Инженер Петра Великого
Шрифт:
Он кивнул мне и пошел дальше по цеху, а за ним семенил подобострастный приказчик и остальные. Я остался у своего станка, чувствуя, как ноги подкашиваются от пережитого стресса. Кажется, презентация прошла успешно. Мои «новшества» произвели впечатление. Но чем это для меня обернется? Похвалой? Или новыми проблемами?
Осмотр цехов подходил к концу. Важный гость уже вроде как собирался сваливать, как вдруг полковник, который с ним был, крякнул и обратился к нему:
— Ваше превосходительство, а не угодно ли будет взглянуть на испытание орудий? Как раз намедни партию новых пушек отлили,
Гость на секунду задумался, потом кивнул.
— Отчего ж не взглянуть? Дело нужное. Веди, полковник. Да чтоб без проволочек! Время не ждет.
Тут же началась новая беготня. Приказали выкатить на заводской полигон (громкое название для обычной поляны за цехами, где ружья пристреливали да пушки испытывали) три пушки: одну — старую, для сравнения, вторую — недавнюю, но отлитую по-старому, и третью — ту самую «мою», обработанную на станке и отлитую из металла, который я «очистил». Артиллеристы — несколько солдат под командой усатого фейерверкера (так тут звали унтеров-артиллеристов) — быстро прикатили пушки, поставили на позицию, притащили ящики с порохом и ядрами.
Большое начальство встало поодаль, на бугорке. Приказчик Семен Артемьевич и старшие мастера, включая Захара и даже Кузьмича (которого тоже притащили поглазеть), толпились чуть сзади. Нас, пацанов, и близко не подпустили, но я заныкался за штабелем досок, откуда было всё отлично видно. Сердце опять заколотилось как бешеное — сейчас решалась судьба не только этой конкретной пушки, но и всех моих нововведений.
Первой стреляла старая пушка. Фейерверкер командовал четко, солдаты работали слаженно, но без суеты. Забили заряд, вкатили ядро, поднесли фитиль… Бабахнул выстрел, пушку откинуло на лафете. Солдаты подкатили ее обратно. Вдалеке, у деревянного щита-мишени, взлетел фонтанчик земли — ядро ушло сильно левее и ниже. Второй выстрел — еще хуже, вправо и вверх. После третьего выстрела фейерверкер что-то доложил полковнику, тот кивнул. Старую пушку откатили.
Потом пришла очередь пушки посвежее, но сделанной по-старому. Зарядили, бабахнули. Попадание было ближе, но всё равно мазали прилично. Второй выстрел — примерно туда же. А вот на третьем случилось то, чего все боялись больше всего. Раздался не обычный грохот, а какой-то сухой, резкий треск. Пушку тупо разорвало! Куски раскаленного железа полетели во все стороны, один из солдат заорал и упал, схватившись за ногу. Началась паника, крики.
— Унести раненого! Осторожно! — командовал полковник. Гость нахмурился, лицо стало каменным. Семен Артемьевич и Захар побелели как полотно. Это был провал. Полный провал, который мог стоить им не только места, но и головы.
Когда раненого утащили и крики поутихли, гость повернулся к приказчику.
— Вот тебе и качество, Семен Артемьевич! Вот тебе и «блюдете»! Человека покалечило! А если б такое в бою случилось? Что тогда?!
Приказчик стоял ни жив ни мертв, не зная, что и сказать. Захар тоже голову повесил.
— Ваше превосходительство… — пролепетал приказчик. — Случайность… Металл нонеча…
— Молчать! — рявкнул гость. — Случайность… Разгильдяйство ваше — вот что! Ладно. Что там
Наступила тишина, аж в ушах звенело. Солдаты, явно напуганные тем, что случилось, с опаской подкатили «мою» пушку. Фейерверкер, перекрестившись, начал командовать заряжанием. Все взгляды прикованы к пушке. Я сам дышать перестал, вцепился пальцами в доски. А вдруг и она не выдержит? Вдруг мои «хитрости» не сработали?
Зарядили. Фейерверкер поднес тлеющий фитиль.
Бабах!
Выстрел чистый, мощный. Пушку откатило, но она целая! Солдаты с явным облегчением подкатили ее обратно. А у щита-мишени — попадание! Не в яблочко, но очень близко!
— Ого! — вырвалось у полковника. Гость тоже заметно оживился.
— Еще заряд! — скомандовал он.
Снова выстрел. И снова пушка цела! И снова попадание — почти рядом с первым! Кучность отличная!
— Третий!
И третий выстрел прошел штатно! И снова ядро легло рядом с первыми двумя. Такой точности и надежности от местных пушек никто и не ждал.
Фейерверкер аж сиял, солдаты облегченно переглядывались. Полковник удовлетворенно кивал. Приказчик и Захар смотрели то на пушку, то на меня с каким-то суеверным ужасом. Гость подошел к орудию, осмотрел его еще раз, потрогал ствол.
— Ну, что ж… — сказал он, поворачиваясь к приказчику. — Вот это — дело! Вот такие пушки нужны Государю! Эта, значит, по методу того… Петрухи вашего сделана?
— Так точно, ваше превосходительство! По его самым… хитростям… — пробормотал приказчик, не смея поднять глаз.
— Хитрости… — гость усмехнулся. — Зови его сюда!
Меня выпихнули из-за досок. Я подошел, снова низко поклонился.
— Твоя работа, значит, Петр? — спросил гость, разглядывая меня уже с явным интересом. — Хорошая работа. Пушка стреляет метко и не рвется. Молодец. Как думаешь, сможешь и другие так же ладить? Чтоб все такие были?
— Стараться будем, ваше превосходительство… — пролепетал я. — Ежели материалы будут добрые… да инструмент…
— Будут тебе и материалы, и инструмент! — сказал гость решительно. — Ты, Семен Артемьевич, обеспечь ему всё необходимое! И чтоб все пушки отныне только так и лили! По его методу! Спрос будет лично с тебя! А ты, Петр, — он снова посмотрел на меня, — дерзай! Государь таких умельцев ценит. Может, и впрямь из тебя толк выйдет.
Он кивнул мне, развернулся и, больше не обращая внимания на застывшее заводское начальство, пошел к своей карете. Испытания закончились. И закончились они моим полным, хоть и совершенно неожиданным, триумфом.
Важный гость уже садился в карету, когда полковник, который с ним был, что-то шепнул ему на ухо. Гость замер, выслушал, потом снова зыркнул в мою сторону. Я всё еще стоял там, не веря в свой фарт и пытаясь унять дрожь в коленках.
— Погоди-ка, Петр, — сказал он, подзывая меня жестом. — Тут мне мысль пришла… Ты ведь не только литейное дело разумеешь, но и машины вот эти свои хитроумные ладишь? — он кивнул в сторону цеха, где остался мой токарный станок.
— Дык… спробовал одну, ваше превосходительство… Для цапф… — промямлил я, не врубаясь, к чему он клонит.