Интердевочка

Кунин Владимир Владимирович

–  Неустойку сдернула?

–  Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь… За франк удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на пандусе меня подобрала.

–  Ко мне-то чего приехали?

–  Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как интердевочка на государство молотит.

–  В свободное от работы время, - смеется Гулливер.

–  Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.

–  Кому?
– улыбается Кисуля.

–  Мне. Маме моей. Всем.

–

 Под каждой крышей - свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек привезли, Танюха.

–  Специальное пособие для экспортных невест, - говорит Симка и протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.

Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.

–  Что это?

–  Список справок и документов, необходимых для выезда из Советского Союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По каждой справке, представляешь?

–  Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить… Как Светку-маленькую, как Маню-кнопку, помнишь?

–  Затянут оформление года на три и - привет из Швеции! Менты эту инструкцию, знаешь, как хранят?!

–  Почему?

–  По кочану. Чтобы «за бугор» не выпускать.

–  Ясно. Где достали?

–  «Капуста» - великая штука, - рассмеялась Гулливер.

–  Сколько должна?

–  Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?

–  Сколько тянет?

–  Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, - таузенд грюников.

–  Валюты, слава богу, на руках нет. А «деревянными»?

–  Четыре штуки - и песец твой.

–  Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.

–  Вон, пакет у заднего стекла.

Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку. Лялька даже ахнула.

–  Ну-ка, выметайся, - сказала я ей.
– Прикинь…

Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы косынку и распустила по плечам волосы.

Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы просто отпали! И это несмотря на то, что Лялька была в стоптанных больничных тапочках, а окружал ее обшарпанный колодец петербургского двора, забитый черт знает каким грязным хламом…

–  Да… Девочка - зашибись!
– удивилась Кисуля.

–  Какой конкурент растет!
– покачала головой Гулливер.

–  Только попробуйте, - сказала я им и крикнула Ляльке: - давай, давай, сблочивай! Рано тебе еще к такому шмотью привыкать.

Лялька с сожалением сняла шубку и протянула мне. Я уложила шубу в пакет и сказала Кисуле:

–  Беру. А то теперь неизвестно, когда еще у меня деньги будут. А мать на зиму раздета…

–  О'кей, - небрежно кивнула Кисуля.
– Привезешь «капусту» - заберешь песца. Договорились?

–  Годится. Спасибо, девки, - я вылезла из машины.

–  Танька! Не потеряй инструкцию, - предупредила меня Гулливер.
– Прочти внимательно первый пункт. Без него у тебя даже заявление во дворец

бракосочетания не примут. Начинать нужно со шведского консульства…

Боже мой, если бы я тогда понимала по-шведски!

Мы сидели с Эдиком у его генерального консула, еще не старого, обаятельного, истинно западного мужика, и я чувствовала себя на седьмом небе того мира, куда так рвалась последние несколько лет.

В мягких кожаных креслах мы расположились вокруг небольшого низкого столика, пили фантастический кофе со взбитыми сливками и полизывали коньяк из крохотных рюмочек. Консул был - само очарование!

У меня хватило ума не напяливать на себя вечернее «рабочее» шмотье, и я выглядела скромно и респектабельно: белые американские «бананы», темно-красная спортивная рубашечка из чистого коттона и белоснежная курточка фирмы «Пума». Грим - самый незаметный, слегка тонированные очки и красная «адидасовская» сумочка.

–  Ах, как жаль, что вы не говорите по-шведски, - искренне сожалел консул, обращаясь ко мне.
– Но это поправимо. Поправимо…

Сам он говорил по-русски не хуже меня. Когда в разговоре с Эдиком он переходил на свой родной язык, я несколько раз ловила его добрый и внимательный взгляд, устремленный на меня. Словно он хотел убедиться, что я действительно не понимаю шведского.

Я улыбалась ему и вопросительно поглядывала на Эдика. Но Эдик не торопился с переводом. А консул, ответно улыбаясь мне, оказывается, говорил Эдику следующее:

–  Я не имею права не выдать вам документ, подтверждающий ваше неженатое положение и психическое здоровье, который справедливо требуют русские власти при регистрации брака иностранца с их подданной. Мой секретарь уже этим занимается.

–  Благодарю вас, - улыбнулся ему Эдик.

–  Хотя в вашем нормальном психическом состоянии я позволил бы себе усомниться.

–  Отчего же?
– засмеялся Эдик.

Консул любезно долил мне кофе и собственноручно положил еще взбитые сливки. И продолжал по-шведски:

–  Да потому, господин Ларссон, что вы собираетесь жениться на профессиональной проститутке, что видно невооруженным глазом. И не возражайте! У меня большой и печальный опыт. Я таких справок выдал сотни.

–  Мне наплевать, кем была госпожа Зайцева в России. Мне важно, кем она станет, будучи «фру Ларссон» в Швеции.

–  Это я могу вам спрогнозировать, - консул дополнил мою рюмку.
– Восемьдесят процентов подобных браков расторгаются сразу же или спустя совсем немного времени после пересечения границы. Большая часть этих девиц тут же начинает заниматься индивидуальной проституцией, поступает в стрип-бары, в секс-шоу или рассасывается по публичным домам Европы. У вас есть гарантия, что вы с мадам Зайцевой окажетесь теми счастливцами, которые составляют всего двадцать процентов от общего количества таких браков?