Инспектор милиции

Безуглов Анатолий Алексеевич

— Значит, вы выбор его не одобряете?

— А ты сам, Дмитрий Александрович, небось удив­лялся: как это образованная девушка водится с неоте­санным парнем. Скажи, думал?

Он не назвал имени Ларисы, но отлично знал, что я прекрасно понимаю его.

— Образование — дело наживное. В наше время не хочешь, за уши затянут куда-нибудь учиться.

— Не всякий, кто прошел учебу, уже человек. Много у нас еще для формальности делается. И вообще говорю: Сережка — мой сын, но ведь я его знаю. Тесать его еще надо и строгать… и учить. Потом посмотрим. Может быть, она его и подстегнула бы, но на таких началах им

было бы очень трудно… Не хочется, чтобы сразу комом пошло. Зара моя, та ни в какую и слышать о ней не хо­чет. Вплоть до того, что, говорит, копейки не даст. День­жата у Зары есть. Копит. Думает, может, вдовой оста­нется. Но я ей этой радости не доставлю.— Арефа улыб­нулся, обнажив свои крепкие белые зубы.— Конечно, дошло бы дело до свадьбы, я бы с Зарой не советовался…

Почему все-таки Арефа избегал называть имя Лари­сы? Может быть, догадывался о моих чувствах?

Вдруг с улицы послышался шум и радостные выкри­ки. Грянули гитары и хор нестройных голосов… Мы с Арефой подались ближе к калитке, которую обступили гости.

К воротам подъехала тачанка, на рессорах, устлан­ная ковром. Коренная лошадь смотрела прямо вперед, пристяжные воротили от нее лоснящиеся, вычищенные морды в стороны. Прямо как на картинке. В их гривы были вплетены ленты и цветы.

Еще сильнее зазвенели струны, и человеческая толпа расступилась коридором, пропуская молодых в сопро­вождении дружков жениха и невесты.

Васька был в дорогом черном костюме, отлично сидевшем на нем, лакированных туфлях.

А невеста! Невеста была ослепительно красива. Белое платье, воздушная фата и черные прямые волосы, обрам­ляющие смуглое лицо.

Я вспомнил свое впечатление, когда впервые увидел Чаву. Лед и пламень! Такое же ощущение родилось у меня при виде новобрачной. Она была значительно мо­ложе Василия. Я глядел на ее раскосые, черные до сине­вы глаза, нежный румянец, пробивающийся сквозь смуг­лоту щек, длинную шею с завитушками около маленьких, аккуратных ушей и не мог оторвать глаз.

— Не чайори [15] , а цветок! — не удержался Арефа. Он так же, как и я, не мог налюбоваться ее красотой.

Молодых осыпали мелкими монетками, конфетами и цветами. Они прошли в глубь двора, где им отвели место под ярким ковром, развешенным на двух деревьях. Арефу, как почетного гостя, тянули сесть поближе к ним, но я украдкой шепнул, что хорошо бы устроиться возле выхода. Мы расположились у самой калитки в окружении молодых, очень шумных и суетливых ребят.

15

 Девушка (цыганск.).

Я пригляделся к пирующей публике. В основном она была одета по-современному, особенно молодежь. Мно­гие женщины нарядились в длинные, широченные юбки, спускающиеся до земли многоэтажными оборками, в шелковые кофты и платки, на шее и руках сверкали украшения. Пожилые цыгане были в сапогах, галифе, жилетах.

То, что происходило во главе стола, докатывалось до нас с веселым шумом и шуточками. Цыганская речь ме­шалась с русской.

Что-то прокричали около молодых, и все схватились за рюмки.

— Что? — тихо переспросил я у Арефы.

— За новобрачных,— сказал Денисов. Молоденький парень, в

красной рубашке навыпуск, рассмеялся и, показывая на меня пальцем, сказал:

— Гаджо… [16] — Он смолк под осуждающим взглядом Арефы и потянулся ко мне со своей рюмкой.

Денисов незаметно толкнул меня: чокнись, мол, хотя бы для виду. Пришлось чокнуться и немного отпить. Хорошо, наши соседи мало обращали внимания на других и дружно работали челюстями и руками, отрывая от пти­цы и мяса изрядные куски. 

16

Не цыган (цыганск.),

Веселье разгоралось. По двору сновали девушки, ме­няли пустые бутылки на полные, разносили угощение. Это было в основном мясо — птица, говядина, барани­на. И все большими кусками, жареное и вареное.

На середину двора, свободную от столов и стульев, вышли парень и девушка. У парня в руках была гитара. Девушка придерживала за концы нарядную шаль.

Гости хмельно закричали, подбадривая их. Перелив­чатый лад гитары пропел грустно и задумчиво. Девушка взяла низкую ноту, и все вокруг смолкло.

Арефа обернулся к ним и застыл с отрешенной улыб­кой на лице И сидел так, пока песня не кончилась. Гости опять закричали, захлопали, отчаянно жестикулируя и распаляясь. На пустой пятачок выскочило несколько новых певцов, а парень, продолжая наигрывать, стал об­ходить с девушкой гостей, которые давали им деньги.

— Обычай,— пояснил мне Арефа.— Для молодых.

Я подумал, что Васька, наверное, мог бы купить с по­трохами всю эту публику и, может быть, пол-улицы в придачу…

В кругу танцующих появился пожилой цыган. Гряну­ли бубны, гитары заиграли ритмичную веселую плясо­вую. Все захлопали в такт музыки.

— Отец невесты,— шепнул мне Арефа.

Тесть Васьки Дратенко, с шапкой курчавых седых во­лос, отплясывал так лихо, что буквально заразил всех своей удалью и азартом.

Он подскочил к нам и крикнул Денисову;

— Эй, пуро ром! [17] Покажем молодым! Арефа вскочил с места, махнул рукой:

— А, была не была!

И тоже пустился в пляс. Я успел заметить на лацкане пиджака отца невесты три медали ВДНХ — две золотые и одну серебряную. И вообще у многих немолодых цыган здесь, на свадьбе, имелись боевые ордена и медали. Они носили их с гордостью.

17

Старый цыган (цыганск.).

Здорово плясали два цыгана! Они втащили в круг мать Дратенко, и та, распустив руками богатую шаль, плавно пошла по двору, мелко подергивая плечами…

Арефа вернулся на место возбужденный и счаст­ливый.

— Ну как? — спросил он, опрокидывая в рот рюмку вина.— Есть еще порох в пороховницах?

— Есть, Арефа Иванович, есть! Прямо как пти­ца! — похвалил я его.

— А ты знаешь, мы, цыгане, когда-то были птица­ми.— Он улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Давно я не видел такой улыбки на его лице.— Так говорится в одной нашей легенде.— Он вдруг зачем-то толкнул ме­ня в бок.