Институт экстремальных проблем

Камских Саша

— Ты не сдерживайся, ругайся, кричи, — говорила Наиля, — так тебе легче будет.

— Не будет, — Егор иной раз до крови прокусывал губу, — поделом мне. Прости меня.

Охранник уже не отворачивался от нее, только смотрел с горькой благодарностью, когда девушка ухаживала за ним. Она говорила Егору, что им помогут, что спасатели знают, где они находятся, а Илья утешал Галю с Наташей, которые через два дня совсем приуныли. Все их силы ушли на то, чтобы выбраться из лифта, и теперь они то и дело начинали плакать. Их слабенькие мобильники с подсевшими батареями не могли поймать сеть в подвале, да и Илья иной раз подолгу пробирался по заваленным коридорам, пытаясь связаться с ребятами. Девушки каждый раз пугались, когда он долго отсутствовал, плакали, представляя, как его завалило обломками, кое-как успокаивались,

когда он возвращался, но потом снова начинали плакать. Наиля и их утешала, как маленьких детей, и рассказывала им смешные истории о Ходже Насреддине. Илья вспомнил совсем недавнюю новогоднюю постановку и ему показалось, что все это происходило не полтора месяца назад, а в какой-то совсем другой жизни. Наиля слушала его рассказ и смеялась, как ребенок, Галя с Наташей тоже улыбались, а он радовался, что может хоть на миг заставить девушек забыть об окружавшем их ужасе.

Илья нашел место, где связь была относительно устойчивой и регулярно приносил новости. Спасатели его группы, двигаясь к ним, проделывали среди завалов туннель, стены которого обрабатывали специальным раствором, который вспенивался и скреплял обломки. Работа шла медленно, за час удавалось пройти не больше метра, но продвижение не останавливалось ни на минуту. Отдыхать ребята уходили по очереди к Ирине Устюговой, которая жила совсем рядом. Ее дом находился даже ближе к месту взрыва, чем гостиница, где были организованы отдых и питание для тех, кто работал на завалах. Случившееся с командиром потрясло Илью. Он долго сидел неподвижно после разговора с Сергеем Томским, который, правда, без особых подробностей рассказал, что произошло с Медведевым и что сделала Светлана. Илья едва ли не в первый раз в жизни подумал, что если бы он был верующим, то молил бы бога, чтобы тот укрепил целительные силы девушки и чтобы Вадим поправился. Он давно понял, что их командир влюблен в Свету, и прекратил после этого свои попытки ухаживать за ней, подозревая, что девушка не сможет остаться равнодушной к тому неистовому чувству, которое Медведев пытался скрыть всеми силами, и что у него почти не получалось.

Спасателям оставалось пройти примерно тридцать метров, когда Илья понял, что Егор совсем плох, а нервы Гали и, особенно Наташи, на пределе. Девушки стали думать, что спасатель обманывает их, говоря неправду о спасательных работах, сочиняет разговоры со своими друзьями, но отказывались пробираться сквозь груды обломков к тому месту, где была возможна связь, предпочитая неподвижно сидеть, закутавшись в куски упаковочной ткани. Егора они ненавидели, считая его виновником произошедшей трагедии – Илья неосторожно проговорился, что торговый центр взорвал один из охранников. Его недавно бросила девушка, предпочтя директора расположенного в «Атланте» ресторана бывшему спецназовцу, и он, уволенный после попытки выяснить отношения, решил отомстить всем сразу таким диким способом.

Наиля одна занималась с Егором, успокаивала плачущих девушек и хлопотала вокруг Ильи, заклеивая остатками пластыря из его аптечки свежие ссадины, полученные во время вылазок в полузасыпанные коридоры. Ей было некогда тревожится и думать о себе, к тому же она безоговорочно верила Илье и не сомневалась, что помощь к ним придет. Печенье, шоколад и сок давно закончились, воды тоже оставалось совсем немного, а добираться до них, при самом благоприятном стечении обстоятельств, спасатели могли еще дня два. Сил у Ильи тоже оставалось немного, но он решил, вспомнив уроки Светланы, попробовать усыпить девушек и Егора. Охранник и так был почти без сознания, он только полуприкрыл глаза, соглашаясь на все. Галя с Наташей сначала отказались, заподозрив Илью непонятно в чем, но когда увидели, как сладко спит Наиля, позволили спасателю усыпить и их.

«Какая она добрая, ласковая, доверчивая!» – Илья вспоминал милую улыбку Наили. Ее облик постоянно стоял перед глазами, а сердце разрывалось от сострадания и внезапно вспыхнувшей любви. Он боялся поцеловать ее, опасаясь оцарапать отросшей щетиной нежную, как у ребенка, кожу, и только, чуть дотрагиваясь, гладил густые длинные волосы.

Илья получше закутал девушку в свою куртку, сверху укрыл обрезком чехла и сам впал в полудремотное состояние, которое, с одной стороны, экономило силы, но с другой – позволяло следить за окружающей обстановкой. Время

от времени он сбрасывал с себя оцепенение, внимательно прислушивался к звукам, нарушавшим тишину подвала, и примерно каждые три часа пытался установить связь с ребятами. Работа у них пошла совсем медленно; путь спасателям перегородила огромная плита, убрать которую было невозможно, а для того, чтобы проделать в ней отверстие, нужны были многие часы. Искать обход не имело смысла – времени на это можно было потратить еще больше, да и Меньшиков со странной уверенностью утверждал, что остальные коридоры засыпаны еще сильнее, пробраться по ним невозможно. Илья согласился с Сашкой, подтвердив, что обломки постепенно оседают, и он уже не может протиснуться в некоторых местах, где раньше проходил почти свободно.

Меньшиков двигался впереди группы спасателей, его сменял Сергей, они пытались определить, какие обломки можно сдвинуть и убрать без угрозы обрушения до момента фиксации остальных. Им было проще развернуться в узком пространстве, где было тесно более крупным Антону и Денису. К ним присоединились ребята из других групп; Артур Галямшин, который не мог простить себе гибель Володи Устинова, сейчас делал все возможное в стремлении как можно быстрее добраться до Ильи.

— Наш парнишка без патологий, — не без насмешки нахваливал Сашку Середкин, — ни высоты не боится, ни замкнутого пространства.

Артур невесело улыбнулся и отправил в помощь Меньшикову и Томскому Леву Нестерова, тощего и подвижного, как ртуть, парня.

С другой стороны подобным же образом двигались ребята из группы Марата, они пытались добраться до двух саперов, кинолога и Данилы Зубарева, которые во время взрыва обследовали подземную автостоянку и оказались в положении, сходном с тем, в котором находился Илья. Им было сложнее, потому что стоянка оказалась наполовину затоплена водой, просочившейся из бассейна по трещинам в бетоне; серьезных травм никто не получил, но мокрая одежда при температуре, близкой к нулю, грозила серьезным переохлаждением организма.

Сашка в некоторых местах при всей своей гибкости еле протискивался между обломками бетона и стальных балок. Он застрял пару раз между двумя плитами, зацепившись комбинезоном за обломки арматуры, еле выбрался назад и после этого разделся до белья, сняв даже майку.

— Ты бы погодил с этим делом, — усмехнулся Середкин, — когда доберемся до места, там мужской стриптиз лучше нас оценят.

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — огрызнулся Меньшиков и полез в очередную щель между плитами.

Острые края обломков обдирали кожу на спине и боках, но теперь Сашка нигде не застревал и мог спокойно обследовать куски бетона. Он осторожно ощупывал их, и непонятное чутье подсказывало спасателю, какой лучше не трогать. Меньшиков не задумывался над этим, он настолько ушел в работу, что даже не чувствовал холода, хотя температура в завалах опустилась ниже нуля. Сашка думал о товарище, он представлял себе Илью и мысленно говорил ему: «Подожди еще немного, доберемся до вас пусть медленно, но верно. Вот еще хорошенький кусочек попался! Сейчас мы его уберем с дороги, остальные зафиксируем, и места у нас будет, хоть танцуй!»

Часть 4. Бездна

Беспамятство никак не хотело отпускать Медведева. Расплывчатые даже еще не мысли и образы, а едва уловимые ощущения появлялись и снова исчезали, погружая его в небытие. Он не помнил, кто он такой, что с ним произошло, и жил неясным восприятием текущей секунды, когда к нему ненадолго возвращалось сознание. Спустя продолжительное время он почувствовал, что наконец приходит в себя, просыпаясь от тяжелого сна.

«Где я? Что со мной?» – мелькнула неясная мысль и мгновенно пропала, потому что ее продолжение потребовало бы неимоверных усилий. Смутно вспомнилось чувство леденящего холода, ослепительных световых вспышек, раздирающей тело боли. Сейчас боли не было, вернее, она была, но где-то далеко, на нее можно было не обращать внимания. Гораздо сильнее боли досаждало страшное неудобство: что-то мешало во рту, давило на пересохшие язык и губы, тугая повязка стягивала грудь, мешая дышать, врезалась подмышками, тяжелая голова, казалось, не держалась на шее, а все время норовила куда-то запрокинуться. В довершение всего, в ушах стоял непрерывный гул, нарушаемый чередованием грохочущих и булькающих звуков.