Инварианты Яна

Георгиев Борис

На этот раз инспектор не успел задержать мисс Гладких, задумался. И она немедленно воспользовалась этим - улизнула; опять пришлось нагонять.

Глядя ей в спину, Володя размышлял: 'Наконец-то хоть что-то определённое. Их семь, три мне известны. А вдруг Ян прав, что их не семь, а больше? И ещё: мне кажется, или в конце каждого сна, содержащего корневой образ...'

– Где они все?
– удивлённо спросила, стоя на пороге предбанника, Инна.

В комнатушке было пусто. Никого. На спинке стула - пиджак Синявского.

Первым делом инспектор

кинулся к перегородке. Ян на месте, кроме него внутри ни души.

– Может они в вашей лаборатории?

– Вряд ли, - лицо индианки выражало искреннее недоумение, она озиралась, словно искала следы.
– Нет, Андрей не стал бы входить, и Мите не дал бы. Медленный сон, он... Что вы делаете?!

Но 'Аристо' не дал инспектору войти, не открыл переборку.

– Видите!
– торжествовала Инна, - Старичок Аристотель тоже считает, что туда нельзя. Медленный сон - тонкий, рядом с Яном нельзя сейчас разговаривать, и заходить туда опасно. Смотрите.

Она нажала на кнопку пульта с таким же результатом. Ей тоже не позволили войти. Инспектору показалось, Ян шевельнул головой, но присмотреться не дала Инна.

– Я знаю, где они, - заявила она и направилась к выходу.

Володе, когда вышел следом за госпожой Гладких из тоннеля Гамильтона, мгновенно расхотелось работать. Не ожидал.

Накануне, слушая пляжные восторги Синявского, недоумевал: 'Что в нём такого? Пляж Риччи... Унылое ведь место!' Но одно дело попасть в залитую дождём мрачную расселину, где не то что море и небо - руки своей не видно, не разберёшь даже, какую воду швыряет в лицо ветром, морскую или небесную; и совсем другое - окунуться из подземельной затхлости в лазурь, в чаячий крик, в йодистый, настоянный на водорослях тёплый бриз.

Воздух дрожал над молом, и казалось, вываленный в море шершавый серый язык пошевеливается в ленивом прибое.

Чайки вычерчивали упругими крыльями дуги, резко, как в обрыв, падали, а после покачивались на волнах с тупым самодовольством рыболовных поплавков. Должно быть, после шторма подошла к берегу их законная добыча.

Если представить себе, что катер, сторожащий бухту, - обычная яхта, игрушка какого-нибудь состоятельного недоросля, работать расхочется вовсе.

Володя обернулся - поросшие зеленью скалы тоже не выглядели скучными, - поискал глазами и - вот он!
– нашёл серебристый крестик - беспилотный самолёт-шпион.

– Хотите подать знак своим?! А, инспектор?!
– крикнул Синявский. Скоморошничал. Судя по всему, то обстоятельство, что его изобличили во лжи, не способно было надолго лишить доктора расположения духа. А может быть, успел выдумать новую враку.

Володя повернулся на голос, прикрыл глаза ладонью - мешало солнце - и увидел в конце короткой набережной, у второго волнолома, обоих: Синявского и Сухарева.

Психофизик вёл себя с непосредственностью школьника, прогулявшего ради рыбной ловли урок, и выглядел соответственно: рубашка расстёгнута, галстук сбит на сторону - болтается, одна

рука в кармане, в другой трубка.

Сухарев - напротив, даже на большом расстоянии видно, - чем-то озабочен, и, когда поворачивался боком, напоминает вопросительный знак. Подходя, Володя рассмотрел: он тоже курит - подносит ко рту зажатую между пальцами сигарету, коротко затягивается и, выдыхая дым, подолгу смотрит на тлеющий огонёк. В другой руке его, спрятанной за спину, - растрепанная тощая стопка бумаги.

Когда Инна, намного опередив инспектора, оказалась рядом с шефом, он сунул ей под нос стопку, тыча пальцем в верхний лист. 'Спорят о чём-то, - понял инспектор, увидев, как мисс Гладких уперла руки в бока.
– Чёрт! Ничего не слышно. Ругаются. А Мите хоть бы хны'.

Володя ускорил шаг, и успел расслышать: 'Откуда мне знать?
– негромко, со сдержанным раздражением сказала Инна.
– Если хочешь, могу пересчитать заново. Но ты же не слушаешь! Я сказала, надо заткнуть пузырями. Только как их строить? Вот и Ян говорил...'

– Он говорил о тёмных массивах, - широко улыбаясь инспектору, сказал Синявский.
– Инспектор! Вы тоже покурить вышли? Второй трубки у меня нет, придётся вам стрелять. Ха! Ха-ха! У Андрея сигаретку.

Сухарев с досадой дёрнул головой, и, обратившись к Инне, холодно проговорил сквозь зубы: 'Надо строить модель, пробовать'.

– Как строить, если не пройти в лабораторию? Указания твои... Я там!.. А ты тут!..
– мисс Гладких была вне себя, но пока сдерживалась.
– В общем, Андрюшечка, я лучше туда вернусь. А ты... Докуришь, приходи. И открывай, как хочешь, дурацкую дверь.

Она ушла, не оборачиваясь, три пары глаз проводили её, после чего Сухарев снова уткнулся в свои каракули, а Володя спросил психофизика:

– В чём проблема - модель построить? Зачем для этого открывать дверь? Войдите в интерферентор через институтскую сеть.

– Опять провоцируете?
– процедил сквозь зубы Сухарев.
– Вы прекрасно знаете, что это запрещено. Наш 'кубик', как и положено, изолирован.

– Да, - благодушно покивал Синявский.
– Мы не даём Аристотелю играться в кубики. Вероятно, вы не в курсе, - 'большой бум' в Церне случился как раз после возни бигбрейна с моделями.

– Не факт, - возразил Володя, пытаясь одновременно разобрать исподтишка записи Сухарева.
– Конечно, я о запрете знаю. Спрашиваю потому, что вас, как я успел заметить, обычно не останавливают запреты. Так ведь, Андрей Николаевич?

На этот раз не удалось вывести заместителя директора из равновесия, он попросту не ответил, а Синявский хохотнул:

– О да! Мы изрядные шалопаи! Нас не устрашить наказанием и не смутить всяческими лишениями. Но кушать нам очень хочется. Инспектор, вы не заметили на подступах к бункеру Катюшу? Она обещала оставить нам завтрак. Оставить и доставить. Кстати, вы в курсе, что мы вас вчера вместе с нею в постель доставили? Нехорошо, инспектор, засыпать в обществе девушки. Ну-ка, пойду-ка я...