Иные песни
Шрифт:
— Знаю, эстлос, знаю. Но — сам же видишь.
Они уже миновали центр Сколиодои, направлялись к Черепаховой реке. Аурелия наблюдала, как изменяются под «Уркайей» цвета и формы не-джунглей, — как не изменяются, для изменения нужно хоть какое-то постоянство, а где постоянства нет или где постоянство настолько поразительно абсолютно, ни о каком изменении не может быть и речи. Стратегос напоминал ей о «городе адинатосов», о слухах, разносимых местными дикарями, — слухах о гигантских конструкциях, искусственных сооружениях, зданиях, возносящихся из глубин Кривых Земель. Она высматривала хоть что-то выходящее за границы кипящей какоморфии. И впрямь, время от времени виднелись отступления от однородной аморфной пестрой дичи, объекты, что торчали
— Битвы в джунглях — нет ничего хуже. И как их окружать? Откуда двинешься, эстлос? Из Аксума?
— Золотые Королевства откроются любой достаточно сильной армии. Конечно, еще и Аксум, нужно будет ударить с востока, Эфрем пойдет. Покажи-ка ту карту. Видишь, как идут горы, реки и пустыни? Двинемся вот отсюда и отсюда, да.
— Хочешь столкнуть их в Западный океанос?
— Да.
— Но взгляни на расстояния. Десятки тысяч стадиев. Сезоны засухи, сезоны дождей, линии снабжения, на милость Госпожи, само снабжение — уже проблема, достойная Одиссея. Ты говоришь о кампании, сравнимой с Александровой, эстлос.
— Да. Это продлится долго, знаю. Уж подольше, чем война в эфире.
— Еще и джунгли… Не могу этого вообразить. Смотри: едва кто-то войдет сюда —
— Я думал об этом. Искал решения. Консультировался с астромеканиками Лабиринта. Герохарис привез мне новейшие расчеты. Вы на Луне высвобождаете таким способом искусственные пиросники, безопасно притягиваете их на пустоши. Приземлить до столкновения эпициклы Огня, молнию чистого пироса прямо из небесных сфер. Если бы это удалось…
— Ты намерен сжечь половину Африки.
— Выжигать Сколиодои.
— Кириос…
— Знаю. Именно поэтому Госпожа желает, чтобы решения принимал я. Но это не так уж и просто: софистес Акер Нумизмат утверждает, будто сначала следует объять эти земли земной морфой, наложить на них антос старого порядка, в котором огонь горит, вода течет, а воздух питает пламя, иначе я могу лупить пиросниками вволю и не сожгу при том ни травинки. Ибо и травинок там нет. Но наступление придется вести в любом случае. А теперь гляди. Проверь для меня следующие пути.
Аурелия слушала разговор и понимала слова, однако никакие образы не могли уже вызвать в ней более сильные эмоции. Космические молнии, сжигающие половину континента, — это ведь точно будет прекрасное и страшное зрелище.
Она снова ощутила себя маленькой девочкой, подслушивающей за изгородью жар-рощи разговоры взрослых, захватывающие рассказы гиппирои о битвах с анайресами на Обратной Стороне и о долгих плаваниях сквозь высокий эфир к сферам Меркурия, Венеры, к пылающему Солнцу, святой сфере гиппирои, где некоторые из риттеров пироса впадают в безумие, их охватывает смертельная тоска, и тогда они пристегивают к доспехам икаросы и летят прямиком в Солнце, их не удержать, это голос огненной крови… Пугающие, непонятные, увлекательные рассказы, что шепотом повторяются детьми и отражаются после в сточасовых снах маленькой Аурелии, лунных снах, подобных песни Гомера, единожды узреть их — всегда мало. Она знала, что в следующем месяце ей приснится битва в африканских не-джунглях и Диева молния, падающая с ночного неба в эту клубящуюся
Голоса их доносятся с другого берега сна наяву.
— Затем пролетишь над самой Амидой, как мы договаривались. Орбитальные карты Зауралья не самые важные на сегодня. Все ясно?
— Да, эстлос.
— Через сколько будем над оазисом? Он уже там ждет.
— Выскочим в эфир, поймаем сильный северный эпицикл — три часа, эстлос.
— Тогда все. Вперед!
Аурелия глядела, как омытое солнцем Сколиодои удаляется от них, убегает вниз из-под ураниосовой брони возносящейся ладьи, и заметила тогда странную вещь: взгляд охватывал все большее пространство, изменялся масштаб наблюдаемого хаоса, но, если бы не внешние признаки — кривизна горизонта, дрожание воздуха, тучи наконец — она не сумела бы этого заметить. Сколиодои оставалось тем же самым, с какой бы высоты ни смотреть, в какой бы мере ни растягивались волны его какоморфии — на пусы, стадии или сотни стадий. Все та же безразличная, безымянная аморфность.
Навестив на короткое время эфир, они упали в сферу пироса и аэра, и снова пироса, как показалось Аурелии, когда вьющаяся «Подзвездная» со сложенными крыльями и вытянутыми вперед скорпионовыми клешнями мчалась над бесконечностью белого песка северной Садары, над древнейшей в ней пустыней, дрожащей от встающего жара. Аурелия ожидала завершения этой монотонности симметричных дюн и теней на их склонах — теней все более длинных, по мере того как Солнце опадало к левому плечу скорпиона. Пурпурные лучи пронзали разогнавшийся эфир.
Оазис Завистливого Скелета находился на самой границе дикой Садары, на границе антоса Навуходоносора Золотого, 3000 стадиев на юго-запад от Александрии. Стратегос Бербелек выбрал его как место встречи, поскольку со времен Изгнания Иллеи мимо не проходил ни один караванный путь, и можно было не опасаться случайных свидетелей. На самом деле Оазис Завистливого Скелета был всего лишь единственным колодцем под песком, да единственным древним пилоном, обвалившимся, наполовину занесенным и отшлифованным ветрами и джиннами до костяной гладкости, да еще скопищем нескольких десятков пористых валунов. Во времена Иллеи здесь росли пальмы, зеленела трава, пели птицы — от этого не осталось и следа.
«Уркайа» причалила к гребню пилона, вбила скорпионий хвост в землю. С морды ладьи спустили ликотовые сети. Аурелия сходила прежде стратегоса. Она соскочила на горячий песок, погрузившись в него по щиколотки. Люди, стоявшие перед расставленными в камнях шатрами, смотрели на нее молча, заслоняя глаза от голубого сияния лунной ладьи, некоторые делали отгоняющие зло знаки, другие сплевывали в песок; негры же, коих в отдельном лагере за камнями было несколько дюжин, присели на корточки, поднимая свои кожаные щиты.
Аурелия не стала ждать, пока из «Подзвездной» спустят багаж, и отправилась вслед за эстлосом Бербелеком. Высадились лишь они двое. Яну, Гасера Обола с хоррорными, даже Портэ и слуг и дулосов — всех их стратегос предварительно отослал на «Ломитучу». Портэ вернулся домой в Александрию, но вот куда отправились солдаты? Аурелия допускала, что стратегос все же уступил шантажу Навуходоносора и на самом деле готовится напасть на Вавилон.
— Эстлос.
— Король.
Иероним Бербелек сжал предплечье Мария Селевкидита. Король-без-Короны первым вышел навстречу ему от шатров; за ним ступала вооруженная свита, Аурелия распознала цвета пергамской диаспоры. Над шатрами трепетало знамя Селевкидитов и второе, с Четырехмечием, символом Четвертого Пергама, известным ей дотоле лишь по мазне на городских стенах Эгипта, Вавилона, Македонии и Рима: три сломанных меча, четвертый, с золотым клинком, целый. Конечно, Оазис Завистливого Скелета был не Рынком Мира, но, тем не менее, поднятые знамена оставались безошибочным знаком. У Аурелии быстрее забилось сердце. Амида уже полвека находилась под антосом Чернокнижника, Пергам — Семипалого. Все или ничего; уже нельзя будет отступить.