Инсталляция
Шрифт:
— Хм, — призадумалась Фурия; шумно вдохнула. — А как объяснишь, что тебя нет в папке?
— А вы всё просмотрели?
Она обрушила на него короткий, тяжёлый взгляд, но всё же опустила глаза на документы. Шелест бумаги заелозил по ушам подобно истёршемуся надфилю.
— Это ещё чего? — проговорила вскоре Фурия.
Гаврил сомкнул губы, подавляя улыбку.
— Где фотография? — почти вскричала она.
Пролистав оставшиеся, вытащила их из папки, заглянула внутрь, потрясла даже: вдруг вывалится…
— Целая метрика псу под хвост!
— Прошу прощения?..
— Это — развернула Фурия
Бомж шагнул к столу, пробежался по буквам, вновь едва чего понял, пожал плечами:
— Похоже.
Фурия до красноты растёрла себе лоб.
— Как я могла потерять целую фотографию…
«…но с другой стороны», додумал Гаврил, «если в начальничьих кабинетах и есть видеонаблюдение, снимают его обычно не с общего пульта. Пока у компетентного человека руки дойдут посмотреть сегодняшние записи, я уже буду таков».
— …и потому тебя, наверное, не помню… Быть того не может!
— У меня дома копия есть, — осторожно вставил Гаврил.
— Завтра же принести, понял?
— Понял! — разве что пятками не ударил бомж.
Она привалилась было к спинке кресла, но на полпути передумала и столь интенсивно вгляделась ему в лицо, будто надумала снимать слепок.
— Слишком много странностей с тобой сегодня, Тихон Сечкин. Ладно, выдам сейчас номерок, и за работу. И так слишком пробездельничал.
Пока начальница рылась в выдвижных ящиках, разжавшийся взгляд Гаврила упал на то, что он почему-то не заметил сразу: дёшево поблёскивающий кубок из киоска Роспечати с табличкой:
Сотрудник года
Элеонора Рудольфовна Бабец
— Зато, я счастлива в браке, — поймала она его взгляд и развернула кубок лицом к себе.
«С охранником-то? Или они…»
Фурия встала, сунула ему плашку с номером «11» и жестом потребовала на выход.
— Дверь даме придержи! — вовремя бросила она, чтобы, выскользнув из прихваченной двери, запереть её и, даже не глянув на свежеиспечённого Тихона Сечкина, зацокать по мрамору к сцене.
«Гм-да», пораскинул Гаврил и, провожая взглядом её зад, набрал Краеугольных. Длинные гудки давили в ухо, пока звонок не оборвался сам собой. Ни вторая, ни даже третья попытка к конструктивному диалогу не привели. Так заняты? Чем?
«Придется играть в этот водевиль, пока не выставят моё», заключил бомж, убирая телефон. «Названивать между делом…»
Тенями в тенях кружили официанты подле освещённых столов — лишь руки то и дело сверкали позолоченными подносами. Гаврил увязался за первой попавшейся девушкой, которая на всех парах мчалась к бару.
— Простите, одиннадцатый столик — это где?
— Между седьмым и тринадцатым, — ответили ему страшным шёпотом, напомнив, что в зале голос повышают только гости и Фурия.
— Э…
— Всё! — отрезала она и с лёгкостью оторвалась от докучливого анонима. Гаврил только руками развёл.
— Эй, человек! — прошелестело за спиной.
Как на такое не обернуться? Из-за ближайшего столика на бомжа смотрела спинка резного кресла да затылок в чёрной шляпе.
— Да, ты.
Пожав плечами, Гаврил приблизился к таинственному аукционеру.
— Пиваса мне, и котлет с мухами.
—
Затылок, кажется, призадумался.
— А-а, шут с тобой, прощаю.
— Гм. Точно. Добавите что-нибудь к заказу?
— Тебе не кажется, я бы добавил, если захотел? — как-то нехорошо поинтересовался затылок.
И Гаврил — не Гаврил, но Тихон Сечкин, с улыбкой направился к бару. Кажется, затылочек был из тех, кому нет-нет да надо накапать со штанины на обслуживающий персонал. Такие всегда вызывали у бомжа что-то вроде родительского умиления.
— Привет, — сказал он подкаченному мужику за стойкой, который уставился в ответ безо всякого выражения. — Пива и «котлет с мухами» на столик, эм…
— Этот за четвёртым прожорливый, что крокодил, — просипел бармен. Пока пиво неспешно журчало из крана в полулитровую кружку, Гаврил блуждал глазами по хитросплетениям татуировок на его выбритых висках. — Где твой поднос?
— На Фурию наткнулся. Долго объяснять.
Бармен с понимающей ухмылкой хлопнул на стойку запасной, отвернулся к окну на кухню, вытащил оттуда тарелку с котлетами, присовокупил к ней кружку чуть пузырящегося пива. Бомж же, худо-бедно распределив груз по подносу, двинул к затылочку и, буквально зазевавшись на полпути, едва не столкнулся с уже знакомой официанткой. Та легко обогнула недотёпу и пошла своей дорогой, не сбавляя темпа. Вот что значит — профессия.
Нужный столик Гаврил отыскал, ориентируясь на единственную в обозримом пространстве шляпу.
— Ваш заказ, — выложил он пиво, затем тарелку и увидел, что котлеты на ней действительно посыпаны мухами.
— Вижу, что мой, — не без претензии отозвался затылок.
Приподнявшийся рукав обнажил лапу в зелёной чешуе, которая клацнула пятисантиметровыми когтями по кружке и опрокинула её куда-то под шляпу.
«Рептилоид?!», попятился Гаврил. Дрожь охватила его, как от внезапного сквозняка, выжала до костей; сквозь мутные шумы в ушах просочились отзвуки чьих-то слов; когда-то фоновый грохот часовых механизмов заполнил голову; будто собственные мысли; потухший взгляд широким мазком окинул залу; на сцене, под двумя низко подвешенными люстрами; беснующиеся языки свеч; блистала; Фурия?..
И всё резко пришло в норму.
— То, ради чего мы с вами собрались, дамы и господа, — необычайно ясно прозвучал её голос. — То, ради чего стоит жить. Настоящие лоты за настоящие ставки.
Раздались сдержанные аплодисменты. Рептилоид лишь приветственно поднял кружку с почти допитым пивом. Гаврил под шумок зашагал прочь — пусть те, кого назначили, и отдуваются за четвёртый столик. Любопытно, за него вообще отдуваются?..
— Дамы и господа, на всякий случай напоминаю: торги теперь ведутся не за валюту. После поднятия руки вы сами называете свою ставку. Оценку проведет, как всегда, сама Башня. Её перестук обозначит, что ставка принята, а удар Часов ознаменует окончание торгов за данную позицию. В случае молчания Башни, ставка не принимается. Вам дано пять секунд, чтобы поднять ставку, прежде чем инициатива перейдёт другому гостю. В качестве ставок никогда не принимаются: деньги человеческие, предыдущие лоты, все разновидности ветров, драгметаллы и камни, если они не обладают особыми свойствами…