Инспектор милиции

Безуглов Анатолий Алексеевич

— Тот самый Дима,— повторила она,— из Бахмачеевской?

— Точно,— сказал я.

— Как там моя подружка Люба Коробова?

Я, стараясь не выдать своего удивления тем, что Све­та не только знает Любу, но и дружит с ней, рассказал о Любиных «боевых заслугах».

— Это похоже на Любку. Хоть она и младше меня, а всегда верховодила. Мы ведь из Бахмачеевской. Я там не была уже лет пять…

Теперь мне стало ясно, откуда Ксения Филипповна хорошо знает эту семью. Но ведь надо же было случить­ся,

чтобы Борис женился на девчонке из Бахмачеевской. Поистине мир тесен.

Света спохватилась.

— Ты гостя накормил? — строго спросила она мужа.

— Умолял. Отказывается. Правда, Кича, умолял?

— Умолял,— подтвердил я.

— Ты с дороги?

Ого! Сразу на «ты». Мне это понравилось,

— С дороги, но есть не хочу, честное слово!

— На кухню, на кухню.— Она без дальнейших цере­моний буквально вытолкнула нас на кухню.

Света пошла переодеться. Мы остались одни.

Борька как-то лихорадочно ставил на стол тарелки, рюмки, резал хлеб, колбасу…

— Работа в городе — одно, а у меня — совершенно другое,— продолжал я незаконченный разговор.— Когда ты в городе начинаешь какое-нибудь дело, то перед то­бой возникают люди, которых ты видишь впервые. Что ты о них знаешь? Ничего.

— Это как знать,— многозначительно усмехнулся Михайлов.

— Не перебивай. А я в колхозе знаю каждого как об­лупленного.

— За три месяца? — усмехнулся Борька, доставая бутылку коньяка с небольшим количеством жидкости, почти на самом донышке.

— Я говорю о Денисовых. Понял? Так спрашивается, знаю я Арефу или нет, когда вижу его почти каждый день, бываю у него дома, ем с ним за одним столом?

— Ты смотри,— предупредил он меня строго,— под­ловят они тебя, погоришь. Не такие еще попадались на удочку. Вот у нас…

Он замолчал. Потому что пришла Света, В белом брючном костюме.

— Давай, Кича, прекратим на профессиональные те­мы… Не всем это интересно.

— Интересно,— сказала его жена и, взглянув на стол, прикусила палец.

Борька как-то сжался, словно ожидая выговора.

Но Света ничего не сказала. Она спокойно убрала бу­тылку в навесной шкафчик и достала другую, нераспеча­танную.

— Мы тут сами, понимаешь, хозяйничаем…— Михай­лов стал зачем-то двигать тарелочки, вилки, ножи…

— Садись. Вам, мужчинам, доверять нельзя.

Ну и молодчина! Получил Борька по мозгам. Мне все больше нравились ее конопушки и ямочки.

Ну что же, Михайлов! Укатали сивку крутые горки. Вернее, сам ты себя укатал.

Света распахнула холодильник, и на стол повалились овощи, фрукты, какие-то баночки, свертки, тарелочки с аппетитной и привлекательной едой.

Я уверен, что потом, когда они останутся одни, она ему выдаст. И поделом.

Я всегда подозревал, что за ухарским, нахрапистым поведением Борьки

скрывается что-то другое. А это, ока­зывается, трусость. Мелковато…

Значит, он боится этого дома. Боится, потому что чув­ствует себя обязанным.

Мне стало жалко его. Я был рад видеть Борьку. Так всегда радуешься своему дому, в котором прожил дет­ство, каким бы неказистым он ни был…

— Я разогрею голубцы, а вы пока закусывайте.

Михайлов разлил коньяк по рюмкам.

— Постой, постой,— замахал я руками. — Я же за рулем.

— Одну рюмочку. За встречу.

— Не хватало еще, чтобы меня застукали гаишники. Красиво будет выглядеть — пьяный участковый…

— Ерунда! Все в наших руках.

— Тебе куда-то еще ехать? — Света навалила мне полную тарелку всякой всячины.

— В гостиницу. Кстати, Боря, раз уж все в ваших руках, организуй мне где-нибудь койку…

— Это запросто!—Он живо поднялся.

— Как, тебе негде ночевать? — Света удивленно по­смотрела на меня, потом на своего мужа,

— Я же говорю — запросто! Даром, что ли, милиция?

— Подождите, Борис Иванович.— Видимо, так Све­та обращалась к мужу, когда бывала недовольна им.— Вы, значит, не предложили Диме остаться у нас?

— Откуда я знаю, какие у него планы? Светик, у нас дела. Дела государственной важности. Не все мы можем говорить…

Борька выкручивался, как мог. Он пялил на меня гла­за, чтобы я поддержал его.

Но мне страшно хотелось позлить его. И я молчал. Интересно, как он справится со своим положением?

Борька нерешительно сел. Взялся за рюмку.

— Ну давай. Если останешься, можешь, между про­чим, выпить.

Хитрец, хочет свалить решение этого вопроса на меня. Не выйдет.

— Мне завтра рано вставать. Все равно будет за­пах,— спокойно сказал я.

Михайлов, крякнув от досады, одним глотком опроки­нул в рот рюмку. Света об этом больше не заикалась, думая, что вопрос решен, и я останусь.

Оставаться я не думал. Ни в коем случае. Я никогда ни у кого не оставался ночевать. Может быть, это пред­рассудок, но так приучила бабушка. Она всегда говори­ла отцу: хоть ползком, мол, но добирайся до своего дома, до своей постели.

Гостиница — это как бы свой дом, не чужой…

Борька тыкал вилкой в тарелку и на меня не глядел. Ладно, помурыжу его еще минут двадцать и отчалю.

Прозвучал дверной звонок. Михайлов вскочил со стула.

— Боря, сиди спокойно. Мама откроет,— сказала его жена.

Из коридора донесся мужской голос. В доме про­изошло какое-то движение. И сразу почувствовалось, что пришел хозяин.

Он пришел, видимо, не один. Чей-то знакомый голос. Или мне показалось?

А в кухню уже входила… Ксения Филипповна, рас­кланиваясь со Светой и Борькой.