Инспектор и бабочка
Шрифт:
Ну и собачья работа у вас, инспектор.
Собачья, да.
– Где вы были вчера, в районе четырех часов дня?
– Это важно? В Аквариуме.
– У меня другие сведения.
– Интересно.
– Вы, действительно, были в Аквариуме, это подтверждают члены вашей семьи. Но затем вы расстались, – и?..
– …и я отправился в «Эль Пахарито», я говорил вам об этом джаз-клубе.
– В котором вы выступали накануне ночью?
– Да. У меня была назначена встреча и как раз на четыре пополудни. С одним из друзей владельца, он тоже работает с джазовыми исполнителями. Речь шла о возможных клубных выступлениях
– Участники встречи могут это подтвердить?
– Конечно.
– Хотелось бы узнать их имена.
– Могу назвать только одно, потому что разговаривали мы с глазу на глаз. Луис Альмейдо. Если вам нужны его контакты… У меня сохранилась визитка, она в гостинице.
– Это всего лишь простая формальность, Исмаэль, —
Субисаррета чувствует облегчение и досаду одновременно. Облегчение от того, что Иса непричастен к мутной ирунской истории с Виктором. Досада тоже вполне объяснима: если визитер – не Исмаэль, им может оказаться кто угодно. И найти этого «кого угодно», украшенного дредами и золотом, – проблема из проблем.
– Я могу узнать, что произошло вчера в четыре часа дня? Это как-то связано с убийством в гостинице?
– Это связано с возможным свидетелем убийства…
– И этот свидетель – Виктор Варади?
– С чего вы взяли?
– Вы ведь хотели поговорить со мной именно о нем, не так ли?
– Скажем, рассматривается и такая версия.
– Он показался мне славным парнем. И он был добр к нашим кошкам.
И снова Исмаэля нисколько не взволновало упоминание о Викторе Варади. Но он хотя бы проявляет любопытство, в отличие от опекунши ангела.
– Дарлинг сказала мне, что вы часто бываете в Африке.
– Так и есть. Я родом оттуда. Из Конго.
Еще одно очко в пользу саксофониста: он не стал напрягаться при одном упоминании Черного континента, да и улыбка сожаления больше не тревожит губы Исмаэля: теперь ее можно назвать мечтательной.
– Моя мама очень любила Африку и всегда хотела вернуться. Остаться там навсегда. Всякий раз приезжая туда, я об этом думаю.
– Но все же не остаетесь.
– Это зависит не только от меня. От людей, которых я люблю. Я буду там, где лучше им и приму любое их решение.
Еще один пример безоговорочной преданности клану, состоящему из трех людей и двух кошек. Преданности, залившей корни молодого деревца по имени Исмаэль цементным раствором. Он не допускает и мысли, что все в его жизни может в любой момент измениться. Что если он когда-нибудь полюбит девушку, а та по какой-то причине не понравится Дарлинг или вздорному ангелу? Посягнет на привычный уклад? Субисаррета почему-то уверен: выбор будет сделан в пользу нынешней семьи в ущерб возможной будущей. А если ради двух женщин – большой и маленькой – придется отказаться от карьеры джазового саксофониста?
Исмаэль пойдет и на это.
– Убитый Кристиан Платт тоже… м-м… интересовался Африкой.
– Я знаю массу людей, которые интересуются Африкой, – флегматично замечает Иса.
– Он интересовался искусством Африки. Это то поле, на котором играет один из членов вашей семьи.
– Вы имеете в виду Дарлинг?
– Да. Возможно, это случайное совпадение, что знатоки и любители Африки синхронно оккупировали европейский отель…
– Совпадение и есть. В противном случае… В случае если бы мы встречали этого человека раньше, мы обязательно сообщили бы об этом следствию. Мы – законопослушная семья…
Глава девятая:
гора
24 июля, 19 ч. 45 мин. по среднеевропейскому времени
…Субисаррета подъехал к Кастильо-де-ла-Мота на предпоследнем рейсовом автобусе. Последний пойдет сразу после восьми, и есть немаленькая вероятность, что тот, кому Кристиан Платт назначил встречу у статуи Христа, может оказаться в нем. Воспользоваться машиной он вряд ли сможет, велосипед серьезно не рассматривается, так же как и восхождение на своих двоих, – на него можно убить полчаса, а то и сорок минут (учитывая неспешный обзор окрестностей). Но вряд ли часы «Улисс Нардин» будут безропотно отсчитывать каждую минуту из сорока, они призваны сжимать время для сомнительных прогулочных удовольствий, а не растягивать его до бесконечности.
Субисаррета был почти уверен, что на Ургуль поднимется именно Улисс (так он назвал для себя похитителя купюры из «Папагайос). Роль простого курьера, с которой в свое время неплохо справилась Лаура, ему не подходит – не тот масштаб, не те часы, не та физиономия.
О физиономии Улисса инспектор мог судить предметно: вот уже несколько часов он являлся счастливым обладателем портрета, созданного коллективными усилиями Йонатана и бармена из «Папагайос». По словам бармена, не без гордости озвученным Йонатаном, незнакомец на рисунке получился «как живой», именно этот человек выпил в тапас-баре кофе и снял с доски купюру.
Тип, вызванный к жизни мазилой-растаманом, действительно был примечательным во всех отношениях: с листа бумаги на Субисаррету смотрел мужчина средних лет, с правильными, без единого изъяна, чертами лица. Не то чтобы красивый, но исполненный внутренней силы и человеческой значительности. Его легко можно было бы представить отошедшим от дел суперагентом. Отправившимся на покой не по возрасту, а в силу изменившейся жизненной философии. Так и есть, Улиссу надоело бесконечно спасать неблагодарный, погрязший в пороках мир, и он повесил на гвоздь свою лицензию с правом на убийство. Занялся чем-то совсем другим, прямо противоположным своему прежнему ремеслу, демонстративно противоположным. Судомоделированием или, к примеру, разведением кошек-ориенталов. С трудом отыскал на карте пару мест, где еще не побывал, и съездил туда как турист, с группой школьных учителей. Подтянул языки: пару мертвых и один практикующийся в малодоступных горных районах Северных Анд; в перерывах между решением японских кроссвордов выстроил график прохождения через Солнечную систему кометы Эльста-Писарро и просчитал все возможные, связанные с кометой, риски.
Просчитывать риски – его основное занятие.
Это первое, что пришло в голову Субисаррете относительно Улисса. Вторая мысль, которая посетила Субисаррету: не хотел бы я, чтобы этот человек стал моим врагом.
– Надеюсь, это не преступник, – промурлыкал Йонатан, вручая инспектору портрет.
– Надеешься?
– Если он преступник – тебе его не переиграть.
Несмотря на страсть к марихуане и общую безалаберность, Йонатан – неплохой психолог, и, как бы Субисаррета ни относился к сказанному, его мнение нельзя сбрасывать со счетов. Фанат Тарантино вовсе не пытался наступить инспектору на профессиональную мозоль – просто констатировал очевидное. Вступая в схватку с Улиссом, непонятно, где окажешься. И хорошо бы оказаться там в сознании и без несовместимых с жизнью травм.