Интересное время или Полумесяц встает на закате
Шрифт:
– Все, - вынес диагноз Аскорбин.
– Кэп здоров!
– А я и не болел, - осклабился я.
– Еще по одной давай.
Напарник заговорщицки подмигнул и выудил из нагрудного кармана небольшую фляжку с коньяком. Фляга была из закаленного хрусталя. Поэтому я не только разобрал, что внутри, но и полюбовался радужными бликами от приветливого и мягкого итальянского солнца, ласкающего эту землю не один десяток лет.
– Вот это я понимаю, - сказал я.
– Подготовился для посещения страждущей души. Объявляю вам благодарность, сержант.
Аскорбин
– Не увлекайся, а то просекут.
– А ты не парься, мелкий. Где наши, кстати?
– На задании, - ответил сержант.
– Это... командир, можно глоток?
– Нет, - улыбнулся я хищно.
– Это помощь пострадавшим от войны, - и спрятал четвертинку под подушку. Поманив пальцем напарника, я прошептал: - Может, раскачу с сестричкой.
– Ой, Лис, - отошел от меня Аскорбин, - хитрый ты кадр.
– А я еще и не то могу. Ладно, вали на все четыре стороны. Отпускаю. Спасибо, что навестил.
После визита сержанта прошло три дня. Я уже мог - с разрешения врачей - выбираться в госпитальный парк на прогулку. Естественно, в форме; не мог же я разгуливать в одном исподнем по приличному месту. Так что вид у меня был бравый и независимый. Товарищи по несчастью косились на меня с уважением и завистью, а персонал с неодобрением. Впрочем, женская его часть взгляды бросала далеко не двусмысленные, теша мое самолюбие и гордость.
Опираясь на тросточку, я медленно шел к небольшому фонтанчику. Это было мое самое любимое место во всем госпитале. Конечно, на Вечный город открывался хороший вид и из палаты, но я предпочел побродить там, где царила мягкая прохлада и свежесть. Короче, здесь было самое благословенное после Северной Африки место - тенек. Как мало нужно для солдата.
Только я присел на холодный гранит и опустил руку в прозрачную воду, где - вот красота-то!
– резвились золотые рыбки и отражались белые облака, лениво плывущие по небосклону, как вдруг...
– И вы здесь, мой рыцарь без страха и упрека?
– возле меня остановилась моя медсестричка, иронично глядя на меня.
– Тут-тут, - протянул я.
– Где ж мне еще быть?
– В палате, - лаконично ответила девушка.
– Спасибо. Належался уже. Присаживайтесь, - я похлопал ладонью подле себя.
– Здесь хорошо.
– Надо же, - девушка присела и улыбнулась мне.
– В суровом вояке проснулись чувства.
Я посмотрел на нее отстраненно.
– Это можно воспринять как оскорбление.
– Да ладно вам, - рассмеялась она.
– Я не хотела вас обидеть. Извините.
– У вас бы все равно ничего не получилось: я не из обидчивых.
– Зато остры на язык.
– Что есть, того не отнять, - подмигнул я ей.
– И я бы не сказал, что вам это не нравится. Даже наоборот.
Мы так просидели еще около десяти минут, болтая о пустяках и не упуская возможности подначить друг друга. Медсестра была уже для меня Софией, а я для нее просто Эрвином. С ней мне было комфортно и возникало такое чувство, будто я снова стал тем двадцатилетним юнцом, а не погрязшим в крови наемником, разменивающим уже четвертый
София сидела сбоку от меня и завороженным взглядом смотрела мне в глаза, слушая мои стародавние байки из моей молодости, которые я слегка приукрасил. Она даже не заметила (или не обратила внимания), как я положил руку ей на бедро - так меня слушала.
– Кхе-кхе!
– любовное наваждение, возникшее между нами, как ветром сдуло.
– Развлекаешься, да?
– это был Артемьев, остановившийся от нас с Софией в паре шагов. Руку я убрал сразу.
Подрываюсь:
– Здравия желаю, Полковник.
Артемьев козырнул и внимательно посмотрел на медсестру. Девушка бодро вскочила с места и, поправив чепчик, пошла куда-то по своим делам.
– И зачем это вам понадобился капитан Эрвин Бергман?
– в обращении я допустил некоторую вольность.
Артемьев пропустил мимо ушей мою выходку.
– Не капитан, - он поднял кверху руку, - а старший капитан.
– Простите, - не понял я.
– Сегодня пришло распоряжение о повышении тебя в звании, Лис. Так что, поздравляю.
– Благодарю, - я пожал командиру руку.
Артемьев предложил пройтись по аллее и обсудить одно дельце, с которым он приехал ко мне. Полковник достал из кармана серебряный портсигар и угостил меня сигаретой. Он приноровился к моим неспешным шагам и ожидал вопросов с моей стороны.
– Так какое у вас ко мне дело?
– начал я разговор.
– Помнишь, ты говорил, что твой дед был офицером вермахта?
– напомнил мне Артемьев.
– Да, Сергей Николаевич, - подтвердил я.
– Он воевал в Северной Африке под Эль-Аламейном в «Африканском корпусе» Роммеля. Но, как я понял, вас интересует не это.
Полковник улыбнулся уголками рта и бросил короткий взгляд под ноги.
– И да, и нет, - сказал он.
– Если верить историческим источникам, то Лис пустыни воспитывал свои войска в рыцарском духе: нормальное отношение к пленным и гражданскому населению, неприятие жестокости ярых нацистов к евреям.
– Артемьев улыбнулся: - Вот парадокс: итальянцев дико не любил, особенно старший командный состав. В общем, черт с этим всем. Нам другое нужно. Тебе твой дед не рассказывал, входили ли войска СС в африканскую армию этого хитрюги с сине-золотым крестом «За заслуги» на шее?
– Я точно не помню, - нахмурился я, копаясь в памяти, - кажется, старик что-то упоминал о роте эсэсовцев с командиром-фанатиком, охранявших что-то. Когда он рассказывал про них, то в его голосе сквозила злость. «Простой унтерштурмфюрер, а гонору - как у фельдмаршала», так, кажется. Но...
– я замялся.
Артемьев сцепил пальцы рук за спиной и, скосив взгляд на меня, подбодрил:
– Не стесняйся.
– Когда я добрался до дедушкиного альбома, то увидел в нем фото всех офицеров. Эсэсовец тоже там был. Однако внимание заслуживает другое: у него на куртке, чуть выше обшлага нашивка была. Я было подумал - СД, но точно не контрразведка.