Интервью в опаловых тонах

Лайон Алекс

– Ник.

– Привет, Ларри. Что у тебя сегодня?

Ларри был нашим ловцом сенсаций в киберпространстве. На его компьютер стекалось всё, что могло заинтересовать даже самого искушённого читателя или зрителя – от мелких сводок спецслужб до материалов, выпущенных в эфир на другом конце света.

Ларри откинулся на спинку стула и немного отъехал от стола. С блаженным видом выспавшегося и трезвого человека, он зевнул.

– Да ничего особенного. Кроме утренней суеты – пусто. Скучная ночка. Экспресс-отделу сойдёт, тебе… Вряд ли.

Я хлебнул сладкую дрянь из автомата. Не знаю, что они туда добавляют, но голова стала болеть значительно меньше.

– Даже из… – липкие щупальца

внутри опять ужалили желудок. – Даже из полиции?

Ларри пожал плечами и, вернувшись к столу, отмотал на экране сводку.

– Не считая сегодняшнего инцидента там вообще глухо. В основном, всякая ерунда. Кража наночипов, смерть от энергопередоза, кибермошенничество…

– Кто-то до сих пор скидывает валюту на восстановление культурных памятников?

– Ага, типа того.

– Это не мошенничество! – отозвалась Хитер с другого конца редакции. – А важная государственная программа! Не позорьтесь.

Мы с Ларри перекинулись многозначительными взглядами. Все знали, что Хитер жертвует средства на реконструкцию всяких древних развалюх, которые устояли после Коллапса. Дома с треснутой лепниной, дворцы с обрушившимися потолками – Хитер от этого старья балдела и мечтала, что однажды призраки утраченного наследия снова начнут функционировать. За это дело действительно взялись однажды, была куча проектов, однако миру, который ещё не оправился от конца света, было куда девать деньги. Поэтому реализовать проекты предложили за счёт пожертвований от населения и инвесторов. Среди последних дураков не нашлось, а вот среди романтиков, которые тосковали по прошлому, вкладчиков было немало. Вот только дело двигалось крайне медленно – за десять лет удалось более-менее привести в порядок только один старинный дом. В нём открыли музей, в котором не было ни одного компьютера. И посетителя. Правительство оправдывалось, клятвенно заверяя, что в следующем году возьмётся ещё за что-нибудь, вкладчики устраивали пикеты, требуя продолжения программы и… продолжали присылать деньги. Наглядный пример того, как груз прошлого опустошает душу. И кошельки.

Я демонстративно зевнул.

– Короче, скука.

Ларри пожал плечами.

– Не для Экспресс-отдела. Накинулись на меня с утра, как ястребы. Чуть не подрались за темы. Ты бы к ним перебрался – всегда работа найдётся.

– Пахать весь день, считая каждую буковку и выдумывая идиотские заголовки, только чтобы народ почаще проходил по ссылочке? Нет, спасибо. Пойду лучше страдать от безделья и нищеты в ожидании нормальной темы.

– Лентяй.

– Я?! – наигранно возмутился я. – В отличие от твоих чаек, я свои материалы нахожу и разрабатываю сам. Почти всегда. А когда в последний раз хоть кто-нибудь из Экспресс-отдела выпрыгивал из-за стола с криками: «Эй, поглядите, из этого можно сделать крутой репортаж?!». Кто-нибудь из них подскакивал в шесть утра, чтобы сделать фото сумасшедшего, разнёсшего полквартала?

– Им это не нужно, они делают быстро, а ты…

Ларри почесал затылок.

– А я делаю настоящую журналистику, – я погрозил ему бумажным стаканчиком. – И пока я и мне подобные могут держать перо, она будет жить.

– Ну, – Ларри вздохнул, – с вашим-то рвением жизнь у неё будет короткой.

– О чём ты? – какой же вкусный этот разбавленный химикатами и ароматизаторами кофе!

– О том, что после твоей последней «сенсации» ты полмесяца валялся в больнице, а потом чуть не загремел за решётку за…

– Ладно, я понял, – нервно сказал я. – Но, как говорили древние, искусство требует жертв. Умереть за правое дело – это ли не высшее проявление…

– Глупости?

– Профессионального героизма и преданности делу!

Ларри отмахнулся. А я подумал, что

слукавил. Умирать за правду – это только на словах звучит красиво, но как только дело доходит до суровой реальности, ты понимаешь, сколько теряешь ради того, чтобы твоё имя навеки застыло на мемориальных досках и в реестре погибших при выполнении служебного долга. В мире, который просто продолжит вращаться после твоей смерти. Журналист – это не политик, про него не напишут в учебнике истории, его имя не будут смаковать на кухнях, рассуждая, каким он был человеком. Ну, разве что, за очень редкими исключениями, а я таковым не являлся. За известностью я никогда не гнался, а изменить мир парой репортажей… Что ж, признаю, я до сих пор верю, что это возможно, но какой тогда должна быть эта правда? Не думаю, что ей хватит одной только жертвы в виде глуповатого журналиста, не сумевшего вовремя замолчать или смыться.

Через три часа прочёсывания самых отдалённых уголков Сети меня снова затошнило – на этот раз от количества глупых постов и не менее идиотских комментариев. Передо мной мелькали сводки примерно такого же содержания, что зачитал мне Ларри. Всё это было информативно, порой даже жутковато, но никакой загадки в этих происшествиях или событиях не было. Ну вот, к примеру, накрыли очередной подпольный клуб робобоя. Даже не открывая релиза, я знал, что там увижу: толпа ребят нелегально собирает роботов с искусственным интеллектом, выводит на ринг и заставляет машины крошить друг друга. А сами делают ставки. И однажды кто-то решает, что если сдать эту лавочку полиции, шансы на выигрыш существенно увеличатся, да и куш будет больше. Делал я как-то об этом репортаж на заре своей карьеры. Рейтинг был таким низким, что шеф решил снести его с сервера – чтобы не позориться.

А как вам такое: задержан очередной недомаг за незаконное использование эффекта. Какого – не сказано.

Я иногда думал: а ну, тоже попаду под воздействие дикой магии, которая гуляет за Стеной, да тоже получу в распоряжение магическую силу. Я бы выбрал что-нибудь, что позволяет поспать подольше. Но везло не мне, а каким-то чудикам, которые решали, что смогут обмануть систему безопасности Уэйстбриджа: не регистрируют свои эффекты, не проходят чипирование, как все, кто, скажем, рождается с этими аномалиями в организме, а просто начинают пользоваться силой налево и направо. Чаще всего, их накрывают в первые же дни. А этот дурачок и вовсе умер. Так что… Пожалуй, не надо мне никаких эффектов, мне хватает Хитер. С магией шутки плохи – хоть это я усвоил, пусть и как глупец, познав на собственной шкуре. Не зря работаю.

Этих поймали, те признали вину, другие заплатили штраф, за «глухарь» с отмыванием денег на ремонте городских дорог я даже браться не буду – эту глыбу не сдвинул с места даже апокалипсис. Хотя, признаю: пару раз удавалось поджечь этот фитиль и спровоцировать несколько арестов и проверок. Только ту дорогу в итоге так никто и недоделал.

– Ну, как успехи? – краем глаза я увидел, как попка Хитер опустилась на краешек стола.

– Подумать только, сколько времени народ тратит на то, чтобы как можно сочнее оскорбить незнакомого человека, – фыркнул я, не прекращая листать ленту комментариев.

– Ты за столько лет не привык? – усмехнулась Хитер. – Эм… Никки…

Она закусила губу.

– Мм?

Мне попалась реклама голосового помощника для дома.

– Звонили из участка…

Я вцепился взглядом в экран.

– Надо же, как интересно…

– Вернее, это мы звонили в участок…

– Ого…

– Хотели спросить, что у них новенького…

– Невероятно…

– Трубку взял Дастин…

– До чего техника дошла…

– Он не захотел разговаривать…

– Ну на-адо же.