Инспектор и бабочка
Шрифт:
А может, и не совсем в вежливой.
Нет, для встречи нужен гораздо более веский повод, чем консультация по поводу африканских племен.
«БАБОНГО» – вывел Субисаррета на листке бумаги, после чего заключил слово в овал. Затем добавил к овалу несколько острых лепестков, отдаленно напоминающих лепестки хризантемы (привет костяным пуговицам албанки-горничной). Затем наступила очередь стебля и пары стрельчатых листьев, и только после этого инспектор набрал номер Энеко.
– Инспектор Субисаррета, – заявил Икер
– Вы хотя бы иногда смотрите на часы, инспектор? – фраза прозвучала не слишком дружелюбно, но и трубку Энеко не бросил. Уже хорошо.
– Вот черт, я и не заметил, что уже ночь…
– Возникли вопросы?
– Пока только один. Бабонго. Меня интересует все, что вы знаете о племени бабонго.
Фраза, последовавшая после еще одной, на этот раз более продолжительной паузы, удивила инспектора:
– Разве мы не говорили с вами о бабонго?
– Насколько я помню, нет.
– Странно…
– Мы говорили о культе бвити. И о наркотическом растении ибога. О бабонго не было сказано ни слова.
– Тем более странно…
– Что именно?
– Что я не упомянул о бабонго. Ведь бабонго и есть основные носители культа. Это племя пигмеев, живут они в лесах Габона…
– А как насчет того, что кое-кто из этого племени мог оказаться здесь?
– Здесь – это где?
– В Сан-Себастьяне.
– Исключено.
– Исключено?
– Скажем, весьма и весьма проблематично. Бабонго находятся на низшей с точки зрения цивилизационных благ ступени развития, живут исключительно за счет охоты и собирательства. И это – закрытое сообщество.
– Ну, а если предположить невероятное?
– Стоит ли?
– Значит, вы исключаете такую возможность?
– Вы задержали кого-то, имеющего отношение к племени? Я бы с удовольствием встретился с этим человеком. И тогда мы могли бы поговорить более предметно…
– Мы и так можем поговорить предметно. Что еще вам известно о бабонго?
– Тот, кто видел другое, – нараспев произнес Энеко, и Субисаррета почувствовал, что у него заломило в ушах, а по спине побежали мурашки. То же самое он испытал совсем недавно, на борту «Candela Azul», когда маленький ангел напугал его насекомо-звериным рыком. Почему вдруг посреди разговора с Монтойей он вспомнил о Лали?
Лали видит другое.
Она видит в горничной червя Раппи, покойного Кристиана назвала Хлеем (что значит «измененный»), а Виктора Варади – Амади. Значение этого имени пока неизвестно Субисаррете, но, наверняка, оно имеет двойное дно. Лали проникает в суть вещей или в то, что кажется ей сутью, не это ли есть – «видеть другое», скрытое от глаз?
– Э-э… Видеть другое в метафизическом смысле?
– И в метафизическом тоже. И в прикладном. Я уже говорил вам о некоторых обрядах в культе бвити.
– Что-то такое было.
– Одним из главных является обряд инициации. Он сопровождается приемом ибоги и, как следствие, погружением в глубокий транс…
– Я помню. Общение с мертвыми.
– И все такое, включая самые разные божества, – Энеко на том конце провода иронически хмыкнул. – Так вот, пройдя обряд инициации, мужчина бабонго, исповедующий культ бвити, становится баанзи. А это и есть тот, кто видел другое.
– Ясно. Скажите, Энеко, нет ли у… баанзи специфических отметок на теле?
– Вы имеете в виду татуировки и шрамирование? Кажется, вы обещали мне выслать кое-какие фотографии…
– Скину прямо сейчас.
…Субисаррета приехал в Пасахес около четырех. Еще минут пятнадцать ушло на то, чтобы найти нужный причал (идиот-охранник у центральных ворот толком не смог объяснить инспектору, где именно находятся сейчас сотрудники дорожной полиции). Лишь в начале пятого Субисаррета запарковался метрах в двадцати от одиноко стоящего на причале «форда».
Ну, здравствуй, «Thunderbird», вот мы и встретились.
Конечно, встреча с самим Виктором порадовала бы Субисаррету несравненно больше, но, как выражается не чуждый соленого словца Иерай Арзак, «на бесптичье и жопа соловей».
Администратор Аингеру отзывался о «форде» Виктора в самых нелестных выражениях, называл его «дурой» и «развалюхой». Цыганский засранец из Ируна придерживался того же мнения, но Икеру машина чрезвычайно понравилась. Не понравилось ему лишь ощущение, что этот «форд» он видел не единожды и мог с закрытыми глазами воспроизвести любую из линий его корпуса. Впрочем, этому имелось объяснение: окно в квартире Варади с видом на стоянку. В окне шел дождь, и «форд» упрямо мок под этим дождем, не желая убираться – то ли из кадра, то ли из воображения Субисарреты. Единственным отличием был цвет.
Там, в черно-белом окне, «форд» представлялся инспектору темным, в то время как истинный его цвет оказался красным. Об этом Икер тоже узнал от Аингеру, а теперь увидел воочию. Еще одно отличие заключалось в парусине «Thunderbird’а»: в Ируне инспектор наблюдал за машиной с закрытым верхом, но в реальности парусина оказалась опущенной, и перед Субисарретой стоял самый настоящий кабриолет.
С причала, где стоял «Thunderbird», хорошо просматривался порт, доки, судовые краны и другие причалы с судами. Этот же, находящийся в стороне от остальных, был пуст.
В машине дорожной полиции инспектор обнаружил троих: двух молодых парней в сине-желтой форме «policia trafico» и одного штатского – хмурого, плохо выбритого и явно не выспавшегося человека лет сорока.
– Эуфемио Дельгадо, – представился небритый. – Сотрудник администрации порта.
– Не лучшее время для знакомства, да?
– Да уж. Может, объясните мне, что происходит?
– Может, объясните мне, как «форд» оказался на закрытой территории порта? А уже потом я отвечу на все ваши вопросы, – парировал инспектор.