Инварианты Яна
Шрифт:
'Проверим', - решил инспектор, и спросил как бы невзначай:
– На пляж всё равно рановато, прохладно. И я не прихватил полотенца, да и вы, кажется, тоже. Или оно у вас в лаборатории сушится?
– Сушить в аппаратной полотенца? Пф-ф! Сразу видно, вы не имели дела с квантовыми генераторами.
– А как же картографы развешивают на верёвках мокрое?
– Так то картографы, им закон не писан. И у них там нет ничего, кроме интерферентора.
– Вы сами, помнится, что-то такое говорили, мол, если работаешь рядом с пляжем...
Заросли можжевельника
– Я не картограф какой-нибудь, а физик, - беззаботно басил, сжимая трубку ладонью, Синявский.
– Я привык, как вы сами выразились, держать мух отдельно, а котлеты отдельно. Полотенце поэтому сушу дома. Пф-ф! И каждый день, когда спускаюсь после обеда из библиотеки на пляж, беру с собой. Плаваю, затем совершаю пешую прогулку, - ходить пешком, пф-ф, полезно!
– поднимаюсь к себе в Леонардо, оставляю полотенце там, засим и отправляюсь в лабораторию. И работается мне после такого моциона, знаете ли, преотлично.
– И вчера?
– Что?
– спросил Синявский, вытащив изо рта трубку и чуть замедлив шаг.
– Вчера вы, уйдя из библиотеки, заскочили домой за полотенцем? Ну, помните, когда встретили на лестнице Свету? В пятнадцать часов пятнадцать минут ровно.
– Н-не... нет, вчера я...
Синявский остановился. Помолчал в затруднении, подумал, просиял, как бы припомнив, и заявил:
– Вчера я прихватил полотенце в библиотеку. Чтоб, знаете ли, не ходить лишний раз...
– Вы что-то путаете, Дмитрий Станиславович, - Володя укоризненно покачал головой, и подхватил доктора под локоть.
– Пойдёмте, мы опоздаем к восьми. Полотенца у вас с собой в библиотеке не было, факт. Это могут засвидетельствовать два человека. Следите за моей мыслью: раз полотенца у вас не было, и домой вы после обеда не заходили, значит, вчера, выходя из воды в шестнадцать-сорок, вы никак не могли им воспользоваться.
– Ну да, - забормотал Синявский.
– Я вчера был какой-то рассеянный, это из-за того, что попытался обойтись без трубки. И полотенце на пляж не взял именно поэтому - не хотел заходить домой, чтобы не было соблазна закурить. Трубку оставил дома, полотенце тоже. Вылез из воды, а обтереться нечем. Холодно, знаете...
– Да нет же, Дмитрий Станиславович, вы всё-таки вытерлись вчера, выйдя в шестнадцать-сорок из воды.
Впереди, в прогалах ветвей, за белоснежным частоколом балюстрады Володя увидел море.
– Вытерся? Чем?
– едва слышно молвил Синявский. В глаза не смотрел.
– Да пойдёмте же, - понукал инспектор.
– Вытерлись полосатым полотенцем. Тем самым, которое было с вами, когда вы вчера выбежали из лифта и помчались по аллее вверх. Вас видели.
– Видели? Но никого же не было... То есть я хочу спросить, кто меня мог видеть, ведь я никого не встретил, когда бежа... поднимался по аллее часов в пять.
– Позже. Кое-кто видел вас позже.
– Кто?
– на доктора было жалко смотреть.
–
– улыбнулся инспектор.
– Скажем так, один человек, сидя вот здесь, рядом с этой вишней, видел вас, но не в пять часов вечера, а немного позже. Постарайтесь вспомнить как можно точнее, что вы делали вчера с трёх дня и до шести часов вечера. Восстановите все ваши действия, желательно поминутно. Не как картограф какой-нибудь, а как физик.
Заметив, что Синявский собирается начать оправдания немедленно, инспектор добавил:
– Нет-нет, я не тороплю. Обдумайте всё хорошенько, время у нас есть.
'Пока есть, - подумал он.
– Примерно сутки'.
К лифту подошли молча, молча спустились, молча двинулись по мрачноватому - по контрасту с жемчужным средиземноморским пейзажем - тоннелю Гамильтона. Синявский растерял всю свою живость, трубка в его руке погасла.
'С полотенцем разобрались, на закуску осталась ещё одна деталь', - сказал себе инспектор, нажимая на кнопку дверного пульта.
– Бип! Бип! Бип!
– донёсся из предбанника Пещёры Духов назойливый зуммер.
Голос Сухарева, негромко: 'Да послушайте же, Света, нельзя ему давать просыпаться, пока мы не сможем распаковать'.
Синявский замешкался у входа, инспектор, напротив, поторопился войти. Понадеялся, что его не заметят. Так и вышло: из-за - Бип! Бип!
– писка зуммера, никто из троицы не услышал, как отъехала дверь.
Инна за терминалом, зажала ладонями уши, вытянула шею, поза напряжённая, следит за чем-то. Это её терминал - Бип! Бип!
– но те двое как будто не замечают:
Берсеньева смотрит на спящего Горина, упершись ладонями в силикофлекс, а Сухарев упрашивает:
– Ещё хотя бы раз анестезию, чтобы не дать ему...
– Нет, - Света ему в ответ.
– Спросите Митю, он скажет. Нельзя в третий раз парализатор, Ян может впасть в кому.
– Пусть! Мы после расшифровки выведем излучателем.
– Может не выдержать сердце. Несколько часов быстрого сна подряд. Спросите Митю.
– Конечно, будить, - вмешался психофизик.
'Чтоб тебя, - ругнулся про себя Володя, заметив, как дёрнулся заместитель директора, и как метнулся из прорезей лица-маски страх.
– Спугнули его'.
Впрочем, Сухарев взял себя в руки очень быстро, миг - и он сама корректность: голова вполоборота, на губах улыбочка, несколько постная, но подчинённые и не вправе ожидать от начальника особенной теплоты, если выказывают неповиновение.
– Митя, я говорил вам и повторю... (Бип! Бип!) Инна, выключи наконец пищалку! Дмитрий Станиславович, необходимо любой ценой удержать его в бессознательном состоянии. Инна, ты не слышишь?! Я прошу тебя, выключи!
– Дайте договорить, - возразил с достоинством доктор.
– Можно индуцировать тета-ритм. Расщепить последний скан, выделить всё в частотном диапазоне от четырёх до восьми герц, растянуть до ста микровольт... (Бип! Бип!) Правда, Инночка, убери пищалку, раздражает. Да, тета-ритм. Наложить поверх. Понимаете, резонанс. Локально. Мы просто переведём его в стадию...