Интердевочка
Шрифт:
– На русской девушке, достоин всяческого уважения! Даже если потом она окажется шпионом!
Все расхохотались. Эдвард улыбнулся, сел за руль, и они поехали на Васильевский остров, на выставку.
А у меня начался рабочий день. Мой третий мир.
В отделении, над телевизором - электрические часы. Мне иногда кажется, что днем я вижу, как движется даже часовая стрелка. Минутная, так она для меня просто мчится сломя голову.
– Э, погоди-ка… Тут у тебя уже гематомка будь здоров! Давай-ка я тебя
– Танечка! Вас в третью палату просят. Старушка у окна…
– Иду.
– Таня… У меня опять повязка протекла.
– Вот и хорошо. Значит, есть отток. Сейчас сменим…
– Такая изжога, Тань. Ну, от всего буквально! А от соды еще хуже.
– Держи смесь Бурже и мензурочку. Пей…
– Татьяна Николаевна! Велихову из седьмой палаты - на рентген.
– Вот баночка. Утром, до завтрака, помочитесь. А вот коробочка. Для кала. А здесь фамилии напишите. Чтобы не спутать…
– Как в такую маленькую коробочку делать.
– Головой можно подумать?
– Таня, в первой палате этого инсультника нужно переодеть и перестелить. У него недержание мочи и…
– Нет вопросов! Лялька! Возьми чистый комплект носильного и постельного белья и айда со мной в первую палату. Поможешь.
– А обедать?
– Успеешь. Дуй за бельем!..
– Таня! К телефону! Очень приятный иноземный акцент.
– Алло! Эдик?
Я столько раз бывала у него на выставке, в его шведском отделении, что буквально физически увидела его сидящим в конторке у телефона. На столе стоят банки с «Туборгом», валяются какие-то записи, каталоги. Тут же сидят Гюнвальд, Кеннет и Бенни - его сослуживцы. Я слышала их шведскую болтовню, видела через широкое окно часть выставки, уйму нашего ленинградского народа, бродящего между экспонатами. Почти все держали в руках рекламные листовки и фирменные проспекты.
– Таня? Это я - Эдвард. Ты сказала про нас маме?
– Конечно! Она очень-очень рада!
– Я должен ей сделать визит.
– Конечно!
Тут заорал Гюнвальд, вырывая у Эдварда трубку. Но мой тихий Эдик сказал мне: «Момент, Таня», прикрыл трубку ладонью и что-то жестко проговорил краснорожему Гюнту. Тот даже опешил от неожиданности. Но потом все свел к шутке и оглушительно расхохотался. Встревоженные Бенни и Кеннет вытащили его из конторки. Эдвард сказал:
– Я тебя очень люблю, Таня. Сегодня я позвоню в консульство и узнаю все про ваши и наши формальности.
– Хорошо. Целую тебя.
– Спасибо, - он помолчал и осторожно положил трубку.
Тут же помчалась минутная стрелка, неторопливо двинулась часовая. Снова покатились мои рабочие сутки.
– Больные, сдавайте термометры! Что там у нас с температурой?.. Подставляем попочку… Замечательно! Держи ватку, держи…
– Тань, а Тань!.. Пока тебя не было, Иван Афанасьевич трое суток стонал, никому спать в палате не давал. А сегодня - огурец! Он в тебя влюбленный. Гы-ы!..
–
– Я вас тоже очень люблю, Иван Афанасьевич. Вот эту таблеточку… Запить теплой водичкой. Если что - зовите. Ладно?.. Ляля! Что это за влажная уборка? Все сначала! Из углов - чтобы не соринки! Почему «утки» с мочой стоят? Вынеси немедленно, и - «ежиком» с горячей мыльной водой. Не халтурь!.. Господи, хоть бы сегодня по «скорой» никого не привезли!.. Миленькие мои больные и выздоравливающие! Через пять минут выключаю телевизор и - отбой!
– Танюша, чай будете с нами пить?
– Обязательно, Владимир Александрович! Вот только свет в палатах выключу…
– Таня, вот…
– Батюшки! Откуда такие цветы потрясающие?!
– Это тебе. Мама принесла.
– Ну, спасибо, кавалер ты мой маленький! Дай я тебя поцелую…
– Тань, иди чай пить!
– Иду.
Когда я вошла в ординаторскую, наше традиционное ночное чаепитие было уже в разгаре. Негромко пел Высоцкий из магнитофончика (Лялька с собой на дежурство таскает), сидел наш молодой доктор Владимир Александрович, Нинка - медсестра с соседнего поста, и вторая санитарка - старуха Сергеевна.
На столе - чайник электрический, пироги с капустой, коржики, колбаска по два двадцать, помидорчики-огурчики… Каждый, кто идет на сутки, обязательно из дому что-либо тащит.
Вошла я в ординаторскую, и силы меня покинули. Колпак крахмальный с головы стянула, туфли скинула и пошлепала босиком.
– А кто в лавке остался?
– спросил наш доктор.
– А никого, - ответила Нинка.
– Все дрыхнут. Тяжелых нету.
Достала я свою старую сумку, вытащила бутылку яичного ликера «Адвокат», пачки «Данхилла», «Ротманса», «Пелл-мелл» и две плитки швейцарского шоколада.
– Гуляем, ребята!..
– сказала я и рухнула на топчан.
Сергеевна взяла в руки бутылку и спросила:
– Это чего?
– Ну, сладкое! Не помнишь, Сергеевна? Танька уже приносила такую. Из яиц сделано, - ответила Нинка.
– Ой, вкусная!!
– вспомнила Сергеевна.
– Откуда это все, Танечка?
– Интересуется доктор.
– С работы, - не было сил ничего выдумывать.
– Совместительство, что ли?
– позавидовала Нинка.
– Ага.
– Где?
– В «Интуристе».
Смотрю, моя бутылочка уже пошла по кругу.
– Тоже сестрой?
– Милосердия, - усмехнулась я.
– Ляль, прикури мне сигаретку и налей чайку. Пусть остынет. Я пока полежу. А то вторые сутки без сна…
– Ну, давайте, - Сергеевна подняла стакан с «Адвокатом».
– Тань, может, примешь капельку?
– Таня же не пьет, Сергеевна! Сколько раз говорить?
– Нервно заметила Лялька.
– За все хорошее, - Сергеевна шлепнула полстакана.
– Живут же люди, - выпила Нина.
– А я все думаю, чего это Татьяна исключительно - сутки через трое?