Интоксикация
Шрифт:
Мы сели на наши места в зелёном воздушном змее. Ноги, как всегда, почти упирались в кресла напротив, доставляя дискомфорт. Перелёт в четыре с половиной часа сжимал тисками суставы в коленях, ступнях и бил в поясницу.
Через час полёта принесли еду: подобие бургера с ветчиной, листом салата и жирным майонезом, который мы счистили ножами. Лера воткнула в верхнюю часть булки зубочистку, на которую, как штандарт, водрузила зелёный пакетик с надписью «сахар». Она сделала пару фото себя, затем взяла меня за подбородок, повернула плавно к себе.
– Как скоро будут выдавать багаж? – спрашивал я у сотрудника службы розыска вещей возле чёрной недвижимой чешуйчатой резиновой ленты. Тот был явно недоволен, что его отвлекли от горячего чая, на который он не переставал дуть, даже
– Он… багаж ваш… никуда не денется.
– Я понимаю, – соглашался я, – но у нас следующий рейс. Багаж не выдают, а регистрация заканчивается через пять минут.
– Ну, – пожимал он плечами, не выпуская их обеих рук кружку, – пишите… заявление… отправим куда вам… там надо, – после чего он наконец сделал глоток, скривился от кипятка и продолжил остужать его морщинистыми иссохшими губами.
– Ладно, стоим ждём.
Багаж поехал.
На счастье наши вещи были одними из первых. Мы их быстро кинули на тележку, выбежали и, не обращая внимания на окружающих, бегая взглядом по указателям, неслись к стойке регистрации. Встали в очередь последними, перед мужем с женой, которая, полуотвернувшись ото всех, ела сухофрукты, а муж стоял по стойке смирно, как солдат на построении.
– Курить, – сказала Лера, когда вещи вновь нас покинули.
– Пойдём, ступим на сибирскую землю.
– Будто она отличается от других.
– Ничем, – согласился я, – земля везде земля. Всё определяют подошвы, которые по ней ступают. – Мы вышли из старого аэропорта и оказались на практически пустой парковке. Не найдя в радиусе зрения курилки, мы отошли подальше от входа.
Дул сильный ветер, выкуривая своими порывами половину сигарет. Небо скрывалось за облачным серым ковром. Бросив окурки на землю (за отсутствием урн), мы отправились проходить паспортный контроль и попали в ужасную очередь, а посадка уже заканчивалась. Я подошёл к одному из сотрудников пограничного контроля, объяснил ситуацию, после чего нас пропустили вне очереди. В самолёт мы забежали последними. Я даже успел выпить бокал бесплатного пива в зале ожидания.
С Никитой, к моменту нашего приезда, я был знаком пару лет. Он переехал около года назад и чувствовал себя прекрасно: удалённая работа открывает прекрасные возможности для свободы передвижения. Он чуть ниже меня ростом, крепкий, хотя немного себя запустил, как он сам сказал, хлопая себя по животу и расплываясь в широкой улыбке. Он любит шумные вечеринки и домашние посиделки. У него заразительная улыбка и хриплый, прокуренный смех, который легко из него выдавить любой, даже заезженной шуткой. Он часто говорит: «мм, ну да», после того, как подумает и примет разумность доводов. Он легко подстраивается под других, не испытывая при этом дискомфорта. В компании он ни на первых ролях, ни среди незамеченных. Он попеременно может играть разные скрипки в течение одного вечера – зависит от его настроения и желания, которые никогда не бывают им навязаны остальным. Он не любит сидеть на одном месте и вряд ли сможет ужиться с кем-то на долгий срок, если это не его девушка. Он меняет образ жизни и окружение не постепенно, а радикально: всё, все. Он настойчив до тех пор, пока не оступится, что с ним случалось неоднократно. Дружба с ним, что становится известно при должном внимании к его словам и поступкам, не может быть долговечной, что не отталкивает и не является причиной для недоверия к нему. Его запросы для жизни: звёзды над головой, тёплый климат, ноутбук, интернет, шорты, футболка, очки, подушка, чтобы не затекала шея, которая почти всегда на нём, пачка хороших сигарет и бейсболка.
– Новое лицо в этом гадюшнике! – ответил он на моё приветствие. – Так! – повысил он голос и посмотрел на Леру, которая копалась в чемодане. – Идём гулять?
– Идите без меня, – сказала она, вновь зарыв голову в недра вещей, раскидывая их куда сами упадут. – Я хочу в душ и отдыхать.
– Посиди пару минут, я тоже в душ и идём, – сказал я давнему другу и, поймав брошенное мне полотенце и чистую одежду, отправился разбираться с местными ванными технологиями.
Вода была прохладной. Как позже мы выяснили, мыться нужно ближе к вечеру, когда огромный бак с водой, стоящий на крыше нашего пятиэтажного дома, нагревал содержимое и отправлял его по системе водоснабжения в комнаты постояльцев,
Лера зашла ко мне и начала умываться.
Она обрадовалась, что вода была ледяной, а потому поторапливала меня, чтобы самой скорее смыть с себя запахи самолёта. Я закрыл кран, промокнул волосы и тщательно высушил тело.
Она отказалась идти вместе с нами даже тогда, когда сказала, что хочет есть. Она попросила купить что-нибудь домой и вернуться побыстрее. Она поцеловала меня в щеку и захлопнула дверь в ванну, выталкивая меня на кухню, объединённую с гостиной.
Никита к тому времени комфортно развалился на зелёном кожаном диване и прикорнул, свесив голову на бежевую подушку, обвивавшую его шею.
На улице слегка стемнело, но небо всё подсвечивало суетные улицы, суетных туристов и ленивых местных жителей.
Никита указал рукой в сторону дома, в котором он жил, когда только приехал, когда мы курили на небольшом балконе. После каждого глотка кофе я легка начинал потеть: к тропическому климату привыкаешь неделями, и мне оставалось только пить понемногу, не допуская излишнего перегрева организма, сдававшегося каждый раз при жадных глотках. Говорил, что жить там было невозможно – тараканы, грязь. Но для Азии это не настолько удивительно. Сначала, конечно, тараканы отталкивают, особенно их размеры с зажигалку, да ещё и толстые, явно живущие в достатке и не испытывающие потребности в еде или тепле. Тараканы живут здесь почти во всех домах, на рынках. Возле продуктовых развалов встретить их намного сложнее, ведь там территория крыс, кидающихся как к еде, так и от неё, при приближении человека. Боятся их только туристы, особенно чувствительные из них.
Мы жили в небольшом дворе, который не сразу нам понравился, но через неделю мы даже полюбили его за отсутствием лишнего шума, вида на отели в первой полосе. Узкие, глубокие дома по три-шесть этажей, прятали нас от посторонних глаз. Наш дом находился за поворотом с дороги, упирающейся под прямым углом в другую улицу, тянущуюся вдоль всего побережья с пляжем неисчислимых лежаков, связанных цепью на ночь, несколькими кафе, с высоким забором пальм и сотней праздных гуляк.
Никита всё хвалился, что похудел, но по нему этого совершенно не было видно, я же не видел его два года! Откуда мне помнить его комплекцию – я и лицо то успел позабыть! Он развёл руки в стороны, как при снятии мерок перед пошивом костюма, но его живот только больше округлился под натянувшейся футболкой.
Мы с Лерой не знали на сколько приехали. На месяц уж точно, а дальше – посмотрим. Планов ни у кого из нас не было, мы жили праздно и совершенно не пеклись ни о тяготах, ни об оставленном за тысячах километров бремени повседневности. Я совсем не знал, что дальше делать. Я будто заблудился, но меня это совершенно не тревожило, когда рядом был хороший друг, а дома ждала та, ради которой хотелось возвращаться.
По дороге к пляжу, идя по правой стороне (с левой была огромная мусорная куча, которая, по словам Никиты, вывозилась раз в несколько дней, когда мешки переваливались через край, а запах гнили распространялся на несколько кварталов и добирался до ближайшего кафе японской кухни, в котором работал его знакомый – Саркис, с которым он меня чуть позже познакомил), я обнаружил высокую стену с неказистой колючей проволокой, красной выцветшей от солнца табличкой с гербом. По ту сторону стены, высотою около двух с половиной метров, располагалась тюрьма. Она была на таком близком расстоянии, что стоящие на втором этаже заключённые могли беспрепятственно перепрыгнуть на дерево со второго этажа, на котором курили каждый вечер и сплёвывали на пешеходную часть, по нашу сторону забора, на котором висели детские куклы, слегка обожжённые и с выколотыми глазами. Будь я уверен в их стерильности, обязательно взял бы одну на память. В конце улицы мы купили по бутылке пива, которые продавец нам здесь же открыл.