Иные песни

Дукай Яцек

Она осталась снаружи, символический охранник, в переходе, ведущем к внутреннему скелету «Уркайи». Отсюда ей было видно, как палубные доулосы переносят из одного судна на другое имение Антидетктеса — исполнялось величайшая мечта старого софистеса: он полетит на Луну, перед ним откроются врата Библиотеки Лабиринта. Правда, когда он теперь стоял в стороне и надзирал за переноской, выражение на его лице самым счастливым назвать было нельзя.

— Животных я оставляю, если станут мешать — выбросьте. Жаль, что я уже не смогу проверить собственных гипотез.

При этом он задумчиво жевал зерна кахвы. Аурелия проследила линию его взгляда. А глядел он под ноги, где за бешено кружащим этхерным бортом «Подзвездной» ослепительной зеленью горел узкий серп Земли: фрагмент Азии, Восточного Океаноса и Земли Гаудата. Аурелии вспомнилось, как она сама глядела на удаляющийся щит Луны, когда

покидала его сферу два с половиной года назад вместе с эстлосом Бербелеком. Тут же пришла неприятная мысль о том, что по сути своей она не сильно отличается от Антидектеса Александрийца, что ими движут одни и те же даймоны, причем, землянином движет даже более сильный, раз тот готов ради божественного любопытства покинут свой мир навсегда. До сих пор она не дарила его особой симпатией: он знал, кто она такая, и с самого начала относился к ней с презрением, удерживая Аурелии на расстоянии. Лишь через какое-то время она поняла, что так он вел себя по отношению практически всех. Что, естественно, не делало его более симпатичным. Из различных замечаний стратегоса она догадалась об истории Антидектеса: он был продажным, у него была масса политических врагов, он был продажен и был в долгах, как в шелках, и его время заканчивалось. С другой стороны, он не продался эстлосу Бербелеку за деньги. Хотя, и правда, что на Луне кредиторы его не достанут.

— Но ведь на самом деле ты не верил во все то, что им рассказывал, — наполовину спросила, наполовину заявила Аурелия. Софистес не поднял глаз. Девушка подумала так: скорее всего, это последний раз, когда я его вижу, стратегосу он тоже уже не нужен, так что сейчас я могу говорить все, что хочу. — Интересно, в какой части софия, все те мудрости, собранные в больших библиотеках, в какой степени они являются плодом подобного рода заказов.

Землянин усмехнулся под носом.

— За мудрость следует платить, это очевидно. Хуже, когда платят за глупости. — Он бросил в рот очередное зерно. — Ты спрашиваешь, говорил ли я им правду. Мне неизвестно, какова правда, так что наверняка и не лгал.

— Лгал, когда говорил, будто бы знаешь.

— Неужели ты не поддерживаешь плана своего стратегоса?

— Адинатосов необходимо уничтожить.

— Но при этом, Чернокнижник — несчастная жертва?

— Но ведь не он привлек сюда адинатосов. Правда?

Антидектес поглядел на девушку с коварным удовлетворением.

— О, как же я люблю столь закоренелых любителей правды! У меня постоянно имелось несколько таких в академии, и когда настроение у меня портилось, шел к ним и задавал какой-нибудь простенький вопрос, типа «что такое бытие?» или «чем является добро?», либо же «кто твой друг?». И сразу же мне становилось лучше. — Он разгрыз и выплюнул кахву. Тебе хочется знать, во что я верил, и чего им не говорил? Не хочешь. Откуда у андинатосов могла взяться заинтересованность земными сферами? Чего такого могли они увидеть, почувствовать там, за пределами постоянных звезд, что возбудило в них любопытство и привело к нам? Порядок является неизменной гармонией: то, что неоднократно повторяется, удивления не возбуждает; миллионнократное окружение Солнца вокруг Земли никаким чрезвычайным событием не является. Знаком является изменение, знаком становится нерегулярность, нарушение гармонии. Пятьсот сорок лет тому назад каратиста Иллея Коллотропийская покинула сферу Земли и осела на Луне. Сегодня у вас там целые города, мир, замкнутый в своей собственной иерархии сфер, другой порядок, накладывающийся на порядок сфер Земли, другой центр космоса, в отношении к которому складываются стихии. Послушай эту музыку. Слышишь, как все это звучит? Священный ритм, извечная мелодия, нарушаемая нарастающим с каждым столетием диссонансом, скрежетом, распространяющимся по всему небу. Трррррррр! Именно это они услышали, именно это они почувствовали — что кто-то, что-то разбивает порядок этих сфер — и прилетели. А куда? Где произошла первая встреча, первая битва? Разве не ведут себя они по сути как медик, пытающийся обнаружить источник болезни? Куда они направились прежде всего? Стратегос говорил, что там вы держите даже пленника. Табак. По крайней мере, она должна догадываться, чья это вина. И понятно, что любой ценой желает их прогнать.

— Молчи.

— А теперь скажи-ка мне, Огненная: лгу ли я? Лгу ли я? Лгу? Ну? Прощай.

Аурелия выбросила в этхер клетки с животными и остальные вещи, оставшиеся от софистеса, как только «Элоа» с ним на борту раскинула черные крылья и вновь начала свой подъем к Луне. Теперь девушка немного жалела; была бы хорошая оказия спустить курицу или собаку в этот разваренный бульон красок и форм. Проводить

строгие наблюдения и эксперименты, возобновляемые в регулярных сериях, охоты у нее не было, зато пригодилось бы проверить, какова, собственно, сила этого Искривления. Ведь им придется вступить в битву под арретосовым антосом — им: гыппирои — в этой войне люди столкнутся с нечеловеческим, а в первых рядах встанут Всадники Огня — если не на Земле, то наверняка в этхере, не в этом году, так в следующем, не под стратегосом Бербелеком, так под командованием другого гегемона. Девушка чувствовала, что эта битва предназначена ей, что она родилась ради этого сражения.

За ее спиной (Аурелия не отрывала глаз от ураноизоидного пола) Омиксос обсуждал с эстлосом стратегию нападения.

— Южный Лед и все эти океаносские острова и вправду настолько удалены и отделены от населенных земель, что на них сложно провести какое-либо координированное нападение, — говорил Омиксос. — Но ведь у нас и нет необходимости его проводить — пока, собственно, они остаются отделенными. Они действительно выбирали места с минимальным шансом контакта с цивилизацией, прекрасно скрытые плацдармы.

— А вот здесь, но вот это — уже касается Золотых Царств, это уже наносит свой отпечаток на Аксум, Эгипте, Гуратии. Отсюда они могут провести непосредственный штурм, и здесь они наиболее сильны. Мы должны ударить здесь, в Африке.

— Знаю, эстлос, знаю. Но, но — ты сам видишь.

Они уже прошли средину Сколиодои, направляясь к Черепашьей Реке. Аурелия наблюдала за тем, как меняются под «Уркайей» краски и формы не-джунглей — как они не меняются; ведь для изменения необходимо нарушение какой-то регулярности, а где нет никакой регулярности, либо где регулярность настолько пугающе абсолютная, ни о каком изменении нет и речи. Стратегос упоминал ей про «город адинатосов», о сплетнях, распространяемых здешними дикарями — сплетнях про громадные конструкции, искусственные создания, строениях, возводимых в глубине Кривых Стран. Она высматривала чего-либо, что пробивало бы поверхность кипящей какоморфии. И действительно, время от времени случались отступления от единообразной пестроты аморфной дичи; объекты, выступающие над нею, мелкие различия: что-то похожее на скалу, нечто вроде кости, якобы водная арка, вроде бы ночь, словно бы стоящее торнадо, а ночь у него внутри — они пролетели сверху, и она заглянула. Иногда над Сколиодои пролетали птицы — у них имелись крылья, а иногда даже и клюв — так что можно было приписать их к известной Форме. Девушка внимательно следила за их полетом. Если спускались слишком низко, на лету превращались в другую Форму, большинство сваливалось в не-джунгли словно камень — возможно, окаменев на самом деле. Один раз она увидала противоположный процесс: фрагмент желто-багрово-серой какоморфии в тени «Уркайи» превратился в крылатую черепаху и взмыл в воздух; тут же крылья сделались радужными медузами, и панцирь начал дымить и какоморф вновь рухнул в Сколиодои.

— Сражения в джунглях — нет ничего хуже. И как их окружить? Откуда выступишь, эстлос? Из Аксума?

— Золотые Царства откроются перед любой достаточно сильной армией. Понятное дело, и Аксум тоже; нужно будет выступить с востока, пойдет Ефрем. Покажи-ка эту карту. Видишь, как укладываются горы, реки и пустыни? Мы пойдем, вот, отсюда и отсюда, так.

— Спихнуть их в Западный Океанос. Правильно.

Но, погляди на одни расстояния. Десятки тысяч стадионов. Сухие сезоны, дождевые сезоны, линии снабжения… О, Госпожа, одно только снабжение — это уже проблема, достойная Одиссея. Ты говоришь о кампании в масштабах Александр, эстлос.

— Да, это займет время, знаю. Наверняка, значительно больше, чем война в этхере.

— Опять же, джунгли… Не могу себе представить. Вот погляди: любой, кто сюда войдет…

— Я размышлял об этом. Искал решений. Консультировался с астромеканиками Лабиринта. Гиерокхарис привез мне новейшие расчеты. Вы на Луне таким образом вызываете искусственные пыровники, перенося их безопасно на пустоши. Разряды из сопряжений эпициклов Огня, молнии чистого пыра прямиком из небесных сфер. Если бы такое удалось…

— Ты намереваешься сжечь половину Африки.

— Выжечь Сколиодои.

— Кириос…

— Знаю. Потому-то Госпожа и желает, чтобы решения принимал я. А это не так и просто: софистес Акер Нумизматик утверждает, что сначало следовало бы вновь охватить эти территории земной морфой, наложить здесь антос старого порядка, где огонь горит, вода течет, а воздух разносит пламя; в противном случае, я могу бить пыровниками до упаду, но не сожгу даже стебля травы. Ведь там давно уже нет травы. Наступление должно начаться так или иначе. А теперь гляди. Проверишь мне следующие трассы…