Инженер Петра Великого 3
Шрифт:
— Отлично, капитан, — протянул он. — Пусть думают, что на золотую жилу наткнулись. Шведы сейчас, как цепные псы, рыщут в поисках любых новинок.
И приманка сработала. Да еще как! Через пару дней Брюс, с таким мрачным удовлетворением, будто кота сметаной накормил, сообщил мне новость. Одна из фрейлин, особенно вхожая к Марте Скавронской, некая Аграфена Лихачева, попыталась подкупить моего молодого писаря, шустрого дьячка по имени Гаврила. Предлагала ему кругленькую сумму за доступ к моим личным бумагам, которые, по ее данным, хранились в Игнатовском. Она конечно, врала, что ее интересуют исключительно «забавные опыты с огоньками», и ничего больше. Гаврилка, уже проинструктированный Брюсом на такой случай, сделал вид, что ломается,
Эта новость меня расстроила. Аграфена Лихачева славилась своей болтливостью и, мягко говоря, невеликим умом. Сама она до такого бы не додумалась, мозгов бы не хватило. Значит, за ней кто-то стоял и этот «кто-то» был очень близок к Марте. Неужели неужели сама Марта, такая, вроде, добрая, так искренне привязанная к Государю, могла вляпаться в эти грязные игры? Или ее просто использовали втемную, пользуясь ее доверчивостью и патологической неспособностью держать язык за зубами?
Одно дело — ловить матерых шведских шпионов, и совсем другое — подозревать в предательстве тех, кто сам станет императором через десятки лет. Игра становилась все более непредсказуемой. Как бы не доиграться до цугундера. А еще больше не хотелось думать, что к этому может быть причастна Мария Гамильтон, даже если ее используют вслепую.
Снег, который было подтаял во время короткой оттепели, замерз ледяной коркой, хоть коньки надевай. По улицам Питера гулял такой пронизывающий ветер, что, казалось, до самых костей пробирал. Ажиотаж вокруг моего выдуманного «стабилизатора для лапландского изумруда», достиг, похоже, апогея. Яков Вилимович, этот паук, плетущий свои невидимые сети, решил выжать из этой ситуации максимум. «Стабилизатор» стал чем-то вроде детектора лжи, позволяющего выявить самых активных и неосторожных игроков в этой шпионской партии. Его люди взяли под колпак всех, кто хоть как-то крутился вокруг «потерянных» бумаг или пытался что-то вынюхать о моих делах в Игнатовском. Под подозрением оказались фрейлины из окружения Марты Скавронской, некоторые придворные чинуши, и даже, что было особенно хреново, несколько моих «академиков» из Инженерной Канцелярии. Брюс был непреклонен: в таких делах доверять нельзя никому, даже собственной тени. Уж он-то знал толк в этих играх.
Мои капсюли, несмотря на январский прорыв, все еще были далеки от идеала. Гремучая ртуть, зараза, никак не хотела вести себя предсказуемо: то вспышка еле-еле, то, наоборот, такой «чих», что ствол или затвор могли разлететься. СМ-0.1Ф была еще слишком сырой и опасной для того, чтобы запускать ее в серию. Я прекрасно понимал, что Государь ждет от меня надежного оружия для армии.
Поэтому, не бросая работы над улучшением капсюлей и бездымного пороха — это была стратегическая задача, от которой зависело будущее, — я начал судорожно обмозговывать второй вариант — СМ-0.1К, крепостной штуцер. Это должна была быть тяжеленная, крупнокалиберная дура с нарезным стволом из самой лучшей стали, какая только найдется, предназначенная для того, чтобы бить точно и далеко с упора. Для нее не нужна была такая скорострельность, как для полевой фузеи, зато точность и убойная сила выходили на первый план. Может, с таким оружием, где требования к стабильности пороха и капсюля были бы чуть пониже, мне удалось бы быстрее получить что-то путное. Я засел за чертежи, ломая голову над тем, как сконструировать максимально прочный и простой затвор, способный выдержать бешеную отдачу от пироксилина. Дни и ночи превратились в одну бесконечную карусель расчетов, эскизов и яростных споров с моими лучшими мастерами, которые иногда смотрели на мои идеи, как на бред сумасшедшего. Ну да, привыкли одно и то же клепать, а тут какие-то допуски, новые материалы, невиданные конструкции.
В один из таких напряженных вечеров, когда я, сгорбившись над чертежной доской, бился над очередной головоломкой с механизмом запирания ствола, в мою комнату вихрем влетел Орлов. Лицо у него
— Петр Алексеич, новости из Игнатовского, — без предисловий выпалил он. — Только что гонец прискакал. Сегодня ночью кто-то пытался влезть в вашу лабораторию.
Да чтоб тебя!
— Что?! Поймали кого-нибудь? Что-нибудь пропало?
— Слава богу, караульные не спали, — продолжал Орлов. — Спугнули гадов, те успели в темноте удрать. Похоже, ничего стащить не успели, но наследили изрядно. Самое паршивое, Петр Алексеич, — следы. От лаборатории они ведут прямиком к расположению Астраханского полка, что стоит неподалеку.
Это же один из тех полков, которые Брюс по-тихому разместил в окрестностях Игнатовского, чтобы устроить засаду на шведских лазутчиков. Неужели «крот» завелся и в армейских рядах? Или это была еще более хитрая провокация, чтобы мы тут все перегрызлись и потеряли бдительность?
Враг был гораздо ближе и изворотливее, чем мы думали, еще и действовал наглее.
Глава 15
Февраль в этом году выдался — врагу не пожелаешь: сыро, грязно, промозгло до костей. Нева еще не вскрылась, лед потемнел, пошел водянистыми пятнами — вот-вот тронется. В такую погоду и на душе как-то паршиво, а тут еще Яков Вилимович, мой главный заступник и, хочется верить, добрый товарищ, подлил масла в огонь.
Сидели мы в Инженерной канцелярии. Его кабинет насквозь пропах сургучом и старыми бумагами. Сам Брюс был какой-то дерганый, озабоченный. То и дело тер себе высокий лоб, а глаза беспокойно метались по бумагам, будто не могли ни на чем остановиться.
— Эта зараза, Петр Алексеевич, она ж повсюду расползлась, — проговорил он наконец, негромко, с застарелой горечью, отрываясь от очередного донесения. — Уж и не знаю, где корни-то ее глубже сидят — в казнокрадстве ли беспардонном, или в этой тихой подлости, когда наши же, русские люди, за шведское серебришко готовы и мать родную с потрохами продать. А тут еще предатель может в самих войсках, среди тех, кто Государю присягал… Это, знаешь ли.
Я помалкивал, да и что тут говорить? Тема для нас была не в новинку. Чем лучше у меня дела шли, чем больше всяких новых штук выходило из моих мастерских, тем гуще вокруг всего этого вились всякие темные личности. Так и норовили что-нибудь вынюхать, стащить. Благо безопасность была на высоте. Брюс со своими ищейками из Тайной канцелярии из кожи вон лез, чтобы эту паутину распутать, да только она, казалось, еще больше разрасталась.
— Все чаще я про тот день думаю, про тот самый миг настанет, когда можно будет одним махом всю эту нечисть прищучить, — продолжал Брюс, выбивая пальцами дробь по столу. — Всех этих смутьянов, изменников, кто против Государя нашего злоумышляет, кто его дело праведное губит, секреты воруя да поставки срывая… Только вот как этот «миг» подгадать? Как бы не спугнуть рыбёху покрупнее, вытащив одну мелочь пузатую?
Я и сам не раз ловил себя на мысли, что кто-то из моих же «академиков» или мастеров может оказаться с гнильцой. Пока, слава Богу, явных проколов не случалось.
А в Игнатовском дела, несмотря на все препоны, потихоньку-полегоньку, да двигались. Главной моей головной болью, если не считать бездымного пороха, оставалась сталь, которая смогла бы выдержать адское давление порохов и позволила бы наконец-то сварганить легкое, скорострельное оружие — мою мечту, СМ-1.
«Академики» мои — Федька, Гришка, да и остальные ребята — не покладая рук бились над этой задачкой. Десятки, если не сотни, неудачных плавок, горы испорченного металла, вечный дым, жар, копоть… Иногда казалось, что мы просто топчемся на месте, что эта задачка нам не по зубам.