Инварианты Яна
Шрифт:
На экране коммуникатора чисто, тишь да гладь. Всё спокойно на объекте, и можно бы вздремнуть, как те двое, пока дежурит Чезаре, но... Командир непроизвольно поёжился. Хоть и тепло, но не по себе. Как там Рокка? Врубил, небось, пузогрейку, и таращится во тьму. Паршиво вот так вот вечером дежурить, особенно когда неизвестно, чего ждать от этих. Паршиво, слов нет, но дежурный хотя бы видит что-то кроме чёртовых стен. 'А сидеть, как я тут, ещё хуже, - решил Борха.
– Выйти к нему? Проверяю, мол'.
Он надел шлем, повозился с замками и разъёмами, включил
– Командир!
– прозвучал в наушнике голос номера четвёртого.
– Ты видел эту хрень?
'Я и тебя-то не вижу. А, вот он ты', - подумал Борха, приметив за углом краешек шлема.
– О чём ты?
– спросил он.
– Матерь божья, сколько их!
– Кого?
– папаша Род на всякий случай снял автомат с предохранителя и осмотрел купы деревьев, дорожки и коробки корпусов 'ночным глазом'. Ничего подозрительного.
– Бункер! Над бункером!
'То есть, над лифтом', - мысленно поправил подчинённого командир, посмотрел внимательнее, но опять ничего подозрительного не обнаружил.
– Не вижу.
– Ослеп, что ли? Простым же глазом...
'А! Я понял', - Борхе отключил прибор ночного видения и ругнулся от изумления:
– Твою в бога душу мать!
Мерцающий столб поднимался над бетонной плешью, облитой светом новорожденного месяца.
– Метров тридцать-сорок высоты, - шепнул Борха.
– Он шевелится!
– Шевелится? Зум включи!
Родриго поступил, как советовали, и выругался вторично, на этот раз нецензурно. Мириады тусклых огоньков вертелись над бункером, пляска их поначалу казалась беспорядочной, но, приглядевшись, командир различил в мельтешении сложные узоры и уловил ритм.
– Повелитель мух!
– проговорил Чезаре и забормотал что-то похожее на молитву.
– Заткнись!
– приказал ему Борха.
– Светляков не видел?
Как ни старался, а дрогнул голос. Жутко ведь.
– Ты не знаешь, - сипел в наушнике голос номера четвёртого.
– А мне перед высадкой в Могадишо Кэн, взводный мой, трепал про огненный столп. Он видел.
– В Могадишо?
– Да нет, в Церне.
– Какого чёрта он забыл в Церне?
– спросил Родриго, чтобы хоть что-то спросить. Болтовня успокаивает.
– Такого же, какого мы здесь забыли. Точно такой же там был огненный столп, а потом ка-ак бздануло... Кэн три недели провалялся в госпитале, свезло. Выжил, потому что как раз сидел в капонире. Там полгорода разом высадило в тартарары, воронка была такая, что...
– Видел.
– Одно дело в новостях видеть, а другое - в натуре.
Папаша Род, которого болтовня подчинённого не успокоила нисколько, собирался ещё раз приказать Чезаре заткнуться, но не успел раскрыть рот. Ярчайшая вспышка ослепила его, всё вокруг сотряс громовый удар, как будто треснуло и обвалилось кусками небо.
***
Море ворочалось у ног, скрипя мокрой галькой.
– Будет шторм, - сказал Сухарев, подойдя к парапету набережной.
Володя нашёл маяк - серый в ночи, торчащий над обрывом нелепой античной колонной, угасший навсегда, потерявший смысл существования, - маяк ждал шторма спокойно. Его слепые, с мутным лунным бликом стёкла таращились в морскую даль, откуда к причалам Гриньяно никогда больше не придёт по маячному лучу яхта.
– Пора его снести, - сказал Сухарев, словно прочёл мысли.
– Не горит уже четвёртый год. На любой скорлупке есть спутниковый навигатор, кому теперь нужен маяк? Торчит как рыбья кость в горле, вид на Мирамаре портит.
Инспектор едва удержался от грубости. Спросил:
– Зачем вы меня сюда вытащили?
Пять минут назад, сразу после усыпления Яна и разговора с Берсеньевой Сухарев потребовал конфиденциальной беседы. Не хотелось терять из виду Горина, но заместитель директора был настойчив, буквально выволок за собою на пляж.
– Здесь нас не слышит 'Аристо'.
– Распустили вы Аристотеля, слишком много воли дали, - съязвил Володя, но Андрей Николаевич не заметил сарказма.
– Это правда, - ответил он.
– Горин придумал отдать ему полный контроль над сервомеханизмами, и вот до чего мы докатились в итоге. Шагу не ступить без визы этого болвана, слова не сказать.
'А здесь, значит, можно сказать, - сообразил инспектор.
– Не опасаясь, что поверят слова аристотелевой логикой. Ну давай, давай. Что ты там от меня хотел?'
– Вас если послушать, получается, что во всём виноват Горин, - сказал инспектор, всматриваясь в лицо собеседника. Облака оставили от новорожденного месяца тусклое пятно, уследить за мимикой при таком освещении нереально. Однако тон ответа не оставлял сомнений - всё-таки удалось на этот раз задеть Сухарева за живое.
– А кто ж ещё?
– огрызнулся тот.
– Кто управляет авторитарно, несёт полную ответственность за результаты.
– И каковы результаты?
– Вы о чём?
– с подозрением переспросил заместитель директора.
– Сами знаете. Или вы о научных?
– Вот именно, - слукавил Володя, думая при этом: 'Надо бы вытащить его вон туда, под фонарь'. И попросил:
– Расскажите, что такого в работе Горина? Из-за чего горит сыр бор?
Инспектор побрёл вдоль набережной, похлопывая ладонью по парапету, к одинокому зарешеченному фонарю.
Сухарев тащился за ним, как собачонка на привязи, невнятно и многословно оправдываясь, что, дескать, он бы и рад дать господину инспектору подробные пояснения, но опасается, что уровень знаний упомянутого чиновника недостаточен для того, чтобы, так сказать, охватить вопрос. И даже оценить результаты хотя бы в общих чертах.