерологам. Но даже если не верит — все равно невозможно угадать, что может этому Сенеди понадобиться по политическим соображениям. Хорошо бы уже выбраться с этой линии допроса.
— Еще чаю? — спросил Сенеди.
— Спасибо, нади, у меня еще есть.
— Подозреваете ли вы врага во мне лично?
— Не знаю. Очень надеюсь, что нет. Я нашел ваше общество приятным и надеюсь, что так будет и дальше.
— В моей позиции нет ничего личного, нанд' пайдхи.
— Верю. Не знаю, чем я мог бы обидеть вас. Разве что ненамеренно.
— Поймите, ересь здесь не является обвинением. Сам я считаю все это манипулирование числами полной и примитивной глупостью.
— Но магнитофонные ленты можно монтировать.
— Как и телевизионные записи, — парировал Сенеди. — Сегодня вы снабдили Табини-айчжи весьма обильным материалом.
Телевидение? Брен совсем выпустил его из памяти — так потрясло его письмо Табини. Но теперь, когда Сенеди произнес эти слова, Брен начал разлагать интервью на составляющие и сопоставлять с письмом — все эти невинные личные вопросы о нем самом, о его жизни, его ассоциациях.
Обман. Меня обманул единственный атева, которому я доверял абсолютно, которому доверил свою жизнь. Обманул айчжи, который добросовестно выполняет все соглашения с человеческой цивилизацией.
Табини вооружил меня против убийц — а в свете этого письма я не могу доказать, что это не были убийцы, подосланные самим Табини. Табини подарил мне пистолет, который можно найти и проследить по отметкам на пулях.
Но когда я пустил его в ход и пролил кровь, Банитчи дал мне другой пистолет. Вот этого я не могу понять.
Хотя, возможно, Банитчи и сам не понимал тогда и просто совершил лояльный поступок, не подозревая о заговоре. Все расчеты вариантов замыкаются в порочный круг — а теперь пистолет Банитчи исчез из-под матраса, теперь, когда они могут что угодно сфотографировать, подложить любую улику, а заводские номера вписать потом… Брен знал по крайней мере некоторые из трюков, которые противник может пустить в ход. Он их изучал. Администрация заставляла его изучать эти фокусы, пока у него голова не начала пухнуть, но он не хотел верить, что эти знания ему когда-нибудь пригодятся.
Только не в делах с Табини!
Не в делах с человеком, который мне доверял, который рассказывал мне государственные секреты, а я, из уважения к этому человеку, не передавал их на Мосфейру…
— Сколько людей живет на Мосфейре? — спросил Сенеди.
— Вы уже спрашивали, нади. Около четырех миллионов. Четыре миллиона триста тысяч.
— Мы будем повторять вопросы время от времени, просто для уверенности… В это число входят дети?
Вопрос за вопросом — потом о поддержке железнодорожной системы, потом о тех вето, которые накладывал его предшественник, об электростанциях, о плотинах и шоссе, об экологических исследованиях на Мосфейре и на материке.