Иные песни
Шрифт:
— Я должна ожидать.
— Это займет прилично времени. Прошу.
Они уселись на самой верхней ступени лестницы за развалинами храма Афины.
— Угощайся, хердонская смесь. — Портсигар Кыкура на две трети был уже пуст. — Здесь, эстле, мы можем перекурить.
— Я не курю, — повторила Аурелия, одновременно по-детски возбужденная и перепуганная фактом, что он принимает ее за аристократку — а она этого и не отрицает.
— Ммм, а мне как раз показалось, будто бы ты выпустила дым.
— Я…
— Вот, погляди, северный акведук рухнул.
Прикурив никотину, он указал ею направо, на квартал богачей. Оттуда так же вздымались в небо черные столбы; пожары безумствовали во всем Пергамоне.
Они находились на вершине холма, чуть ли не в двух стадионах от реки. Перед ними расстилалась мрачная панорама: разрушенный
Все так же дул западный ветер (море до сих пор не успокоилось после пароксизмом ауры Короля Бурь), принося на холм Афины жирный смрад смерти и сажу. Сплетни о заразе были правдивыми. Аурелия знала, что стратегос приказал сжигать трупы на восточном заречье. Понятное дело, имелись жертвы и среди победителей; Хоррор наверняка объявит новый набор — но, без всякого сравнения, гораздо больше пострадали защитники и гражданское население города. Впрочем, в антосе Чернокнижника, как правило, гражданских вообще было сложно различить; чем ближе к Уралу, послушание царило настолько сильное, что по приказу гегемона за оружие против врага брались все: мужчины, женщины и дети, старцы и безумцы. Правда, победителю впоследствии уже не угрожало вооруженное подполье или городское партизанское движение: после поражения население поддавалось с одинаковой покорностью.
Но дымы тех костров терялись за дымами все еще не затушенных пожаров. Тесная застройка Пергамона, в особенности, наиболее бедных кварталов, где основным строительным материалом было дерево, делала невозможной скорую остановку уже разыгравшегося огня. Между кривыми торнадо дыма и сажи Аурелия заметила барражирующую над городом «Уркайю»: луняне в этхерном скорпионе прослеживали перемещения огненного фронта и доставляли свежую информацию в штаб Медийской Колонны, которой стратегос поверил борьбу с огнем.
Огонь, огонь, огонь — не следует мне все время о нем думать. Я прекрасная аристократка из свиты Бербелека Победителя, я землянка и огня не знаю. Тьфу!
— …что у него молодая дочка, и…
— О чем ты говорил?
— Но я не замечаю подобия, все-таки морфы разные.
— Ах, нет, Алитея осталась в Александрии.
— Так я и думал. Но ведь он говорил же тебе, что собирается делать, правда? С этой идеей оставить восстановление города — это шутка?
А, вот к чему он ведет: пытается вытащить из меня секреты стратегоса.
— Ведь ты же вавилонянин, эстлос, долго здесь не проживаешь. Что, собственно, ты делаешь в Пергамонской Библиотеке?
Кыкур выполнил сложный жест пальцами, держащими никотиану.
— Меня выслала семья. Династические путаницы при дворе Нового Вавилона, а будучи софистесом в эмиграции, я никому не мешаю. Ты же знаешь, как оно бывает. В Пергамоне мы вели многочисленные дела — и вот теперь я понятия не имею, что делать. Бежать? Чернокнижник обязательно припомнит о своем. Возможно, оно и вправду разумнее…
— Слышал, какие тексты он просил?
— Стратегос? — Кыкур глянул на Аурелию. — Ммм, что ты хочешь этим сказать?
Та пожала плечами.
— Что, газет не читаешь? Или же, под Вдовцом об этом не пишут. Ведь это война не за возвращение земель Селевкидов; это элемент громадной кампании против Чернокнижника; образовался союз кратистосов и королей Европы, Азии и Африки. Беги, эстлос, в Вавилоне, ты должен оказаться в безопасности.
— Но ведь Семипалый…
— Уже нет. — Лунянка положила пырикту на бедро; раскаленные глаза пепельных птиц подмигнули ей среди узорчатых цветов юбки. — Об этом газеты напишут завтра.
— Ага. — Вавилонянин затянулся дымом, глянул на Аурелию повнимательнее. — Интересуешься политикой, эстле?
— То есть чем? — фыркнула та. — Я интересуюсь миром. Политика не интересует только рабов, безумцев и самоубийц — им все равно, как они живут.
— Я хотел сказать… Собственно говоря, откуда ты родом, никак не могу распознать акцент. Если простишь мое любопытство, эстле.
Аурелия поднесла синий палец к нижней губе.
Ну вот, настоящая загадка, догадайся-ка, эстлос.
Тот прищурил левый глаз.
— А что в награду, если угадаю?
— Ха,
— Никогда красота не действует столь болезненно, как во времена войн и разрушений. Возможно, ты уже посетила Хрустальный Форум, эстле? Я проверял, он остался в целости и сохранности. После заката улетучиваются Туманы Иезавели [26] , никогда еще ты не видала чего-либо подобного. Ведь до вечера вы не покинете город?
И тут Аурелию осенило: он пытается ухаживать за ней!
26
Что-то из Библии. Толковый словарь Webster дает определение: «сексуально влекущая, бессмертная женщина».
А это уже из «Библейской Энциклопедии»:
Иезавель (имя финикийского происхождения; 3Цар 16:31, 18:4, 4Цар 9:37) — дочь царя Сидонского Еваала, жена Ахава, седьмого царя Израильского. Брак Ахава с Иезавелью положил начало падению царства Израильского. Вредное влияние Иезавели чрез ее дочь Гофолию распространилось даже на царство Иудейского. Она сразу ввела в страну Израильскую боготворение Финикийского божества Ваала (бог солнца), что охотно принял и допустил ее легковерный и нечестивый муж. Далее мы видим, что Иезавель употребляла всевозможные усилия к тому, чтобы истребить всех пророков Божиих, хотя и не успела в своем злом намерении, так как Авдий, начальствовавший над дворцом Ахава, успел скрыть сто пророков Господних в пещерах и питал их хлебом и водою (3Цар 18:1). С другой стороны, она содержала на своем собственном иждивении 450 жрецов Вааловых и 400 пророков Астарты, называемых дубравными (ст. 19). Во всем Израиле осталось только 7000 мужей не преклонявших колен перед Ваалом (19:18). Засим она грозит пр. Илии смертью в отмщение за то, что он избил ее лжепророков при потоке Кисонском. Но в самом ярком свете является пред нами эта развратная женщина в деле между Ахавом и Навуфеем, из принадлежавшего сему последнему виноградника. По умерщвлении Навуфея, в кн. Царств немного говорится об Иезавели, хотя она и пережила своего мужа и двух его преемников, Ахазию и Иорама. Впрочем, горечь ответа Ииуя, на вопрос Иорама: с мирам ли Ииуй! — Какой мир прелюбодействе Иезавели, матери твоей, и при многих волхвованиях ее? (4Цар 9:22), прямо и ясно указывает на то, какой образ жизни продолжала вести она. Затем Ииуй пронзил Иорама стрелою и отправился в Изреель. Получив о сем известие, Иезавель нарумянила лицо свое (по обычаю Востока), украсила голову свою и, смотря в окно дворца, спрашивала въезжавшего в ворота Ииуя: мир ли Замврию убийце государя своего? В ответ на это Ииуй приказал выбросить ее из окна, и брызнула кровь ее на стену и на конец, и растоптали ее (9:30). Через несколько часов, в тот же день Ииуй отдал было приказание отыскать эту проклятую и похоронить ее, так как царская дочь она, но не нашли от нее ничего, кроме черепа, ног и кистей рук. Во исполнение предсказания пр. Илии псы съели тело ее, и был труп Иезавели на участке Израильском, как навоз на поле, замечает свящ. писатель в 4Цар 9:37. Самое имя Иезавель сделалось синонимом всякого нечестия и разврата. В этом смысле оно употреблено в Откровении (2:20), именно в словах Господа, обращенных к ангелу Фиатирской церкви; но разумеется ли здесь какое либо частное лицо, или какая либо секта, как например Николаиты — неизвестно.
Она ответила смехом.
Никотиана выпала из пальцев Кыкура. Широко раскрытыми глазами он следил за гаснущими на коже Аурелии искрами, на закрывший ее лицо вуалью дым.
Подавляя смех, девушка склонилась к вавилонянину, сжала его предплечье. Тот вздрогнул.
— Прости, мне не следовало бы. Я не аристократка. Аурелия Кржос, Всадник Огня, рытер Иллеи Жестокой. Да, да, Лунной Ведьмы. Ну ладно, извини, извини.
— Да ведь… Кыкур глубоко вздохнул и тоже рассмеялся, — да ведь не за что! С Луны, так? Ты выиграла, я бы и в жизни не отгадал. Хотя, с другой стороны, Элкинг и вправду писал… Ах, но чего ты желала себе в качестве награды, эстле?