Иные песни
Шрифт:
Стратегосу и софистесу оставалось только наблюдать за островом сквозь подзорные трубы. Сильный лунный оптикум, смонтированный в голове ладьи, позволял нивелировать расстояние, но это все равно оставался взгляд снаружи, не позволявший проникнуть внутрь Сколиодои, узреть его истинный вид, — они видели лишь внешний хаос, будто мерцание на поверхности океаноса. «Пока не пронзишь ее, не нырнешь и не откроешь глаза под водой, — говорил Антидектес, — не узнаешь правды о жизни в океаносе, ослепленный солнечными отблесками, будешь писать дурацкие исследования о форме волн и образцах пены на них». Антидектес был готов сойти даже в Сколиодои Льда.
Ему хотелось проводить самые разные эксперименты. Еще в Вистулии он купил несколько десятков зверей в деревянных клетках — кур, котов, собак, змей, грызунов — и забрал их с собой на «Уркайю». Аурелия вспомнила, сколько проблем было с их погрузкой с «Ломитучи» на
Он знал, что «Уркайа» полетит к Сколиодои, и приготовил целый план.
— Ликотовый линь, три стадия длиной, — показывал он Аурелии. — Наверняка хватит. Стану спускать их в самое сердце Сколиодои. У меня есть лучший цыганский хронометр, должен бы выдержать, запишу все по минутам. Какие изменения, за какое время, когда повторено, на каком расстоянии от центра, быстрее ли, медленней — так я вычерчу точные карты напряжения арретесовой морфы. Если проводить такие наблюдения еженедельно, ежемесячно, да хотя бы и ежегодно, тогда мы получим и конкретное, выраженное нумерологически, знание о силе и темпе расширения Сколиозы, а через несколько лет — даже о возможном изменении этой скорости, ускорении либо замедлении. Чтобы я сумел высчитать, наступит ли — и когда — тот день, когда нечеловеческая Форма охватит всю Землю: Сколиодои соединится со Сколиодои, и последний островок старого мира, с горами, реками, лугами, цветами, зверями и людьми, их городами, ремеслами и искусствами, историей, языками и религиями, — будет поглощен. И — всего-то несколько клеток со зверями. Помоги мне.
Но оказалось, что случая провести хоть какой-то эксперимент ему не представится. Когда после захода на Южный Лед «Уркайа» вернулась на несколько дней в небесную сферу и облетала Землю по традиционному эпициклу дрейфа, к ней из лунной сферы подгалсировала «Элоя»: ладья Госпожи, огромная ночная бабочка черного эфира. Сложила гигантские крылья, тем самым убыстрив кружение длинного овального корпуса, и приблизилась своей идеально круглой башкой к белой голове скорпиона. Они слились в эфирном поцелуе, свет наплыл на свет, задрожали ядовитый хвост и тяжелое брюшко. На борт «Уркайи» взошел Герохарис, Первый Гиппирес, Гегемон Луны. Для Аурелии, ясное дело, это было важное событие, раньше она всего пару раз видела командующего гиппирои, внука Госпожи, — и никогда не вблизи, никогда сам он не обращал на нее взгляд. На этот раз он тоже сразу же исчез со стратегосом Бербелеком в каютах Омиксоса, долгие часы они оговаривали планы кампании; Аурелию снова не допустили к секретам.
Она осталась снаружи, символический стражник, в переходе во внутренний скелет «Уркайи». Отсюда девушка видела, как корабельные дулосы переносят из ладьи в ладью вещи Антидектеса — исполнилась величайшая мечта старого софистеса, он полетит на Луну, перед ним откроются врата Библиотеки Лабиринта. Однако сейчас, когда он стоял в стороне и надзирал за погрузкой, было не сказать чтобы он лучился счастьем.
— Зверей оставлю — выбросите, если будут мешать. Жаль, что уже не проверю своих гипотез.
Старик жевал в задумчивости зерна кахвы. Аурелия проследила за его взглядом. Софистес смотрел под ноги, где за вращающимся эфирным бортом «Подзвездной» горел ослепительной зеленью узкий серп Земли: краешек Азии, Восточного океаноса и Земли Гаудата. Аурелия вспомнила, как и сама поглядывала на отдаляющийся диск Луны, покидая ее сферу два с половиной года назад вместе с эстлосом Бербелеком. В голову ее пришла печальная мысль, что, по сути, не слишком-то она и отличается от Антидектеса Александрийца, что ими движут сходные даймонионы, им, возможно, чуть более сильный, если уж он готов ради божьего интереса навсегда покинуть родной дом. До сего часа она не дарила
— Но ты ведь на самом деле не верил во все то, что им рассказывал, — не то спросила, не то обвинила она. Софистес не поднял взгляд. Аурелия думала так: наверняка это последний раз, когда я его вижу, стратегосу он уже тоже не нужен, могу говорить, что захочу. — Интересно, в какой части софия, вся эта мудрость, сгроможденная в больших библиотеках, в какой части она лишь плод подобных заказов.
Старик усмехнулся себе под нос.
— За мудрость платят, это очевидно. Хуже, когда платят за глупость. — Бросил в рот очередное зернышко. — Спрашиваешь, говорил ли я им правду? Не знаю, какова правда, а значит — также и не врал.
— Врал, когда говорил, что знаешь.
— Разве ты не поддерживала планы своего стратегоса?
— Адинатосов нужно уничтожить.
— Но Чернокнижник — бедная жертва?
— Но все же не он призвал адинатосов. Правда?
Антидектес глянул на нее со злобным удовлетворением.
— Как я люблю таких вот страстных правдолюбов! Всегда держал при себе одного-другого в академии и, когда у меня портилось настроение, шел и задавал им какой-нибудь простой вопрос, вроде: «что есть бытие?», или «что есть добро?», или «кто твои друзья?». И сразу становилось легче. — Он раскусил и выплюнул зернышко. — Хочешь знать, во что я верил и чего им не говорил? Не хочешь. Откуда у адинатосов мог появиться интерес к земным сферам? Что такого могли они увидеть, учуять там, вне сферы неподвижных звезд, что возбудило их интерес и привело к нам? Порядок — это неизменная гармония; то, что повторяется, — не пробуждает удивления, миллионократный бег Солнца вокруг Земли нисколько не станет происшествием. Знаком становится изменение, знаком становится нерегулярность, знак — это слом гармонии. Пятьсот сорок лет тому назад кратиста Иллея Колотропийская покинула сферу Земли и осела на Луне. Теперь у вас там целые города, мир, замкнутый в собственной иерархии сфер, второй порядок, накладывающийся на порядок сфер Земли, второй центр космоса, к коему устремляются первоэлементы. Вслушайся в эту музыку. Слышишь, как она звучит? Святой ритм, вековечная мелодия раздираема растущим век от века диссонансом, скрежетом, проходящим через все небо. Тррррррр! Именно это они услышали, именно это учуяли — кто-то, что-то разбивает порядок этих сфер — и прилетели. Но — куда? Где случилась первая встреча, первая битва? Не ведут ли они себя как медик, пытающийся установить источник болезни? Куда они направились прежде всего? Стратегос говорил, что вы держите там пленника. Да-а. По крайней мере уж она-то должна понимать, чья это вина. Естественно, она любой ценой пытается их изгнать.
— Молчи.
— Теперь скажи мне, Пламенная: я вру? Вру? Вру ли я? Ну? Прощай.
Аурелия вышвырнула в эфир клетки со зверями и все прочие оставшиеся после софистеса вещи, едва только «Элоя» с ним на борту раскрыла черные крылья и начала восходить назад к Луне. Теперь девушка немного жалела, была бы хорошая оказия спустить курицу или собаку в этот бурлящий бульон цветов и форм. Проводить строгие наблюдения и последовательные серии экспериментов она охоты не имела, но вот проверить, какова здесь сила Искривления, — такое вполне бы пригодилось. Ведь бой под арретесовым антосом придется вести им, гиппирои, — в этой войне люди столкнутся с нечеловеческим, и в первых шеренгах встанут Наездники Огня — если не на Земле, то в эфире уж точно, не в этот год, так на следующий, не под стратегосом Бербелеком, так под другим гегемоном. Аурелия чувствовала, что эта битва ей предназначена, что она родилась для этой битвы.
За ее спиной (девушка не поднимала лица от ураниосового пола) Омиксос дискутировал с эстлосом о стратегии нападения.
— Южный Лед и те океаносовые острова и вправду настолько далеки и отрезаны от обитаемых земель, что трудно провести на них какую-то согласованную атаку, — говорил Омиксос. — Да и нет надобности ее проводить — пока они остаются отрезанными. Они и вправду выбирали места с минимальным шансом на контакт с цивилизацией, плацдармы превосходно укрыты.
— Но здесь, но это — уже дотягивается до Золотых Королевств, отпечатывается на Аксуме, Эгипте, Гуратии. Отсюда они могут повести прямое нападение, здесь они сильнее всего. Здесь, в Африке, должны мы ударить.