Инсайт. Книга 2
Шрифт:
Монастырь и пейзаж вокруг начали блекнуть, и иллюзия пропала, а Мориус оказался перед высокими серебристыми вратами. «Так вот как они выглядят», – подумал лорд и, выставив вперед руку, смело шагнул в неизвестное будущее.
Глава
3: Любовь, душа, разум
К возвращению Евы и Дария дом лорда был полон людей. Следователь и похоронщики приехали быстро. Мадрука разоружили,
После разговора с Мадруком Стром не мог скрыть нервозность. Беседуя с капитаном тет-а-тет, наемник сообщил, что стал жертвой шантажа, но в последний момент все же передумал убивать лорда. И не стал бы делать этого, если бы в дом внезапно не заявились друзья доктора. Сначала капитан не поверил ни единому слову убийцы, не желая осознавать фатальность произошедшего. Однако чем больше думал об этом, тем сильнее ощущал надрыв в душе. Ведь если бы они не встретили Вормака в таверне, братья не сыграли бы партию в шахматы и не узнали, что их разделение невозможно. Шут не расстроил бы Еву, и они не поехали бы к Мо, минуя ее дом. Не встретили бы Мадрука, и тот не застрелил бы лорда.
Вернись они хотя бы на пару минут позже, Мо остался бы жив.
Стром чувствовал себя отвратительно. Главное – не проболтаться о череде этих случайностей Еве, иначе она никогда не простит себе просьбы отвезти ее к лорду немедленно.
В дом на холме друзья вернулись уже днем, пребывая в самом мрачном расположении духа. Еще ночью все было хорошо: своей малочисленной, но бодрой командой они причалили к берегу, собираясь днем навестить Мориуса. И что же теперь? А теперь лорд мертв, Висмут ранен и находится в больнице, а Шут заливает горе в кабаке. Из живых и почти здоровых остались лишь Стром и Ева, да практически незаметный Шерл, прячущийся у нее в капюшоне. Дарий же в качестве сопровождающего всегда маячил рядом с некромантом.
Что касается почти здоровых. Оставшиеся в живых физически были целы, кроме Висмута, но души их отчаянно кровоточили. Тому, кто остается, всегда тяжелее, чем тому, кто уходит. Стром переживал потерю старого друга и учителя и с болью в сердце осознавал злой рок сложившейся ситуации, однако мыслями своими ни с кем поделиться не мог. Кроме того, он переживал за раненого Висмута, которого собирался забрать к вечеру на корабль и выхаживать лично, и за Еву, которая страдала из-за потери общего друга и неразделенной любви. Стром не только сочувствовал названной дочке, но и страшно беспокоился за нее, размышляя о том, как недавние события могут отразиться на ней, ведь Ева – носитель темного дара. С тех пор, как друзья узнали, что Ева – некромант, они старательно оберегали ее от всего, что могло бы поселить у нее в душе хоть каплю зла, но теперь… Стром не на шутку испугался того мимолетного взгляда, который Ева, уезжая, бросила на Мадрука. В этом взгляде отчетливо читалась ненависть, а вместе с ней ярость и непримиримая жажда мести. Это повергало капитана в ужас. Вместе со всеми этими думами он беспокоился за братьев, а в особенности за Килана, другом которого и являлся в первую очередь. Несомненно, тот придет в себя и научится жить со своей потерей, но сейчас капитану не хватало присутствия этого, как оказалось, самого серьезного шута на свете.
Конечно, было и чему порадоваться – скоро Эмпорий, на котором Вормак
Дом Евы внутри было не узнать, и, увидев то, что с ним сотворил лорд, она расстроилась еще сильнее. Да, было красиво и уютно, но теперь все в нем будет напоминать о погибшем друге.
– Стало даже лучше, чем было до пожара, – заметил Дарий.
Ева согласилась с ним, но лицезреть устроенную Мориусом красоту без него самого было тяжко.
Совершенно вымотанные физически и морально, Ева и Стром проспали до самого вечера. Шерл в этот раз устроился на подушке рядом с ней, а Дарий остался в холле и, сидя в кресле, привычно наблюдал за языками пламени в камине.
Проснувшись, Ева обнаружила Строма накрывающим на стол, однако, несмотря на аромат, исходящий от подогретого пирога, отказалась от завтрака и даже от чая.
– Ты должна поесть, – уговаривал ее Стром. – Кто не ест, тот теряет силы. А мы с тобой уже сутки голодны.
И это была правда. Последний раз друзья ели на борту «Провидца».
– А зачем мне силы, Стром? – расстроено спросила Ева. – Из-за них в голову лезут разные мысли, а мне хочется перестать думать.
Дарий понимал ее. Ему тоже хотелось остановить поток мыслей, которые мучили его, но сделать это было крайне трудно. Глядя в огонь, призрак думал о Мориусе, задаваясь главным для себя вопросом: какую же тайну унес лорд с собой в могилу? Да, призрак понимал, что правда об Электе не поможет ему освободиться от плена этого мира, но, по крайней мере, это избавило бы его от излишних терзаний.
С трудом отвлекшись от собственных дум, Дарий присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Ева, и легонько коснулся ее плеча, ища глазами поддержки у Строма.
– Знаешь, о чем я мечтаю сейчас? – спросил призрак. Он понимал состояние подруги, но также знал, что, отказываясь от еды, Ева может навредить своему здоровью.
– О чем? – без интереса спросила она.
– Выпить горячего чаю! – улыбнулся Дарий. – Очень хочу, но не могу! Досадно! – он развел руками. – Пожалуйста, сделай это ради меня.
Уговоры Дария сработали, и Ева приняла из рук Строма большую кружку с горячим травяным напитком. Это возымело эффект, и капитану даже удалось скормить ей кусочек капустного пирога.
Далее капитан озвучил намерение забрать Висмута на судно, однако Ева была против.
– Но почему? – удивился он. – Шляпа со мной, его даже не придется везти на пристань. Я перенесу парнишку на корабль прямо из больничной палаты.
– Потому что тебе потребуется отлучаться за лекарствами. К тому же лекарь из госпиталя должен будет осматривать Виса каждый день, – аргументировала Ева. – Кроме того, ты собирался заняться похоронами Мориуса. И кто тогда будет ухаживать за Висмутом, пока тебя нет?
– И что ты предлагаешь? – нахмурился капитан. – Оставить его в госпитале? Да он там умрет от тоски и скуки.
– Его надо везти сюда, – ответила Ева. – Пока ты улаживаешь все дела, я буду за ним ухаживать.
Стром, зная отношение Евы к Висмуту, искренне удивился такому предложению, однако посчитал его разумным и согласился.
Ева же, понимая, что обязана Висмуту жизнью, хотела хоть как-то облегчить его состояние и не могла допустить, чтобы он проводил дни и ночи один в больничной палате.