Инспектор милиции

Безуглов Анатолий Алексеевич

Арефа сидел в коляске. Когда он утром явился ко мне, я едва сдержал улыбку: новая фетровая шляпа, длинный пиджак послевоенной моды, ухарское галифе, сапоги и яркая, рассыпанным горошком по красному по­лю, рубашка, подпоясанная и выглядывающая из-под пиджака. Но что самое замечательное, так это жилет в двойную полоску, с брелоком и цепочкой от карман­ных часов через весь живот.

Классический цыган, которых показывают у нас в исторических фильмах. Где он успел раздобыть этот наряд, не представляю.

Каково же мы выглядим? Цыганский

барон и совре­менный офицер милиции со стильной прической. Волосы у меня за последнее время отросли, и теперь я мало чем отличался от отца Леонтия. Только без бороды.

Арефа заметил мою улыбку:

— Удивляешься? Можно еще встретить цыгана, оде­того и почище. В шароварах, в лохматой шапке…

Ну что ж, если ему так хочется, почему бы и нет? Своего рода камуфляж.

Его вид несколько развеселил меня. И все-таки в до­рогу я отправился с испорченным настроением… В по­следнюю минуту забежал Коля Катаев и устроил мне разгон. Как сказал он, не только по своей инициативе, но и по просьбе парторга Павла Кузьмича.

Парторгу, оказывается, понравилась моя игра на ле­вом фланге защиты нашей команды. Я пропустил уже два матча. А впереди кубковая встреча с нашим вечным соперником — командой колхоза «XX партсъезд». Надо прийти на тренировку.

«Понимаешь, Дима, никто тебя за уши не тянул. Но если уж взялся за гуж, не говори, что не дюж…»

Ушел он очень недовольный.

Но и это не все. Мой кружок по самбо три раза уже занимался без меня. Слава богу, Коля, кажется, об этом не знал.

Мне от этого было не легче. Хотя я и поручал вести занятия Егору Козлову, способному, крепкому парню, который с большой охотой приобщался к самбо после то­го, как ему досталось в клубе от дружков Женьки Нассонова,

Я дал себе слово, что, как только развяжусь с этой историей, наверстаю в футболе и в занятиях кружка…

— Хлеба, хлеба-то сколько! — покачал головой Арефа.

Пока двигались по шоссе, Денисов мягко покачивал­ся в коляске,— ехать было удобно. Но как только мы свернули на грунтовую дорогу, мой спутник сразу ощу­тил все ее прелести. Грузовики разбили ее основательно, и мотоцикл пошел трястись по кочкам и выбоинам, рас­плескивая по сторонам тяжелую пыль, которая густым шлейфом тянулась за нами и обрушивалась клубами, когда приходилось притормаживать. Скоро яркий, пест­рый наряд Арефы поблек, стал одинакового серого цвета. Особенно пострадала шляпа, в мягкий ворс которой на­билось столько пыли, что при резких толчках с ее полей на плечи Денисова срывались небольшие пылевые струйки.

Я удивлялся, как его шляпа еще не улетела в придо­рожные кусты.

На сегодня у нас точно установлен маршрут — круп­ная станица Альметьевская. Отправились мы туда по предложению Денисова.

В Альметьевской до войны существовала контора «Заготконь». В нее съезжались колхозные и частные вла­дельцы лошадей, чтобы совершить куплю-продажу или обмен. Контора эта давно уже упразднена, но в Альметьевскую по старинке еще приезжали

люди, желавшие приобрести или сбыть коня. Конечно, там бывали и такие дельцы, как Васька Дратенко.

В станице жило оседло несколько цыганских семей, в том числе семья недавно умершего брата Арефы. Ко­нечно, глупо предполагать, что конокрады выставляли на торг Маркиза в Альметьевской. Это все равно что нести в комиссионный магазин украденные у продавца часы.

Но в Альметьевской были друзья и родственники Аре­фы. К ним часто приезжали гости, через которых можно было узнать о Дратенко или Сергее, если бы те где-ни­будь объявились.

Отправься я в станицу один, ничего не узнал бы. Прав был Арефа, говоря, что без него мне было бы труд­но искать Ваську и Сергея.

Альметьевская по сравнению с Бахмачеевской выгля­дела настоящим городом. Много двухэтажных домов, ас­фальтированные улицы, парикмахерские, большая баня.

На окраине, возле рынка, возвышалось здание заво­да, над огромной трубой стоял столб темного масля­нистого дыма.

Хаток с завалинками и палисадниками, с соломенны­ми крышами было не много.

К такой вот хате мы и подъехали.

Арефа сразу как-то изменился. В нем появилась вро­де бы и подтянутость, но и что-то согнуло его, страдаль­ческая сеть морщин легла на лоб. Это понятно. Совсем недавно он подъезжал к этому дому, чтобы увидеть своего младшего брата, покоящегося в гробу.

По замусоренному, давно не метенному двору стайка­ми бродили куры и с любопытством посматривали на нас, склоняя головы набок.

— О чоро Андрей! — вздохнул, оглядываясь, Арефа. Сразу было приметно, что хозяйство осталось без тре­бовательного хозяйского присмотра.

Из хаты вышел черноволосый мальчик, румяный и толстый, с початком вареной кукурузы в руках.

— Неужели тебе трудно загнать птицу в загород­ку? — крикнул на него Арефа.— Виноградник поклюют.

— А что? — лениво огрызнулся тот.

— Мать бы пожалел.— Арефа легонько шлепнул его по затылку.— Ну давай побыстрей…

Было видно, что кричать особенно Денисов на этого увальня не хотел. Жалел мальчишку. Сирота.

Паренек, не выпуская из рук початка, лениво затру­сил по двору, сгоняя кур в отведенный для них закуток.

Арефа мялся. Я почувствовал, что ему хотелось войти в дом одному, без посторонних. Тем более — без мили­ционера.

— Сбегай за матерью!—приказал он племяннику, когда тот наконец справился с птицей.

Мальчик, продолжая грызть кукурузу, двинулся со двора.

— Попьем чайку? — предложил Арефа. А весь его вид и взгляд говорили обратное.

— Спасибо за приглашение, но, я думаю, вам лучше поговорить со снохой с глазу на глаз. По-свойски. Я только могу помешать.

— Что же, верно,— быстро согласился Денисов. Он немного подумал.— Но ты возвращайся поскорей. Обя­зательно. Перекусим.

— Час вам хватит? — спросил я.

— За милую душу.

— Если, конечно, надо, я могу погодить…