Инспектор и бабочка
Шрифт:
Ему нужно выбраться из «Мышеловки». Даже если он не найдет Лали, ему нужно выбраться. Выбраться.
Попытаться добраться до гостиницы и связаться с Жано: молодой детектив, наверняка, теряется в догадках, – куда подевался белый человек из города Сан-Себастьяна? Жано – вот кто поможет ему, но сначала нужно выбраться.
Выбраться.
Икер попятился от окна и случайно задел ногой коробку, в которую еще несколько минут назад безуспешно пытался забросить шары. Коробка перевернулась, и из нее вылетели бенинские кустарные поделки, ненамного отличающиеся от тех, что вынул сам Икер несколько часов назад. Охотники, животные, головы без туловищ и туловища без голов. Нахмуренные боги и веселые божки; женские лица, не особенно
Меньше всего Икер хочет, чтобы девочка пострадала.
Опустившись на корточки, Субисаррета принялся было складывать фигурки в ящик и неожиданно замер. То, что лежало на самом дне поначалу вызвало лишь рассеянное любопытство. Потом любопытство стало более осмысленным и Икеру захотелось рассмотреть несколько предметов, до сих пор скрытых от глаз.
Это тоже были фигурки, но не каменные, бронзовые или деревянные. Тряпичные. Совершенно непрезентабельные убогие куклы размером с ладонь, и где только Лали разжилась этой гадостью, и зачем хранит ее? Субисаррета легко мог представить себе маленьких девочек из затерянной в Сахеле деревни; он легко мог представить дома в ней – приземистые, глинобитные, покрытые слежавшимися пальмовыми листьями. И девочек в этих домах: он сидят на земляном полу и дни напролет мастерят кукол из обрывков бечевки, кусочков ткани, соломы, бусинок и птичьих перьев. Иногда в ход идут кости животных и зола: надо же обозначить лицо, а на лице – глаза, нос и слегка кривоватую линию рта. Маленькие черные девочки заняты самым девочковым делом на свете: они сочиняют кукол и истории про кукол, имеющие мало сходства с реальностью. Впрочем, не только черные девочки грешат этим, но и белые: любые девочки в любой бедной стране, но представить за этим занятием Лали – невозможно.
Кукол было около десятка: они отличались друг от друга лишь выражением лица: кто-то улыбался (задранная вверх скобка), кто-то, наоборот, печалился (опущенная вниз скобка). Кто-то хмурил не слишком аккуратно нарисованные брови, кто-то закрывал не слишком удачно нарисованные глаза. Повертев одно из никчемных существ в руках, Икер обнаружил криво написанную и слегка расплывшуюся букву «А» – прямо посередине прикрытой кусочком органзы грудной клетки. Интересно, что означает эта «А»? Первую букву имени? Девочки всегда сентиментальны и, поскольку куклы – их лучшие друзья, они не могут позволить куклам остаться безымянными.
Вот и эти – совсем не безымянные, кроме «А» имеются еще «К», «S», еще одно «А» и еще одно.
Чем больше Икер вглядывался в кукол, тем более мрачным он становился. Не-ет, это не куклы в классическом самодельном варианте, – не просто куклы. Что-то совсем другое, совсем. О чем и подумать неприятно, учитывая несколько булавок, торчащих из кукольных голов. Булавки были всажены на максимально возможную глубину, и Субисаррета никогда бы не обнаружил их, если бы не стал всматриваться так пристально.
Ассоциация возникла не сразу, но, когда возникла, не очень понравилась Субисаррете. Его прежняя возлюбленная Лусия свято верила в такие штучки, – их часто эксплуатируют киношники, навешивая доверчивым зрителям лапшу на уши; Лусия – верила, а Субисаррета мягко подтрунивал над ней: если это где-то и практикуется, дорогая, то только не в нашей цивилизованной стране.
Вуду, – вот как назывались эти штучки.
Вуду.
Как ни старался инспектор, но смонтировать ясноглазого ангела и тряпичную мерзость так и не сумел. Он даже попытался найти объяснение куклам: какую-то часть времени Лали проводит в Африке, а жить в Африке и не посещать большие рынки нельзя. Молодой детектив Жано сообщил Икеру, что на местном рынке можно найти все, что угодно. Куклы –
Легче от таких умозаключений Субисаррете не стало, напротив, снова навалилась сосущая тоска и ощущение беды.
Нужно убираться отсюда, и чем скорее – тем лучше.
…Коридор встретил инспектора тишиной, а путь к холлу показался намного легче, чем путь к комнате Лали. Стены и пол вели себя почти по-дружески: не сужались произвольно, не удлинялись и не раскачивались. Под ногами Икера чуть поскрипывал дубовый паркет – паркет, а вовсе не зыбучие пески. В невинных литографиях на стенах не было ничего тревожного, и все же Икер пошел быстрее, а потом и вовсе побежал. Он остановился только в холле, середина которого была залита холодным, мертвенным светом. Свет шел от широкого, во всю стену окна, и, при желании, можно было бы разглядеть всю панораму прилегающих к вилле «La Souriciиre» окрестностей. Лишь одно мешало полноценному созерцанию – кожаное кресло.
Такие массивные кабинетные кресла стоят в дорогих домах «с историей», обычно им сопутствуют мягкие пледы, пухлые приключенческие романы и… кошки.
Подойдя чуть ближе, Субисаррета не нашел ни пледа, ни романа, ни кошек, зато увидел Дарлинг. Она сидела, вжавшись в спинку кресла и подтянув колени к подбородку; невидящий взгляд женщины-папоротника был устремлен куда-то вперед, а от всей фигуры веяло такой печалью, что сердце Икера невольно сжалось.
Субисаррета негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание, но Дарлинг даже не обернулась. Выглядит она усталой и какой обессиленной, что могло произойти?.. Чувствуя себя назойливым идиотом, инспектор кашлянул снова, а потом тихо произнес:
– Здравствуйте, Дарлинг.
Легкий поворот головы и легкий кивок – вот и все, чего он удостоился. Странно, что она не удивилась присутствию в доме малознакомого мужчины с другого континента, и не просто мужчины – полицейского инспектора. Беседы с ним были всего лишь неприятной, но необходимой данью ситуации, в которую попала вся ее семья. И вот теперь этот чертов полицейский втерся в ее личное пространство, без всякого приглашения наследил грязными ботинками в ее доме…
Впрочем, ботинки у Субисарреты вовсе не грязные, но дела это не меняет.
– Прошу простить меня… Я вовсе не собирался вторгаться в ваш дом, все вышло совершенно случайно. Лали пригласила меня…
– Вы должны уйти, – голос Дарлинг прозвучал глухо и неуверенно, как будто каждое слово давалось ей с трудом.
– Понимаю вас. Я не должен был принимать приглашение Лали. Но…
– Нет, вы не понимаете. Вы должны уйти, как можно быстрее. Уйти, пока не поздно. Ради вашего же блага, Икер.
«Икер», ну надо же! Девушка, которая так нравится ему, назвала его по имени. Впервые. До сих пор Икер довольствовался безликим «инспектор», что же изменилось? Чем вызвано такое неожиданное потепление в отношениях? Явно не симпатией, как бы Субисаррете ни хотелось думать обратное. Но это не симпатия, нет. Голос Дарлинг бесцветен, он звучит устало. Он устал не меньше, чем ее руки, обвивающие колени, чем опущенные плечи. Яркий и живой папоротник, вместо того чтобы выпустить из своего чрева прекрасный цветок, вянет и съеживается на глазах.
Иллюзия человеческой близости, появившаяся лишь на секунду, тут же погасла, уступив место недоумению. И Икер сказал, может быть, чуть резче, чем хотел сам:
– Я хотел бы кое-что выяснить, прежде чем уйти.
– Я выпущу вас через запасную калитку, и… уезжайте из страны. Немедленно, если хотите сохранить себя.
– Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы бежать под покровом ночи.
– Вы еще не знаете, для чего вы приехали. И меньше всего я бы хотела, чтобы вы узнали. Все не случайно, Икер. Все – не случайно. Идемте.