Инженер Петра Великого 2

Гросов Виктор

Картина, скажу я вам, была — закачаешься! Солдаты, которых этот «дождь» застал врасплох, шарахались в стороны, валились на землю, закрывая лица руками. Строй их окончательно развалился, превратившись в неуправляемую толпу. Вопли «убитых» и «раненых» неслись со всех сторон. Эффект был просто сногсшибательный, даже для меня. Я-то знал, на что мои гранаты способны, но увидеть это в таком масштабе…

Гвардейские офицеры, видя, что их вторая атака тоже сдулась, не добежав до наших позиций, кажется, совсем берега потеряли. Они гнали своих солдат вперед, не считаясь с «потерями» (даже игнорируя правила), пытаясь на голом упрямстве, нахрапом, пробиться к нашим окопам. Несколько самых отчаянных гвардейцев, несмотря на цветные пятна по всему мундиру, все же доскреблись почти

до самого бруствера.

— Картечью! — рявкнул я в рупор (на заводе, молодцы, подсуетились, смастерили). — Залпом!

Две наши трехфунтовые пушчонки, припрятанные в капонирах по флангам, дружно бабахнули. Вместо настоящей картечи они выплюнули широченные снопы «красящих» штукенций, которые веером накрыли последних смельчаков. Это был, считай, последний гвоздь в крышку гроба гвардейской атаки (и саамы болезненный физически, синяков много понаставили). Те, кто еще дергался, теперь были сплошь «раскрашены» и, по правилам, выбыли из «игры». Атака захлебнулась вконец. Поле перед нашими окопами было усеяно неподвижными фигурами «убитых» и «раненых» гвардейцев, сплошняком покрытых цветными пятнами, в воздухе был пороховой дым с красочным разноцветьем. Боевой дух «противника», железобетонная уверенность в крутизне линейной тактики были, мягко говоря, сильно подкошены. Кое-кто из особо горячих, плюнув на то, что весь мундир и физиономия уже смахивали на палитру художника-авангардиста, все еще пытался лезть вперед, но мои ребята, выскочив из окопов, быстро «угомонили» их парой деликатных, но ощутимых ударов лопатками плашмя (молодцы, сами сообразили). За этим тоже брюсовские люди следили, и такие маневры были заранее оговорены — типа, «пленение» особо упертого противника.

На наблюдательном помосте творилось что-то невообразимое. Государь, начисто забыв про свое царское величие, аж вскочил, махал руками и что-то восторженно орал Брюсу и Меншикову, тыча пальцем на поле «боя». Лицо его раскраснелось, глаза горели азартом. Александр Данилыч тоже не скрывал своего обалдения, то и дело качая головой и присвистывая. Шереметев и Репнин молча и уважительно переглядывались. Они-то, в отличие от многих, догоняли, что видят рождение новой, рабочей тактики.

А вот у большинства других генералов физиономии вытянулись так, будто они привидение увидели. Их снисходительные ухмылочки куда-то улетучились. Вместо этого на их лицах читался откровенный шок, перемешанный с недоумением. Они видели, как их хваленая гвардия, несокрушимые линии, вышколенные по последнему писку европейской военной моды, были остановлены и буквально «выкошены» какими-то вчерашними салагами, сидящими в «обычных ямах» и вооруженными какими-то «хитрыми» ружьями да непонятными «карманными бомбами». Это был удар по самолюбию, по замшелым представлениям о войне. Де Геннин, мой главный хулитель окопов, сидел чернее тучи. Он что-то быстро чиркал в своей записной книжке, видать, мотал на ус. Кажись, я заставил его крепко призадуматься.

Это был полный и безоговорочный триумф. Чистая победа. Моя «окопная тактика», ружья, гранаты и картечь — все это сработало на ура.

При этом, все сработало так, как я и прикидывал, а может, даже круче.

Трубач сыграл отбой. «Потешный бой» закончился. Мои солдатики, высыпав из окопов, сгрудились вокруг меня — чумазые, потные, с сияющими рожами, будто мы только что самого шведского короля в плен взяли. А что, они имели на это полное право! Они сегодня доказали, что и простой русский мужик, если его по-умному научить да дать в руки толковое оружие, способен на поле боя чудеса творить. И я был горд за них!

На наблюдательный помост я поднимался с легким волнением. На душе было легко и радостно. Мы это сделали!

Петр Алексеевич, не дожидаясь, пока я подойду, сам шагнул мне навстречу. Схватил за плечи, тряхнул.

— Ай да Смирнов! Ай да сукин сын! — рявкнул он, с неподдельным восторгом. — Вот уж не ждал, признаться! Ну, удивил, так удивил! Это ж… это ж не бой был, а избиение! Твои-то «кроты» этих гвардейских орлов как куропаток пощелкали! А гранаты твои, а картечь! М-да…

Он обернулся к генералам. На их лицах

застыла целая гамма чувств: от откровенного изумления и растерянности до плохо скрываемой досады, а у некоторых и злости.

— Что, господа, съели? — продолжал Государь с ехидной усмешкой. — А то все «кротовьи норы», «не по-нашему»! А оно вот как обернулось! Сидит себе солдатик в ямке, знай себе поплевывает да из фузеи своей хитроумной постреливает, а ваши-то хваленые линии и подойти не могут! Вот вам и наука! Учиться надо, господа, учиться, пока этот вот, — он снова хлопнул меня по плечу, — всех вас за пояс не заткнул!

Генерали молчали, переглядывались. Вид у них был такой, будто их только что прилюдно розгами отходили.

И тут я понял, что надо срочно менять ситуацию. Да, я победил. Мои идеи сработали. Но нажить себе в лице генералитета заклятых врагов — это было бы верхом глупости. Они мне этого триумфа никогда не простят. И будут потом палки в колеса совать на каждом шагу, мстить. Мне это было совершенно ни к чему. Нужно было как-то сгладить момент, дать им сохранить лицо и не дать почувствовать себя окончательно растоптанными. Дипломатия, чтоб ее…

— Ваше Величество! Гхм… — я прочистил горло. — Господа генералы! Позвольте и мне слово молвить. Сегодняшний «бой» показал, что предложенная мною тактика оборонительных действий в укрытиях, с применением усовершенствованного оружия, действительно может быть весьма эффективной, особенно против превосходящих сил противника или при удержании важных позиций. Но я ни в коей мере не считаю, что она должна полностью заменить испытанные временем методы ведения войны, которым вы, господа, посвятили всю свою жизнь и в которых достигли такого высокого мастерства.

Я обвел взглядом генералов, стараясь поймать их взгляд и выказать уважение.

— Моя тактика — это в первую очередь тактика обороны, тактика сбережения солдатских жизней там, где это возможно. Но ведь война — это не только оборона. Это и стремительные марши, и смелые атаки, и прорыв вражеских линий, и преследование разбитого неприятеля. И здесь, господа, ваш опыт, да ваша доблесть, ваше знание маневренной войны остаются незаменимыми! Никакие окопы не заменят мужества гвардейцев, идущих в атаку, никакой прицельный огонь не сравнится с ударом сомкнутой кавалерийской лавы! Сегодня мои солдаты, благодаря укрытиям и новому оружию, смогли отразить атаку. Но если бы им пришлось наступать на такие же укрепленные позиции, им бы тоже пришлось несладко. Так что, я полагаю, истина, как всегда, где-то посередине. Нужно брать лучшее из старого и нового, сочетать стойкость в обороне с лихой удалью в наступлении. И я уверен, что под вашим мудрым руководством, господа генералы, русская армия сможет освоить и эти новые приемы, сделав их еще одним грозным оружием в борьбе с супостатом.

Я закончил и поклонился. Вроде бы все сказал как надо. И их похвалил, и себя не принизил, и намекнул, что к сотрудничеству готов. На лицах некоторых генералов мелькнуло облегчение. Шереметев даже одобрительно хмыкнул. Де Геннин хмурился, благо, не так люто. Кажется, мой дипломатический маневр сработал. По крайней мере, откровенной враждебности в их взглядах поубавилось.

И тут, в самый разгар этих тактических споров и моих дипломатических кульбитов, к помосту, расталкивая любопытных, пробился запыханный гонец. Весь в мыле, мундир в пыли — видать, скакал во весь опор.

Он поклонился и незаметно сунул в руки Брюса пакет. Тот быстро пробежал глазами текст и, с легкой улыбкой, передал Царю.

Петр пробежал глазами депешу. Лицо мгновенно стало серьезным. Через минуту он поднял на меня глаза.

— Ну, Смирнов, — протянул он. — Похоже, ты сегодня не только на этом поле победу одержал! Тут вот пишут… — он потряс депешей, — что на заводе твоем намедни зло пытались учинить. Хотели, видать, тебе «подарочек» к учениям преподнести, водяное колесо твое хваленое из строя вывести. Да только не вышло у них ничего! Люди твои, да солдаты Орлова, сработали как надо. Злодеев повязали тепленькими, с поличным. И кто, ты думаешь, им в этом помог, кто всю эту шайку-лейку на чистую воду вывел, да наводку дал точную?