Инспектор милиции

Безуглов Анатолий Алексеевич

— Хватит, хватит,— махнул рукой Арефа. И, похло­пав себя по животу, добавил: — Ему годить не прика­жешь. Ты, значит, помни—Мирикло, сноха моя, что-ни­будь сообразит.

Я отъехал от двора, ругая себя за недогадливость. Вообще появляться здесь в форме было глупо. Уж где-где, а в деревне языки работают неутомимо… Но Арефа тоже хорош. Мог предупредить. Или опять шпилька? Догадайся, мол, сам. Иди разбери этого Арефу…

Все же, что ни говори, деликатный он человек. И при­глашение его было деликатным. И в то же время настой­чивым. Может, и нет никакой хитрости

у него за душой?

…Лейтенант, дежурный Альметьевского РОВДа, ни­чего не знал о моем приезде, хотя Мягкенький заказал вчера при мне телефонный разговор с местной милицией.

Лейтенант что-то писал, и ему было не до меня.

— Может быть, начальство в курсе?

— Зам у себя. А начальник в отпуске. Что тебя занес­ло в такую даль?

Дежурный был вряд ли старше меня. Мог бы. от­нестись и повнимательней.

— Парней двух разыскиваю,— небрежно бросил я.— Пропала лошадь… Цыгане, они…

Он вскинул на меня глаза и, испуганно оглянувшись, тихо проговорил:

— Ты тут потише. Капитан наш как раз из них, из цыган, будет…

Я покраснел. Вечно попадаю в неловкое положение с этой моей несдержанностью. Хорошо, что в дежурке больше никого не было.

После такого конфуза я шел к капитану весьма при­стыженный. Савченко, так звали лысеющего, средних лет капитана, встретил меня сдержанно, как подобает по ранжиру.

Мягкенький говорил именно с ним.

— Ладно,— подытожил зам, когда я, краснея и сби­ваясь, изложил ему цель приезда.— Спали вы, товарищи, долго. Много воды утекло… Знаете, сколько людей про­езжает через Альметьевскую? Сотни и даже тысячи! Н-да, сладко почивали…— Он задумался.— Вообще та­ких что-то не припомню. Мы этих аферистов знаем всех. А тот Сергей Денисов, случаем, не родственник нашего Денисова? Который помер недавно?

— Племянник,— подтвердил я.

— Скажи-ка! Как будто семья примерная. Отец его там у вас, кажется, в правлении колхоза?

— В сельсовете,— сказал я,— депутат.

— Смотри-ка,— усмехнулся Савченко.— Как это по­лучается? Не уследил, выходит?

Мне стало обидно за Арефу. Через каких-нибудь пол­часа я буду сидеть с ним за одним столом, пить обяза­тельный для гостей чай…

— Мы считаем… В основном интересуется лошадьми Дратенко…

— Вы считаете,— снова усмехнулся капитан и на­брал номер.— Степа, зайди.— Он положил трубку, потер руки, глядя в окно.— Пошел хлеб. Теперь ни сна, ни от­дыха… Всех почти разогнал по колхозам.

В комнату вошел коренастый, лет шестидесяти, сильно припадающий на одну ногу мужчина в штатском. Он ежеминутно поправлял широкой пятерней прямые воло­сы, падавшие на глаза, и с угрюмым любопытством бро­сал на меня взгляды.

— Степа, тут товарищ из Краснопартизанска. Не припомнишь такого Дратенко? Специалист по лошадям?

Степа, которого мне капитан так и не представил, сильно выставляя вперед челюсть, просто ответил:

— Знаю.— И, обернувшись ко мне, спросил: — Васька?

— Так точно, товарищ…— Я вопросительно посмот­рел на него, ожидая, что мне хотя бы скажут его звание или должность. Но я так и не был в это

посвящен.

— Что он у вас натворил? — смотрел на меня в упор Степа, опираясь сильной рукой на стул.

— Разыскиваем,— неопределенно ответил я.

— На блины хотите пригласить? — без тени юмора спросил Степа.

— Подозревается в краже породистого скакуна.

— Давно увели лошадку-то?

— В июле…

— Да, в июле Дратенко тут был. На линейке, запря­женной двумя лошадьми.

Я сообщил подробные приметы Маркиза. Степа, по­думав, сказал:

— Одного коня я помню. Вороной. А другой, врать не буду, не знаю. Кажется, светлый.

— Дратенко один был или с кем-нибудь?

— Их несколько сидело на линейке. Прокатились по станице лихо, почти не задерживаясь…

Вот и все сведения, какие я получил в Альметьевском РОВДе.

Но меня так заинтересовала личность Степы, что я справился о нем у дежурного. После моего долгого ви­зита к замначальника лейтенант стал словоохотливее.

— Степан Гаврилович — сила! Всех лошадей и ло­шадников знает в области. Что там в области, думаю, по всему югу, до самого Кавказа. Лихой, говорят, кавале­рист был. В отряде самого Огнева воевал...

— А кто такой Огнев? — спросил я.

— Ты Огнева не знаешь?

— Не знаю,— честно признался я. Лейтенант покачал головой:

— Про выстрел с «Авроры» знаешь?

— Это каждый школьник знает.

— Правильно. А мало кому известно, что орудием, которое произвело этот выстрел, командовал Огнев Ев­доким Павлович. Из соседней станицы Пролетарской. После уж, в гражданскую, он сюда вернулся. Командо­вал отрядом под началом Пархоменко. Погиб как герой. Так вот, наш Степан Гаврилович в отряде Огнева начи­нал. В Отечественную получил ранение. Демобилизовал­ся и пошел в милицию. Еще вопросы есть?

…Через час мы сидели с Арефой в хате вдовы Андрея Денисова. Признаться, кочки меня изрядно порастрясли, и разыгрался волчий аппетит. Все мои помыслы были об­ращены к кухне, где хлопотала Мирикло. Я спросил Арефу, чем это так привлек его соотечест­венников Маркиз. Жеребца ведь выбраковали зоотехни­ки колхоза.

— Маркиза выбраковали из производителей,— пояснил старый цыган.— А конь красивый. Это у нас почи­тается в первую очередь. Цыган выбирает коня, как невесту. Чтобы самому было приятно и другие сказали, что красив. Маркиз — видный. Благородный статью. А без осанки и конь — корова. Правда, есть и у него свои недостатки: злой, заносчивый. Только ты никому об этом не говори,— шутливо сказал Арефа.

— Почему?

— У нас, у цыган, самым большим грехом считалось выдать, какой есть скрытый изъян в лошади. Особенно покупателю. За это в старое время били. Крепко били. И владелец лошади и другие. Все били. Вообще преда­тельство не любили. Что знаешь, держи при себе…

— А если убийство? Молчать ведь — преступление. Арефа пожал плечами:

— Конечно, это так… Но в старое время донести за убийство промеж себя тоже считалось позорным. Судили своим судом. По справедливости.

— Убивали? —спросил я.