Иные песни
Шрифт:
Обе женщины присели за каменным столом под развесистым дубом. Перехваченная по дороге Янной служанка принесла кринки с молоком и медом, буханку хлеба, миску с копченым мясом, во второй парил гуляш, а в третьей была горячая уха.
— Что могла испортить, что могла испортить, — бухтела Янна, нарезая хлеб громадными кусками. — Наилучшее доказательство уже в том, что и сама этого не понимаешь. Эй, ты вообще в себе?
— Извини, у меня глаза просто слипаются.
— Боже мой, ну ты и ребенок еще…
Аурелия фыркнула сухим дымом. Сажа опала на принесенный сыр и яйца. Янна-из-Гнезно
— Дитя, совершенное дитя. Не знаю, какую роль он тебе предназначил, но гораздо больше можешь напортить своим незнанием, так что — ешь, почему не кушаешь — так сто, по крайней мере, предостерегу тебя на будущее.
— Ммм, перед чем? Откуда он вообще тут взялся? Король Вистулии. Я не знала, что мы летим в Острог на встречу с ним; эстлос Бербелек должен был заскочить домой. Ведь у стратегоса есть еще здесь какая-то семья?
— Ты думаешь, зачем ему была та победа в Коленице?
— Убедить Казимира. Тот даст ему армию, пойдут с Тором на Чернокнижника. Разве нет? Ну, именно потому.
— А ты попробуй поразмыслить как стратегос. Попытайся подумать как кратистос.
— Зачем. Ведь я ни то, ни другое.
— Тогда поверь мне на слово: ты могла все испортить.
— Король согласился.
— Что?
— Казимир согласился на все. Во всяком случае, согласится. Наверняка. Подай-ка мне вот это — спасибо. Согласится, эстлос Бербелек уже его направил.
— Ага. Значит так. Направил. Ну вот.
— А ты сомневалась? Он победит Чернокнижника, победит адинатосов.
Янна начала хохотать, вращая и тряся головой, так что седая коса обернулась вокруг шеи.
Аурелия доела суп и попустила завязки херсонского платья.
— Смеемся, значит.
— Ты и вправду считаешь, будто бы планы Иеронима именно таковы?
— Ну, он ведь собирает армию и союзников, организовывает наступление, сговаривает нратистосов против адинатосов; я сама была тому свидетелем.
— Подумай, дурочка: из этого выростает его мощь, такая морфа пред ним открылась — что даже Иллея авансом оплачивает для него войско, какого он только пожелает. Иероним был бы идиотом, если бы не принял всего этого; и он был бы совершенным идиотом, если бы сразу же после всего от этого отказался.
— Ммм, выходит. Ты говоришь, план таков: вытянуть из Госпожи как можно больше, завоевать как можно лучшее положение и удержать ее любой ценой. А все остальное, только ложь, которую отбрасывают по мере износа.
— Не все ищут лишь славной смерти на поле битвы. Есть рытеры, и есть те, кто их посылает в бой.
— Нет, — не согласилась с ней Аурелия. — Есть рытеры, и есть те, за кем рытеры идут в бой. Тот Иероним Бербелек, о котором ты говоришь — кого бы он за собой увлек, откуда бы черпал силы, как побеждал? Перед чем должен был бы покориться король Казимир. В Форме, основанной на лжи, силы нет. Почему он завоевал Коленицу, почему Цудзыбрат поддался? Месть была истинной, ненависть была правдивой.
Янна полила хлеб медом и теперь облизывала липкие пальцы.
— Обманывали тебя до сих пор великие текнитесы психе, девушка, —
— О, я верю, что именно это ты правдой и считаешь! — Теперь уже рассмеялась Аурелия, глаза у нее заискрились. — И, быть может, эстлос Бербелек сознательно позволил тебе так думать. Почему бы и нет? Обман гнездится в тебе. Спроси Антидектеса, в чем суть самых страшных болезней — проказы, гнили, оспы, рака — откуда они берутся в людях. Они не появляются у людей сильной Формы. Это сома отражает растрескивание морфы и внутреннее безумие, ткани бунтуют против других тканей. Так лжет тело. Вот — отверни-ка повязку, покажись мне. Ну, больше, больше. Ведь ты можешь позволить себе, так почему не наняла текнитеса сомы? Или никто из них уже не способен справиться со столь искривленной Формой? А? Ложь в тебе.
Янна бросала остатки колбасы собакам, те сбежались под дуб со всего двора, грызлись и толкались у ее ног, наиболее агрессивных она отпиливала подальше от каменной скамейки — но продолжала их кормить.
— Ну, ну, ну. Характерец; или это Святовид тебя коснулся, как с той старухой? — Она прищурила глаза от солнца, которое уже начало проникать под ветви дерева, и на лице прибыла сотня новых морщин. — Старуха Янна и молодуха Аурелия. Кто из них прав? Боги бросают кости. Боги не бросают кости. Но очень скоро мы сами убедимся, когда Иерониму придется выбирать: поступать ему так или иначе. Так что? Сколько поставишь?
— Это ты предлагаешь мне пари?
— Ага.
— Денег я не хочу.
— Знаю. На одно желание.
— Какое?
— На какое угодно.
— Нет. Я дала присягу.
— Тогда ничего такого, что бы было против твоей присяги.
Аурелия вытерла губы.
— Хорош. И ты — одно желание.
— Одно.
— Выгоню тебя в Херсон, в Землю Гаудата.
— Ну да, непременно.
Янна криво усмехнулась. Бросив собакам последний кусочек колбасы, она подняла глаза. Аурелия зевала во всю.
— Вот это так устала?
— Нужно возвращаться в кровать, а то упаду носом в тарелку. Спокойной ночи.
В четвертый раз она проснулась уже по-настоящему. Король со своими людьми уже выехал, и острожский двор казался пустым. А сколько людей живет здесь вообще? После того, как уедет стратегос со своими людьми — останется лишь эта тишина и пустота, и зеленый свет леса. Дело в том, что Аурелия проснулась в тот самый тихий час, сразу же после рассвета, и она ходила по пустым коридорам и высоким залам со стенами из древнего дерева (первый этаж главного здания был возведен исключительно из дерева, на фундаментах из черных от старости камней). Воздух буквально сиял и дрожал от весеннего солнца, врывающегося через каждое окно, бойницы и щели, но когда Аурелия вступала в тень этих стен, что помнили рождение и первую смерть Свято вида, ее охватывал чуть ли не материальный холод, шершавая ткань холода, саван темной сырости, дыхание паром исходило у нее изо рта и тут же стекало каплями. Именно так, по словам Антидектеса Александрийца, аэровые цеферы превращаются в гидоровые цеферы, архе горячая и влажная в архе холодную и влажную, ведь даже самостоятельные стихии рождаются и умирают.