Интро Канарейки
Шрифт:
Бросаюсь к нему. Падаю… Оказалось, держать равновесие слишком сложно! Ничего, мне не больно, не от этого больно! Сжимаю его брюки… Удержать пытаюсь… Обернись! Прошу, не будь таким жестоким! Я здесь… И чувствую, если ты сейчас уйдёшь…
— Я не вернусь — бросил он через плечо, смахнув с ноги мои дрожащие ладони. — Я больше не вернусь. В твоём распоряжении достаточно денег, чтобы безбедно жить три жизни. О лечении не беспокойся. — И направился, без колебаний, к выходу, игнорируя мой беззвучный шепот
Нет! Бросаюсь к нему снова… Не отпущу! Я же жить без тебя не смогу!!! В голове отчётливо маячат строки моей песни…
— А
Не важным становится всё, что вокруг…
Я шиплю мелодию, хриплым сопением проговариваю слова… Почти не слышно, но, если попытаться! Прошу тебя, любимый! Попытайся!!!
На все неприятности Ты-мой ответ
И мне не прервать этот замкнутый круг…
Горло горит от невообразимой боли… Закашлялась, попыталась глотнуть больше кислорода… Даже превозмогая это, я буду петь, буду кричать, как умею… Лишь бы ты остался… Лишь бы не захлебнуться утратой… Не позволь нам потерять друг-друга!
Никита миг помедлил. Его плечи дернулись, прижались к шее. Снова отстранился. Выудил складку брюк с моих до спазма крепко сжатых пальцев. И сделал резкий шаг, от меня, к дверям, ведущим прочь с больничной палаты… Я попыталась догнать… Но, тщетно. Дверь закрылась прямо перед моим лицом, и размытым от потока слёз взглядом я не смогла увидеть главное… Он хотя-бы обернулся?! Он посмотрел на меня?! Или же… Теперь я и правда ему не нужна?!
Облокотилась о створку… Задрожала всем телом… Стала задыхаться от всхлипов… Не верится, что они пройдут… Возможно, будет даже лучше, если они, в итоге, лишат меня возможности дышать…
Прощание
Никита
В этом чертовом подвале давно так не разило кровью… Мерзким тягостным металлом, рвотой и желчью. А я, как сумасшедший, этим запахом упивался! Мне больше и не нужно ничего… Лишь видеть их в мясо сбитые рожи! Очередной замах… Хмельная ухмылка… Завывай, ублюдок! Извивайся под моим кастетом… У меня содраны костяшки, напрочь… Я избивал больничные стены несчитанное количество часов! Больше двух суток она не приходила в сознание! И я ушёл… Ушёл с больницы, когда врачи уверили в её стабильности, как раз за этим!!!
— На, Сука!!! — за последующим ударом не послышалось даже хриплого болезненного рыка. Лишь отвратительное хлюпанье вязкой влаги. Брезгливо сбрызнул остатки с пальцев на пол, и схватил подыхающего иностранца за отрасль грязных волос. Потянул на себя, глядя сверху вниз на закатившиеся глаза. Больше я не был уверен, что меня слышат… — Ты подох?! Ублюдок… Подох, спрашиваю?! Говори… Откуда ты узнал, где нас искать?!
Как же жаль… Я не умею, когда меня срывает, я не умею контролировать себя!! Нужно было начать задавать эти вопросы раньше… Он бы ответил, однозначно! Но, мне было не до вопросов. Каждый раз, за каждым столкновением сжатой руки в металлической оправе об искаженное страхом смерти лицо, я видел перед глазами истекающую кровью Канарейку… И не видел здравого смысла. Мною обладало желание превратить сидящего передо мной на стуле Скотта в груду тухлятины и костей! И я с этим справился… Больше он вряд-ли ответит на какой-либо вопрос.
Прижал палец к пульсу, и, не обнаружив в истерзанном теле жизни, равнодушно отшвырнул тварь подальше. Он рухнул, вместе со стулом, прямо к ногам бывшего подельника. Дима… Он знал меня много лет, и потому его щуплый, дерганый взгляд, наполненный паникой и опасением, был вполне оправдан! Прежде, я таким не был… Я не любил неоправданное
Выудил сигарету. Подкурил. Пренебрежительно размашистой походкой приблизился к нему, попутно наступая на шею мёртвому конкуренту. Затянулся, раскурил до жара, и сунул окурок ему в рот. Дима с опаской, но принял от меня подачку в виде столь желанной порции никотина. Неуверенно взглянул в моё лицо, измазанное подвальной пылью и кровью.
— Ты жив, только благодаря многолетней дружбе. Я помню, как ты не единожды вытаскивал мою шкуру из неприятностей… Теперь, я верну тебе долг. — наклонился над ним, сунул ключ в замок на наручниках, и бросил связную цепь около затекшей от длительной обездвиженности ноги. — Уходи. И больше никогда не показывайся мне на глаза!
Обернулся, и побрел к выходу, оставляя единственного уцелевшего за сегодня человека позади.
— Никита! — вскрикнул несостоявшийся друг, звонко лязгая сорванными оковами. — Я был не прав…
— Плевать… — бросил напоследок, и скрылся за дверным проходом. — У меня последнее свидание с Канарейкой. Сейчас мне больше ни до чего нет дела…
***********
Несколько секунд топтался у её палаты, как желторотый мальчишка. Войти боялся. Врач сказал, что она в себя приходила… Кричала. А голоса не было… Господи, как мне жаль, малышка… Как мне жаль, что ты проходишь через это! И меня Радом не было… Мотнул головой. Если решил уйти — нужно смириться, что не смогу оберегать, хранить и лелеять. Возможно, однажды появится в её жизни кто-то… Дьявол! Нет! Если представлю себе это — точно отпустить не смогу! В голове картинки поплыли… Образы… Как её мягкие, нежные пальчики сжимает рука другого мужчины! Как он её волосы трогает! Как губы целует! Снова не сдержал приступ ярости, и тонкие больничные стены задрожали от силы неистового удара… Ком к горлу подскочил. Как мне её оставить?! Как уйти?!
Но, выбора нет. Эти мысли гораздо более щадящие, чем неуверенность в её безопасности. Один раз я уже держал в руках обездвиженное тело любимой, кровоточащее и такое слабое… Больше через это не пройдет ни она, ни я!
Вошёл. В небольшом пространстве палаты очень скудное, вечернее осветление. Красивое… Чарующее… Не потому, что я ценитель. Нет. Потому, что лунный мираж обрамляет бледное, мирно спящее лицо… Такое красивое! Невольно сжимаю пальцы. До боли. Мне нужна эта боль, чтобы в себя прийти! Чтобы суметь расстаться. Оставить здесь, на этой тумбочке, пакет документов. Её новую, вольную жизнь. И достойно из неё убраться. Подарить ей шанс на будущее…
Хорошо, что по старым связям подсобили. Паспорта и счета были готовы к утру, хотя изначально мне должны были их выдать не ранее, чем через две недели. С учётом ситуации это было как нельзя кстати. Я бы не смог, наверное, отпустить её позже… Сейчас тяжело, дышать не могу, а тогда и подавно не смог бы.
Прежде, чем сложить бумаги, подошёл к малышке…. С расстояния в метр обоняние начинает ощущать её ваниль. Провел тыльной стороной ладони по щеке. Какая мягкая кожа. Шёлк! Как я теперь без этого шёлка? Как проживу без её тепла? Наклонился… Дышит. Так тихо. Так спокойно. Ты проснешься, когда меня уже не будет в твоей жизни… Я навсегда с неё исчезну! И это дыхание больше не будет вторить моему… Тогда, позволь им соприкоснуться. В последний раз.