Инспектор и бабочка
Шрифт:
– Хорошо. А еще ему нравятся мармеладки, да?
– Все верно.
– Тогда его зовут Виктор.
– Молодец! А откуда ты знаешь про мармеладки? Ты знакома с Виктором?
– Про книжки мы не говорили.
– А про что вы говорили?
– Ни про что, – неожиданно замыкается девчонка.
– Но ты же сама сказала: «Про книжки мы не говорили». Значит, говорили о чем-то другом. Правильно? Может, вы говорили о ваших кошках?
– Он только сказал, что у него была такая же кошка когда-то.
– И все?
– Да.
– Это было
– Нет.
– День назад? Два?
– Наверное.
– А где вы разговаривали?
– Там, где он сидит за стойкой. Я ждала Мо, и она очень быстро пришла. Он успел только сказать про кошек. Спросил, можно ли их навестить. Но так и не пришел.
– А он общался с Мо? Может быть, с Исмаэлем или с кем-нибудь еще? С Хлеем, например?
– Не знаю.
– Надеюсь, вы уже все успели выяснить? – за спиной Субисарреты раздается голос Дарлинг. Так неожиданно, что инспектор вздрагивает.
– В общих чертах…
– Ты оставишь нас ненадолго, дорогая? – это не вопрос и не просьба: приказ. В последний момент русская смягчает его необходимым дополнением, способным заинтересовать любознательную маленькую девочку. – Исмаэль кормит чаек, и ему без тебя скучно. И чайкам тоже.
В присутствии Дарлинг Лали моментально становится тем, кем и должна быть: малышкой, полностью зависящей от взрослых. Малышка безропотно поднимается с кресла и делает несколько шагов в сторону борта яхты; только теперь Субисаррета замечает, что из заднего кармана ее джинсов торчит салфетка. Та самая, которой она вычищала кровь из ушей инспектора. Прежде чем скрыться за рубкой, она оборачивается и подмигивает обоим – и Икеру, и Дарлинг.
– Забавная девчонка, – говорит Субисаррета, как только они остаются одни.
– И не так проста, как может показаться на первый взгляд. Но, кажется, вы с ней поладили. Это редко кому удается.
– Я пообещал ей книжку о частном детективе.
– Книжку?
– Не совсем книжку, конечно. Комикс. Девочка сказала мне, что вы с Исмаэлем покупаете ей комиксы.
– Читать она не особенно любит, но картинки рассматривает с удовольствием.
– Она смышленая. И много чего рассказала мне.
– Вот как?
– Вчера днем вы были в Аквариуме?
– Верно. Мы и не делали из этого тайны…
– А Исмаэль… Он был с вами?
– Какое-то время.
– Какое-то?
– В Аквариум мы пришли вместе, а до этого встретились в городе и пообедали. Потом поглазели на акул и обитателей Большого кораллового рифа, и Исмаэль покинул нас.
– Куда он направился?
– Это так важно?
– Это важно, – уклоняется инспектор от прямого ответа.
– У него постоянные встречи с кем-то из организаторов джазового фестиваля. С администраторами клубов, куда его приглашают выступить… Кажется, вчера была одна из таких встреч. Об этом вы можете спросить у самого Исмаэля.
– Да, конечно. Так я и поступлю. Встретились вы уже в гостинице?
– Вы были свидетелем этой встречи, инспектор. Но, насколько я понимаю, вчерашние передвижения
– Убийство произошло много раньше, вы правы. Но, помимо убийства, имели место еще несколько событий, возможно, не связанных с ним. А если и связанных, то опосредованно. Я ни в чем не обвиняю Исмаэля. Я – друг.
– Чей?
Альваро Репольеса, ставшего Кристианом Платтом, и убитого как Кристиан Платт. Но эти откровения инспектор Субисаррета не озвучит. Во всяком случае, пока.
– Мне бы хотелось быть вашим другом, Дарлинг, – наскоро сочиненная ложь, соскреби с нее верхний слой, окажется правдой. И правда огорчает инспектора, так же как неожиданно возникшее желание переплыть на яхте «Candela Azul» Атлантический океан. Если бы они отправились немедленно, не возвращаясь к пирсу за запасом воды и продуктов, – сколько занял бы переход? Недели, месяцы? В любом случае все это время Дарлинг находилась бы рядом с ним и у них бы нашлось множество тем для разговора, не связанных с Кристианом Платтом, вообще не связанных ни с какими убийствами. Быть может, в какой-то момент Дарлинг перестала бы называть его холодным и отстраненным словом «инспектор» и перешла бы к более интимному «Икер», – кто знает?..
Для этого совершенно необязательно пересекать Атлантику. Достаточно не приставать с неудобными или неприятными, с точки зрения русской, вопросами. Не задевать ее семьи, которая априори выше всяких подозрений. Скорчить из себя милого недотепу-испанца (для приезжих принципиальной разницы между басками, каталонцами и собственно испанцами не существует). Недотепы-испанцы щелкают кастаньетами, наяривают на акустической гитаре, любят порассуждать о сакральности корриды, к месту и не к месту цитируют Гарсиа Лорку и неплохо справляются с амплуа «латинского любовника».
Недотепы-испанцы вспыльчивы, поэтичны, не особенно глубоки и… безобидны.
Будь безобидным, Икер Субисаррета, и, возможно, тебя когда-нибудь назовут по имени. Назовут другом, главное достоинство которого состоит в том, что он не тратит время на поиск истины. А если даже обнаружит истину случайно, предпочтет закрыть на нее глаза.
– Быть моим другом, означает быть другом моей семьи, инспектор.
– С Лали мы почти подружились… Остался только Исмаэль. И кошки.
– И Лали не придумала для вас прозвища?
– А должна была?
– Это ее обычная практика.
– Зато я узнал, как она зовет вас – Мо. Что означает «Мо»?
– Ничего.
– Одну из горничных в «Пунта Монпас» она назвала Раппи и объяснила мне, что это червь. Который не брезгует утащить под землю все, что плохо лежит и недостаточно быстро движется. Маленькую антилопу, например. Или человека по имени Ндиди.
– Лали – фантазерка, я говорила вам.
– Рассуждала она со знанием дела. Выходит, никакого червя-убийцы не существует?