Инварианты Яна
Шрифт:
'А ещё мне сказали, что Горин мог сам лишить себя памяти, причём Синявский в это не верит. Для этого, мол, Яна нужно было довести до самого последнего градуса отчаяния. А не был ли он в отчаянии после обидного отказа индианки и скандала, устроенного Берсеньевой? Светлана Васильевна не похожа на человека, который без причины разбрасывается словами о предательстве. Не захотел ли Ян всё это забыть? Чёрт знает о чём приходится думать, не наука, а сплошная любовная триангуляция'.
Инспектор зло дёрнул рукой, от чего ствол стал на место, щёлкнув замком. Готовясь к выстрелу, он коснулся щекою приклада - пластик
'Точно как в истории с Яном: не разобрать ничего, тычусь наобум, методом стрельбы. Вернее пристрелки. Кого я пропустил? Инна Гладких ведёт себя подозрительно, пытается подставить Берсеньеву, обличить Горина и выгородить дражайшего Андрюшу, в которого, похоже, влюблена'. Рука инспектора заметно дрогнула, он заставил себя отвлечься от личных переживаний.
'Пытается выгородить Сухарева, но только ли его одного? Не захотела ли она сама наградить Горина за домогательства Орденом Склероза? А после, чтобы замести следы, не стёрла ли из памяти бигбрейна сканы? Она могла. Имела возможность'.
Инспектор тронул пальцем спусковой крючок, выдохнул, мягко нажал, преодолевая сопротивление пружины, как будто боялся дыханием или резким движением пальца сбить верный прицел.
'Один Синявский всё время в стороне остаётся', - подумалось ему вторым планом.
Под пальцем ломко щёлкнуло, тенькнул выстрел, тьма ответила жестяным пустым тоном. Как и следовало ожидать, промах.
– Синявский, - сказал Володя вслух, откладывая бесполезное ружьё. 'Виделся с директором сегодня, но пытался это скрыть; возможно, был при усыплении Яна, и, мягко говоря, не афиширует это; твердит, что в расшифровке памяти ни в зуб ногой, но ой ли? На собрании, когда заговорили об утечке информации, вильнул в сторону. Не умышленно ли? В любовные интриги не лезет, но точно ли? Синявский. Всё время остаётся в стороне, - размышлял инспектор.
– Остаётся... Э! Он остался один на один с Яном, когда Инна выбежала сюда - звать Сухарева. Как раз когда активизировался мозг и выросла загрузка бигбрейна'.
Инспектор выскочил из-под навеса; ему показалось, угодил под водопад. Оскользнувшись, подумал: 'Не смыло бы, действительно, в море. Воды по колено'. Не по колено, конечно, но и лужами не назовёшь.
Он взлетел по ступеням под скальный козырёк, выдохнул пар.
Жерло тоннеля заткнуто перегородкой, в ней дверь. Красноглазеет лампочкой магнитный замок. 'Вот не пустит он чужака, что тогда?' Повезло, - признали своим, впустили.
'Надо бы разобраться, как Аристотель решает вопрос: открыть иль не открыть'. Володя отёр лицо. В его энергичном выдохе больше не было заметно пара - хоть и неуютно в подземелье, но не холодно.
'Куртка промокла, к спине липнет. У входа лужа, набрызгано, мокрые следы. Инна босиком прошлёпала. Простынет. Мне-то ничего, я подогреюсь'.
Инспектор включил обогрев комбинезона и зашагал по горизонтальному колодцу тоннеля, оставляя
'С бигбрейном надо разобраться. Прижать Сухарева - пусть показывает память Яна. Если она как кино. Но сначала припереть к стене милейшего Дмитрия Станиславовича. Та дверь?' Ошибка исключалась, по левую сторону тоннеля от самого лифта ни одной двери кроме входа в Пещеру Духов не было. А по правую - полно.
'Почему? Комнатушка Яна с гулькин нос, места между шахтой лифта и дверью хватит на десяток таких каморок. Странно. Что-то у них ещё есть за стенкой. Ладно, это после. Внутрь. Слышно, они там переговариваются'.
Толстое стальное полотно не успело отъехать в сторону, как стало ясно: не переговариваются, а переругиваются. Орут.
– Вы обязаны!
– циркулярной пилой звенел тенор заместителя директора.
– Иначе будет ясно, что вы саботируете! Когда вам самому надо было, вы ведь сделали это!
– Это не я сделал!
– гремел бас Синявского.
– Кто угодно мог!
– Парализатор! Есть! Только! У вас!
– Сухарев выкрикивал, как гвозди вбивал. Стоял он спиной к выходу, сцепив за спиной руки, поэтому инспектора не заметил, иначе наверняка удержался бы от следующей реплики:
– Интересно, как вы объясните тупоголовому следаку...
– Андрюша!
– подала голос Инна. Уж она-то заметила, кто вошёл, хоть и возилась у терминала.
– Подожди!
– одёрнул её начальник.
– Некогда сейчас. Когда войдём к Яну, тогда и ты сможешь.
– А я говорю, никто туда не войдёт!
– пробасил Синявский. Он тоже заметил, что в предбанник Пещеры Духов явился ещё один человек.
– Девяносто восемь процентов загрузки, - сообщила, глядя на экран, госпожа Гладких, - судя по альфа-ритму, он вот-вот проснётся. И опять тот же сон.
– Не пустите?!
– взвинчено выкрикнул Сухарев.
– Ну, тогда я зову...
Он резко повернулся на каблуках и заметил того, кого обозвал тупоголовым следаком.
– А вот и он сам!
– распалённого сварой заместителя директора нисколько не смутила оплошка.
– Инспектор! Господин Синявский отказывается применить парализатор и никого не пускает к Яну! Я требую...
– Погодите с требованиями, - Володя поморщился и обратился к доктору:
– Почему вы не пускаете к Яну?
– Потому, дорогуша, что Светочка просила не входить, - строптиво пропыхтел Синявский.
– Но я слышал, бигбрейн не пустит туда никого, если действительно нельзя.
Дмитрий Станиславович выпятил подбородок и по примеру Сухарева сложил руки за спиной.
– Кто его - кхэ-хм!
– бигбрейна, знает, что ему втемяшится?
– не слишком уверенно проговорил он.
– Что он понимает в человеческих делах?
'Кажется, я его уел, - радовался Володя.
– Надо развить успех'.
Инспектор перешёл в наступление:
– А что сами люди понимают в человеческих делах? Берсеньева, к примеру. Почему вы ей верите? Давайте испробуем: откроет 'Аристо' дверь или нет. Если откроет, это будет означать...
– Ничего это не будет означать, - упрямо возразил доктор.
– Вы, Владимир, я вижу, вообразили, будто наш силиконовый философ мыслит, а на самом деле...
– Ну! И что же на самом деле?
– подзадорил инспектор.