Инварианты Яна

Георгиев Борис

– Знаете, Владим Владимыч...
– начал, выдвигаясь из-за стола, заместитель директора.

'Ага, в этом мнения не расходятся. Сговор'.

– Не знаю!
– со всей жесточью отрезал инспектор.
– Вы вчетвером тянете время и пытаетесь сбить меня с толку, но больше не выйдет. Откуда мне знать, что ваш директор жив? Почему я должен верить басням об аппаратном сне и потере памяти? Правильно ли я понимаю, что аппаратный сон вы можете прервать и возобновить в любой момент?

– Да-а, - неуверенно протянул Синявский.

–

Правильно ли я понимаю, что сон этот вызван действием излучения, а излучателями управляет 'Аристо'?

– Митя!
– скрипнул тенорок Сухарева.

– Кхм! Правильно понимаете, - ответил психофизик, не обращая внимания на предупреждение.
– 'Аристо' здесь абсолютно всем управляет, в разумных пределах, конечно.

'Не факт', - сказал себе инспектор, и задал отвлекающий вопрос:

– Тогда где излучающая аппаратура? Я вижу голые стены, кушетку и на ней тело, похожее на труп.

Инна нервно хихикнула, физиономия Сухарева осталась непроницаемой. Синявский ответил с улыбкой:

– А вы ожидали увидеть гирлянды из проводов, шкафы с электронным хламом, параболические антенны и... Ха-кха! И прочую дребедень? В стены вмонтирована система мощных управляемых излучателей.

– А стекло?

– Митя!
– опять вмешался Андрей Николаевич, но старый психофизик отмахнулся: 'Отстаньте с вашей конспирацией', - и, ткнув пальцем в перегородку, сказал:

– Силикофлекс. Слышали о таком?

'Понятно, - огорчился Володя.
– Силой не пробиться, надо уговаривать'.

– Так вот, - хе-хм!
– дорогуша, перегородку сдвинуть я не дам и дверь не открою. Говорю вам как врач...

'Стало быть, она сдвигается, - удовлетворённо констатировал инспектор, не слушая, что Синявский говорит как врач.
– Понятно-понятно. Опасно для психики и всё такое прочее. Но раз тебя беспокоит здоровье больного, с тобой можно поторговаться'.

– Дмитрий Станиславович!
– перебил он.
– Я и не просил пустить меня внутрь. Разбудите Яна, только и всего. Ненадолго. Дайте ему очнуться и сразу усыпите. Психика выдержит, ведь выдерживает она сны. Нет, я именно настаиваю. Требую. Вы понимаете, если у меня сложится впечатление, что вы сознательно вводите меня в заблуждение...

– Вы кликнете своих людей?
– вклинился Сухарев. Явно нарывался на скандал, но инспектор даже не повёл бровью.

– Так что же, доктор? Вы слышите меня?
– настаивал он.

– Да, - буркнул Синявский.
– Я слышу. Придётся подчиниться давлению. Я разбужу его ненадолго, но когда увижу, что... Кхе! Позвольте, Андрей, я сяду. Что? Не хотите, так я за другой терминал. Видите, инспектор настаивает.

– Я снимаю с себя всякую ответственность, - заявил Андрей Николаевич.

'Снимай-снимай. Не то ещё снять придётся. Ответственность он снимает', - злорадствовал Владимир.

– Может, не надо, Митя?
– тихонько проговорила сердобольная индианка.

–

Ничего, я осторожно. Действительно, видит же он сны. Одним кошмаром больше, одним меньше.

– Послушайте, господин Владимиров, - Сухарев не говорил, а шипел.
– Вы угробите его личность, а заодно и дело всей его жизни! Поймите, активируется сознание, Ян начнёт переосмысливать сны, запустится распаковка памяти...

– Распаковка?
– заинтересовался инспектор.
– А вы хотели убедить меня, что память Горина стёрта. Теперь выясняется, что не стёрта, а запакована. Где она содержится?

– Не пытайтесь поймать меня на слове!
– взвился заместитель директора.
– Когда я вам это говорил, сам так считал. Слышали же, что рассказала Света?! Ведь вы через плечо заглядывали! Чёрт вас возьми с вашими провокаторскими штучками, Владим Владимыч Владимиров!

– Ну, хватит!
– оборвал его инспектор.
– Прекратите истерику.

– Андрей, успокойся, - упрашивала Инна, пытаясь оказаться между инспектором и Сухаревым.
– Митя обещал, что сразу усыпит.

– Вот именно, - пропыхтел Синявский, не отвлекаясь от монитора.
– А вы, господин неверующий, следите лучше за больным. Второй раз будить не стану. Пропустите момент - ваша вина.

Володя приник к прохладному силикофлексу.

Человек на кушетке шевельнулся, приподнял подбородок, приминая затылком подушку, что-то беззвучно сказал. 'Жаль, не слышно, что говорит', - подосадовал инспектор, но услышал сзади, должно быть, из динамиков терминала, неразборчивое хрипловатое бормотание: 'Ма, я не хо!..' - потом тот же голос выговорил громче и явственней: 'О! Не хочу куклы убери мама!', - и тут же сорвался на крик: 'А-а!'

Голова на подушке дёрнулась, человек зашарил свешенной рукой по полу.

– Дмитри... Митя, немедленно усыпляй его!
– нервничал Сухарев.
– Инспектор, вы налюбовались?!

Но Володя не ответил, следил, как поднимается оживший труп. 'Залысины, короткие волосы дыбом, птичий нос. Это Горин? На вид - лет пятьдесят с лишком; рост выше среднего; нос длинный, прямой. Губы прямые, тонкие...'

Разбуженный после аппаратного сна мужчина был смешон. Напоминал переполошенную цаплю, так же неуклюже переступал с одной кафельной плитки на другую босыми худыми ногами. Пижама висела на нём, как на огородном пугале, глаза...

'Он испуган, станет кричать. Нет, сдержался. Сюда смотрит. Он видит нас?'

– Он нас видит?
– спросил Володя.

– Зеркало, - коротко пояснил со своего места доктор.

– Усыпляй его наконец!
– взмолился Сухарев.
– Он увидит себя, это шок... Всё будет искорёжено, он всё забудет!

– Он не узнает себя, - спокойно ответил Синявский.

'Он нас не видит, перед ним зеркало. Ян видит себя, но не узнаёт. Значит, Синявский не врал. Чего боится Сухарев? Что будет искорёжено? Что забыто? Почему?'