Инспектор и ночь (др. перевод)
Шрифт:
— Не знаю, будет ли здесь удобно, — намекаю, что тут многолюдно.
— Отчего же? — хмурится Димов. — Ведь речь, насколько я понял, идет о какой-то маленькой справке.
— Как хотите. Ваш сосед Маринов найден сегодня утром мертвым.
— Что?! — лицо Димова выражает изумление в превосходной степени.
— Отравлен.
— То есть как это? Кто его отравил?
Изумление почти настоящее. Или человек сумел вжиться в свою роль.
— Я то же хотел спросить у
Реплика достигает цели. Димов на секунду опешил. Потом его лицо приобретает привычное нагловатое выражение.
— Ошиблись адресом, товарищ.
— Но вы служили чиновником у Маринова, а затем находились с ним в дружеских отношениях, — перехожу я к фактам.
— Никаким чиновником я у него не был. Работал одно время поденно, потому что, — тут его голос становится подчеркнуто назидательным, — таким как я, чтобы получить диплом, надо было одновременно работать. Да-да. В отличие от маменькиных сынкоз, мне приходилось самому зарабатывать себе на хлеб.
— Очень приятно, что я имею дело с человеком из рабочих.
— И ни в каких дружеских отношениях мы с ним не были. Разве посчитать дружбой то, что я соглашался иной раз сыграть с ним в кости…
— Ясно. Тогда, видимо, меня попросту ввели в заблуждение. И все же, если у вас есть какие-то соображения, то в интересах следствия…
— Никаких соображений у меня нет, — перебивает меня Димов. — И вообще я не могу понять, почему спрашивают меня. Отравления, насколько мне известно, — это скорей по части врачей. Обратитесь к доктору Колеву. Он лечил в последнее время Маринова.
— Прекрасная идея. Почему бы и нет? Но я, откровенно говоря, возлагал на вас большие надежды.
— И зря. Говорю — вы ошиблись адресом…
— Ну в таком случае… — развожу руками, и Димов уже поворачивается, чтобы идти, но я интересуюсь:
— Вы не помните, где вы были вчера вечером?
Димов растерянно дергает головой, но тут же выпаливает:
— Меня не было в Софии.
— А где вы были?
— В Ямболе. По делу, которое сейчас веду. Вернулся сегодня утром поездом в 5.40.
— Весьма сзоевременная поездка.
У Димова, я чувствую, крутится на языке ответная колкость, и чтобы спасти его от нарушения, именуемого «неуважение к исполнителям закона», поворачиваюсь к нему спиной и ныряю в туман.
В принципе я не имею ничего против адвокатов, но этот мне явно не по душе. А костюм у него ничего… Спросить бы адрес портного… Это было бы единственным полезным сведением.
Что ж — познакомимся с доктором Колевым. Хотя я знаю, что люди в таких случаях перебрасывают тебя с рук на руки, словно мяч. И невдомек им, что порой бывают очень опасные игры.
Дождь,
Я это чувствую, пока дохожу до поликлиники. Тут, к счастью, тепло, но мне уготовано новое испытание. Кабинет, который я должен посетить, — не для лиц моего пола. Приходится с любезной улыбкой слегка растолкать ожидающих дам, потерпеть, пока очередная пациентка выйдет от доктора, и прорваться в кабинет гинеколога.
Мужчина в белом халате недоуменно поднимает брови. И только взглянув на удостоверение, убеждается, что я пришел не на осмотр. Лицо его приобретает не очень приветливое, но не такое надменное выражение, как у давешнего адвоката.
Пока доктор Колев моет руки, наблюдаю за ним. Нет, это человек не типа Димова. Тот франт и наверняка подлец, а этот суховат, не очень общителен, немножко, может быть, мизантроп, но поглощен своей работой, даже педант, пожалуй — два часа будет мыть руки под краном.
В это мгновение доктор Колев, чтобы разрушить мои построения, берет полотенце и, взглянув на меня, робко улыбается. Худое лицо становится добрым, всепонимающим и по-человечески усталым. Вы скажете, что улыбки могут лгать. Но не такие искренние, неосознанные…
— Почему вы не присядете? — спрашивает врач, вешая на место полотенце.
— Я не вижу, на что здесь можно сесть, кроме гинекологического кресла…
На худом, усталом лице снова появляется тень улыбки.
— Ну, почему в гинекологическое кресло?.. Садитесь за мой стол.
Я не отказываюсь. После часа скитаний в холодном тумане, под дождем, это свыше моих сил. Чтобы придать себе добродушный вид, сдвигаю шляпу на затылок. Колев садится на краешек стола и предлагает мне сигареты.
— Возьмите мои, — отвечаю я. — Чтобы вас не упрекнули в подкупе.
— В таком случае ваши действия могут быть истолкованы, как нажим, — парирует он, но берет.
Мы понимаем друг друга. Жаль только, что люди, симпатичные мне, бывают меньше всех осведомлены об обстоятельствах убийства.
— Речь идет о Маринове, — начинаю я. — Его нашли мертвым сегодня утром.
Врач какую-то долю секунды размышляет над моими словами. И решает играть в открытую.
— Я уже знаю.
— От кого?
— Мне сообщила Баева, — немного обидевшись, ответил Колее.
— А почему вам? И почему именно она?
— Мне — потому, что я ее врач, а она моя единственная пациентка в доме.
— Вы хотите мне дать понять, что Маринов не был вашим пациентом?