Интрижка
Шрифт:
Я не знала.
Поэтому и спросила.
Но я рискнула предположить.
— Не уверена, что смогу это сделать, — осторожно начала я.
— Что сделать? — сердито спросил он.
— Иди за ней. Я не хочу быть…
— Не говори этого, бл*ть, — прорычал он.
Я закрыла рот.
— Элиза, она была три года назад. Я любил ее. Этого не изменить. Я любил ее, и она разрушила меня, когда ушла, потому что так сильно я ее любил. Я не собираюсь извиняться за это, или отрицать этого, или ходить с тобой на цыпочках по тонкому льду, пока мы выясняем, что
Я снова моргнула, глядя на него.
Он думал, что мы были…
Всем?
— Я подумал, что ты этого захочешь, — продолжил он. — Ты хотела бы знать, что мужчина в твоей жизни может испытывать такие глубокие чувства к женщине, с которой он решил провести остаток своей жизни. Но с ней этого не произошло. Она ушла. Я не был Спящей Красавицей, без сознания и неподвижно, ожидающий ее возвращения. Жизнь идет своим чередом. Я встретил тебя. Она — горько-сладкое воспоминание, и теперь она вернулась в мою жизнь, а с тех пор, как ты прочно в ней обосновались, то, к сожалению и в твою. Но факт остается фактом: она — воспоминание.
— Она прекрасна, — сказала я ему то, что он наверняка знал.
— И что?
— Я… ну, она одевается как ты. Вы… вы двое… — Я сглотнула и закончила: — Подходите друг другу.
— Что тут сказать? Ее образ рокерши-наездницы — крутой. Всегда был таким. Но я не трахаю ее. Я трахаю девушку в платье с декольте, которое напоминает мне, как сильно мне нравятся ее сиськи, и, детка, это не просто сексуально. Это взрывоопасно. Платье с гребаными птичками, и оно все равно такое сексуальное, что, лишь взглянув на него, я хочу задрать подол к талии, а еще лучше, чтобы платье лежало на полу у кровати, моей кровати, твоей кровати, мне все равно. Но будь уверена, причина не в этом, я хочу быть с тобой не из-за нашего с ней прошлого. Я просто хочу быть с тобой.
Я отстранилась, не физически, и по раздраженному взгляду, который бросил на меня Джонни (или еще более раздраженному), поняла, что он это почувствовал.
И все же я ничего не могла с собой поделать.
— Так ты хочешь трахать меня, — заявила я, и я не могла скрыть обиду в голосе.
— Ну, да, — выдавил он. — Бесспорно, Из, ты — лучшая любовница, которая у меня когда-либо была. Никто даже близко с тобой не сравнится. Ты не на первом месте. Ты дала новое определение первому месту.
Что ж, это своего рода комплимент.
— А еще мне хочется больше твоего гуакамоле, — постановил он. — И теперь я каждый день просыпаюсь в гребаные пять утра, потому что не могу спать, зная, что ты здесь, — он махнул рукой, указывая на конюшни, — заботишься о лошадях в одиночку. Каждую ночь, Элиза, я ложусь спать, перебираю в уме все свое дерьмо, думаю о тебе и гадаю, трогаешь ли ты себя, думая обо мне. Кроме ночи после «Звезды». Тогда я не сомкнул глаз, не в силах выбросить из головы, что ты здесь одна, и как тот ублюдок издевался над тобой. Не могу выразить, какое облегчение я испытал, услышав, что твоя сестра с тобой. Я был рад за тебя, потому что знаю, ты ее любишь,
Я неподвижно сидела у него на коленях, в его объятиях, уставившись на него и забыв, как дышать.
Джонни не забыл.
Он вздохнул, продолжая смотреть на меня.
— Последние две недели я много времени провел, злясь на Шандру, не потому, что она сбежала от меня, а потому, что позвонила и все испортила, прежде чем я смог сводить тебя в поход. И я потратил много времени, гадая, получила ли ты пионы и футболку, и задавался вопросом, стоило ли мне вообще их посылать, или это ухудшило ситуацию, и мне нужно поговорить с тобой об этом. Итак, в конце концов, я потратил много времени, просто думая о тебе, и, да, часть его я посвятил мыслям, что хотел бы сделать с тобой, чтобы заставить кончить.
— Значит, я тебе нравлюсь, — прошептала я с придыханием.
Он нахмурился, будто хотел придушить меня, затем откинул голову на спинку кресла и уставился в потолок.
— Приму за «да», — пробормотала я.
Его руки сжались вокруг меня так крепко, что мои ноги слились с туловищем, так что я превратилась в маленький шарик, плотно прижатый к его груди, Джонни поднял голову и отрезал:
— Да, ты чертовски мне нравишься.
— Окидоки, — промямлила я.
— Я знаю, что твоя сестра здесь, но сегодня мне хочется провести с тобой время, а потом я хочу, чтобы ты вернулась со мной на мельницу и провела там ночь.
— Она в затруднительном положении, Джонни, и на нее всегда ложилась огромная доля заботы о Бруксе.
Его лицо приобрело замкнутое выражение, я не совсем поняла, почему, но это не было причиной, по которой я сказала следующее, просто еще не закончила свою мысль.
— Но она поймет. Она пыталась заставить меня поговорить с тобой, так что будет, эм… рада, что все так, эм… обернулось. Хотя завтра мне нужно быть с ней. Клянусь, каждый раз, когда я меняю Бруксу памперс, она готова меня расцеловать.
Что бы ни омрачало его черты, они прояснились, он прижал меня ближе и спросил:
— У тебя завтра выходной?
Я кивнула.
— Твоя сестра с Бруксом могут приехать на мельницу, и я приготовлю вам барбекю.
— Было бы мило, — сказала я с улыбкой.
Он посмотрел на мою улыбку, затем его глаза опустились ниже, и его объятия ослабли.
— Мне… понравилась футболка… очевидно, — поделилась я. — И пионы тоже, — добавила я.
Его взгляд вернулся ко мне.
— Штаны? — спросил он.
— Прости? — переспросила я в ответ.
— Чьи они?.
О-оу.
— Эм…
Он еще раз встряхнул меня и предостерегающе сказал:
— Из.
— Не Кента, — сочла я нужным поделиться.
— Тогда, чьи?
Я могла бы сказать, что нахожу мужские пижамные штаны удобными.
Но это было бы ложью.
— Парня до парня и до Кента.
— Ладно. Можешь дойти в них до дома, но после сними их, Иззи. И под этим я подразумеваю, что предпочел бы, чтобы ты их сожгла, но выбросить в мусорное ведро тоже подойдет.