Иные песни
Шрифт:
— Убийцы?
— Ой, если бы это были только наемные убийцы…!
После возвращения в Воденбург пан Бербелек жил в своем старом доме в состоянии вечной осады. Поначалу это казалось даже забавным — кричащие под окнами дети, оставляемые безумцами пожертвования (письма, фрагменты волос и плоти, мотивные дары, какие-то уродливые фигурки), процессии журналистов, софистесов, пожираемых амбициями низких аристократов… Старый Порте практически не отходил от двери. Пришлось выставить перед домом пост Хоррора. Но это лишь ухудшило ситуацию, с таким же успехом он мог вывесить хоругвь Кратистоубийцы! Накапливались кучки молодых людей, прохожие обращались к хоррорным, соседи жаловались на настырных глупцов. На улице, выше и ниже дома, расставили свои прилавки пронырливые воденбургские купцы — измаилитские, еврейские, цыганские, индийские торгаши — на которых продавали самые фантастические сувениры: обломок
Кристофф только качал головой, слушая рассказ пана Бербелека.
— Я же тебе говорил. Выстрой себе имение за городом, за мной еще имеется свободный участок. Или ты сомневаешься, сможешь ли себе это позволить? Ты вообще, осознаешь размеры собственных доходов после последнего распределения паев?
— Я нанял у Панакиса бухгалтера, без мыла куда хочешь пролезет, так вот он проверяет все расчеты для меня. Ты же не станешь возражать?
— Ха, я бы и сам тебе посоветовал то же самое! Так как, будешь строиться?
— Князь хочет, чтобы я поселился у него во дворце.
— Еще лучше! — Эстлос Ньюте даже вскочил с места. — Погоди, сейчас принесу бумаги.
Он выбежал (сквозняк захлопнул за ним дверь) и тут же вернулся с толстой папкой под мышкой.
— Брр, как ты тут не мерзнешь?!
Он пододвинул стул к секретеру, разложил документы; тяжелый крест на цепи качался над ровными рядами цифр. Пан Бербелек присматривался к хердонцу, изумление смешивалось с весельем.
— Вот, погляди, — Кристофф, послюнив палец, указывал на очередные счета, — мы все просчитали. Хердон уже открывается, но, так или иначе, Пергамон тоже открыт, если Семипалому моча не ударит в голову, но с Алитеей в Эгипте и с твоими хоррорными под боком он был бы самоубийцей, так что — Хердон и Пергамон, но ты с легкостью мог бы убедить Неурга, знаю, что мог бы, только подумай, Воденбург — единственный в Европе, а ведь у нас сорок семь процентов паев в фактуре воздушных свиней Бальтазара, да еще с оронеигесем от Короля Бурь, а ведь это тоже твой дружок, хе-хе-хе, ну, сам же видишь…
— Да о чем, клянусь Шерлом, ты говоришь?
— Помнишь, сколько мы заработали на хердонской монополии? А тут ведь открываются возможности в тысячи раз большие: Луна. Луна, все ее сокровища, вся экономика и весь лунный рынок, несколько десятков миллионов душ, мы все просчитали, погляди. Во-первых, установить непосредственный торговый обмен. Мы обладаем огромным перевесом, годы занятий контрабандой, ведь ее большая часть проходила через НИБ. Такую позицию мы не можем потерять! Так вот, во-вторых: пускай
— Ей пришлось вернуться на Луну. Видишь ли, Кристофф, они не могут слишком долго находиться на Земле. То же самое касается всех этхерных макин. Всякая стихия стремится к своей сфере. Ураноиза срывается здесь из эпициклов. Лунные ладьи должны всякий раз заново настраиваться после каждого длительного визита в земных сферах. Так что умножь этот бюджет на два. Погоди-ка, покажи — мы и вправду располагаем таким капиталом?
— Можем располагать в любой момент. — Кристофф оскалил зубы пану Бербелеку. — Пройдешься по банкам, по аристократическим домам — и кто откажет Кратистоубийце? А потом еще и скажут тебе спасибо.
— Ага, так вот оно как должно выглядеть…!
— А что! — возмутился эстлос Ньюте. — Скажешь, что я предлагаю тебе плохие условия?… Вот тебе прогноз прибылей на двадцать лет. Видишь? Это твоя доля. Если все хорошо пойдет, мы сделаемся, наряду с каратистами, королями и старыми аристократами, самыми богатыми людьми в Европе!
— Богатство, ну да.
— Вот только не надо мне читать мораль! Помню, как лет десять с лишним назад ты сам меня благодарил, что научил тебя жадности.
— Но ведь это было десять с лишним лет назад.
— Так что? — взбесился Кристофф. — Хочешь сказать, что тебе наплевать на деньги?!
Кратистоубийца трахнул открытой ладонью по столешнице секретера, и эстлос Ньюте замолк, прибрал руки и съёжился на стуле.
— Успокойся, — тихо сказал пан Бербелек. — Я еще не принял никаких решений. Вижу, что какой-то наш корабль сейчас входит в порт; иди, займись-ка им. Бумаги оставь. Вечером встречаемся у Орифламме.
— Так. Хорошо. Прошу прощения.
Какое-то время пан Бербелек еще пытался читать письмо от Аврелии, даже вернулся к письму от Янны, который дошел до него с опозданием на месяц, потому что он тоже шел через Острог (в этом письме Янна так и не захотела указать причину, по которой так срочно решила разводить безголовцев в Земле Гаудата) — но все это не имело никакого смысла, он только скользил взглядом по буквам.
Мысли сами по себе сворачивали на политические головоломки, к развлечениям между каратистами, в которые за последнее время он столь крепко был ангажирован; дело в том, что уже формировался образ возможной коалиции, пустота, оставшаяся после Чернокнижника, должна была заполниться, а Кратистоубийца помогал вычертить новую карту кероса, и война с алдинатосами в этих переговорах была одной из козырных карт — те, что обещали помощь Иллее еще до падения Чернокнижника, теперь обладали лучшими позициями. Внезапно оказалось, что быть союзником Лунной Ведьмы выгодно, равно как и выгодно иметь Кратистоубийцу на своей стороне… Мысли стремились к этхерному военному флоту, собираемому на орбите Луны, к отрядам гыппырои, к Аврелии, Омиксосу и Иерокхарису, к Госпоже…
Конечно же, он знал, что разумный человек выбрал бы предложение князя или предложение Кристоффа, либо одну из тысяч безопасных альтернатив — и именно так должен поступить пан Бербелек.
Но — подумай только, Иероним — ты, который творил державы, короновал королей, разгромил империю Чернокнижника, ты, с кровью каратиста на руках, перед которым трясутся Силы — какая же Цель перед тобой сейчас? Спокойная, счастливая жизнь аристократа в этом купеческом городишке, огненноволосые детки, правление в игрушечном княжестве? Или, возможно, богатство, золото, еще больше золота, торговля, торговля, торговля — чернильные битвы, проводимые колоннами цифр.
Когда-то Кристофф подарил ему книгу кристианских писаний: по большей части, скучная история евреев и религиозные бла-бла-бла. Но не бывает книг, в которых не было бы хотя бы зерна мудрости:
Когда я был ребенком, то говорил как дитя, чувствовал как дитя, мыслил как дитя. Когда же стал мужчиной, избавился от всего детского.
Даже древние евреи знали законы Формы. Нельзя обмануть самого себя.
То есть, говорит как Кратистоубийца, чувствует как Кратистоубийца и мыслит как Кратистоубийца.