Интим не предлагать!
Шрифт:
Но сейчас здесь пахло иначе. Пахло приторными женскими духами.
В душе закопался неприятный червяк подозрения. Малиновский так рано уехал с пар… Он мог это сделать за тем, чтобы спокойно уединиться с кем-то, пока меня нет… Например, поздравить бывшую с намечающимся бракосочетанием.
Да, он не обязан передо мной отчитываться о своих любовных похождениях, но вдруг просто решил во избежание моего нытья по поводу подорванной репутации сделать всё по-тихому?
Первая мысль — позвать его, но тут же отсекаю
Сняв туфли, тихо, на цыпочках поднимаюсь наверх. Запах духов усиливается, а возле спальни Малиновского и вовсе становится нестерпимым. В довершение моих подозрений внутри я отчётливо слышу тихий женский голос.
Отпрянув от двери, прижимаюсь к стене, не решаясь войти. А вдруг они там правда голые в постели… Это же так унизительно!
Да, я жена, но ведь не настоящая, устраивать сцены — глупо, сделать вид, что ничего особенного не происходит — ещё глупее. Заглянуть и сказать: “простите, я за конспектом, продолжайте”?
А может, лучше просто уйти? По-тихому. Как будто не было ничего.
Нет. Уйти я не могу. Потому что как бы я не пыталась делать вид, что на Малиновского мне плевать, мне на него не плевать. Вернее, плевать, но не так, как мне бы того хотелось. Вернее …
Ай, чёрт! Он там, внутри, в нашей спальне, и ним какая-то девушка! Он не один!
Жгучая, позорная, безотчётная ревность заполонила собой разум. Как вчера в Манго, но только в сто крат острее.
Я словно тону, лечу на дно Марианской впадины, карабкаюсь на вершину Эвереста и срываюсь…
Нет, не потому что я влюбилась в него или ещё какая-нибудь чушь, а потому что я просто… собственница. Я даже в песочнице за свои формочки лопаткой по голове всех била.
Да, только поэтому. Только.
Он там не один! Не один… Он не один! С ним девушка!
Уйти? Ни за что на свете! Я должна увидеть всё собственными глазами. Чтобы раз и навсегда… Чтобы понять…
Заранее возненавидев обитательницу спальни и решив, что во что бы то не стало буду вести себя достойно, резко дёргаю на себя дверь, а там…
…а там, на софе, в белом брючном костюме, держа в руках чашку чая сидит женщина.
Не молодая девчонка, а именно женщина, не старше сорока и невероятно красивая.
Гордая осанка, копна модно уложенных пшеничных волос, раскосые зелёные глаза и окрашенные алой помадой до боли знакомые губы…
Сомнений нет. Это она — предательница.
Поставив с лёгким звоном чашку на блюдце, мать Малиновского приветливо мне улыбнулась.
— Здравствуйте, Евгения. Богдан не обманул, вы очень красивая.
Кошу взгляд на кровать — Малиновский, скрестив длинные ноги, лежит поверх моего розового покрывала. Одна рука заложена за голову, в другой мобильный. Он тоже посмотрел на меня и по одному только взгляду я поняла, что
— Здравствуйте, а вы кто? — специально туплю, так как хочу услышать её ответ.
— Я мама Богдана.
— Мама? Серьёзно? А я думала, что мамы у него нет. Простите, просто он никогда о вас не рассказывал.
Горькая ирония зашла: красивое лицо предательницы из приветливого превратилось в каменное, но воспитание не позволяло ей открыто послать меня куда подальше. Поэтому она снова мягко улыбнулась:
— Мы просто не живём вместе.
— Я заметила, — цежу сквозь зубы и бросаю на комод сумку.
И зачем вот она сюда припёрлась! Сидела бы и дальше в Турции, массировала своему Мустафе ноги, или что они там ещё обязаны делать.
— Признаться, я была очень удивлена, когда узнала, что Богдан женился. Просто как снег на голову. Он, как бы это сказать — всегда был противником брачных уз и с самого детства говорил, что никогда не женится, — делится мама.
— Быть может, потому что у него перед глазами не было примера крепкой и дружной семьи? Когда на человека постоянно лает собака, он ни за что не заведёт себе щенка, — знаю, что ужасно груба, но не могу простить ей предательство.
Николай Филиппович — прекрасный мужчина и отец, и он точно не заслуживает такого к себе отношения. А Богдан? В чём провинился он? Я знаю, что он тяжело переживал уход матери из семьи и точно знаю, что её фривольное поведение не могло не наложить печать на его отношение к женщинам в целом.
Предательство тяжело пережить в любом возрасте, будь тебе пять лет или двадцать. Особенно если предаёт, казалось бы, самый близкий человек.
Бросить семью и сбежать за бугор — уму непостижимо!
— А ваши родители, Женя? Кто они? — намеренно игнорирует мой спич мама.
— Мама работает бухгалтером, отец мелкий предприниматель. Или вас волнует, вместе ли они живут? Нет, они в разводе. Но мой папа сначала развёлся, а потом уже женился снова, а не наоборот.
Напряжение витает в воздухе. Малиновский завис с телефоном в руке, ловя каждое моё слово. Судя по выражению его лица, он не против и это предало мне уверенности, что я всё делаю правильно.
— Вам не кажется, что вы немного грубы? — изрекает она, наконец.
— Разве? Я просто отвечаю на ваши вопросы, — широко улыбаюсь. Понятия не имею, откуда из меня это льётся, в жизни такой смелой не была. Но я чувствую, что обязана высказать то, о чём молчит он.
— Богдан, не принесёшь ли мне ещё чашечку чая?
Предательница протягивает ему всего лишь на половину отпитую чашку и выжидающе смотрит на сына. Малиновский не двигается с места — пальцем не шевелит.
— Пожалуйста, мой чай совсем остыл.
Та же реакция. Статуя Будды не смогла бы продемонстрировать отрешенность правдоподобнее.