Инженер Средневековья
Шрифт:
— Ты уверен, что они девственницы? Пусть твоя жена проверит.
Я сел за маленький столик, который был зарезервирован специально для меня, поел и выпил кувшин вина. Я хотел, чтобы жена Тадеуша просто спросила девушек, но она решила убедиться воочию. Было отобрано четырнадцать. Сколько постеснялось, я не знаю. От бесплатного жилья и питания мало кто откажется. А от двенадцати гривен в неделю помимо этого и подавно.
— Теперь выберете шестерых, ваша светлость.
Одна была привлекательной, почти как Кристина. Остальные казались гадкими утятами, и мне их было
— Нет. Пусть посетители выберут одну. Объясни им. Сначала пусть отберут пять лучших, затем из пяти двух и, наконец, одну.
Это было честно и не требовало моего вмешательства.
— Только одну?
— Повторяй то же самое еще пять дней. Помнишь, я говорил о развлечении? Это оно и есть.
В тот вечер Тадеуш заработал четыреста гривен, и с каждым днем народу приходило все больше.
Неделю спустя ко мне за обедом присоединился местный священник, отец Томаш. Я предложил вина, но он отказался и сразу перешел к делу:
— Я обеспокоен твоими поступками и твоей душой, сын мой.
— Но почему, святой отец?
— Вы наняли молодых девушек — добродетельных христианок из хороших семей, — и теперь они полуобнаженные работают в доме терпимости.
— Да нет же, святой отец. Они служанки в приличной корчме, которая и отдаленно не напоминает публичный дом. Они ведут весьма добродетельный образ жизни под угрозой увольнения! Монахини в монастыре и те под меньшим присмотром, чем наши девушки. Если оставить нравственную сторону, а мы с хозяином корчмы оба придерживаемся моральных устоев, то женщины легкого поведения вредят делу. Многие из них ваши прихожанки; вы знаете, о чем я.
— Их грехи известны. Но речь о другом.
— Но почему бы не заняться настоящими злачными местами? Зачем нападать на приличную корчму?
— У злачных мест, как вы их правильно именовали, есть свои гильдии. В конце концов, существует закон и церковь. То, чем занимаетесь вы, нечто иное и должно быть пресечено в корне.
— Святей отец, мы всего лишь подаем пищу и вино. Служанки симпатичные, но такими их создал Господь, и лично мне нравится его творение. Да, мы размещаем на ночь, но не обеспечиваем любовницами.
— Но их наряд развращает посетителей.
— Их привлекательный наряд полностью закрывает грудь и другие интимные места. Любой мужчина, желающий увидеть больше, может просто пойти в общественную баню, отец мой.
— У бань свои гильдии и разрешения. Со временем церковь их закроет. Но вы не ответили на мое обвинение в разврате.
— Святой отец, нет ничего зазорного в том, что мужчины любуются женской красотой. Если это грех, то каждый нормальный мужчина в Польше попадет в ад! Сходите и проверьте их комнаты. Поговорите с девушками. Убедитесь, что мы чтим нравственность.
— Я твердо намерен это сделать, — заявил он и ушел. Я как раз заканчивал обед, запивая сыр пивом, когда священник вернулся.
— Пан Конрад, должен признаться, все именно так, как вы описали. Девушки жалуются лишь на ограничения, которые вы ввели.
— Цена нравственности, отец.
Интересно, насколько серьезны могли быть их жалобы.
— Пока вы здесь,
— Конечно, смогу. Почту за честь.
— Великолепно! Полагаю, очень скоро все наши официантки выйдут замуж. Порядочные и красивые девушки не остаются долго незамужними. Может быть, обсудим стоимость групповых венчаний?
Через час отец Томаш был моим союзником.
Когда тот уходил, я поинтересовался:
— Святой отец, как вы узнали, что я владелец корчмы?
— У церкви повсюду глаза и уши, сын мой.
Был полдень, и работала только одна официантка. Обеспокоенный их жалобами священнику, я отправился в большую комнату, именуемую раньше «апартаментами герцога», хоть герцог в них никогда не останавливался. Вообще-то с тех пор, как цена за нее стала не по карману обычным посетителям, в ней не останавливался никто. Имело смысл отдать ее девушкам.
Я договорился о банных часах для работников корчмы: сразу после полудня. Все оплачивалось за счет заведения, но это было недорого. Мы заставили всех наших людей, в том числе и официанток, мыться ежедневно.
Когда я позвал девушек, все пять вышли скорее голыми, чем одетыми. Они впустили меня, не потрудившись одеться. Вероятно, причиной такого шоу был их статус неприкасаемых, а также недавнее детское открытие того, что мужчины их замечают и любуются ими.
Мне это не нравилось. Я не мог поступиться принципами и вообще, порядочный мужчина просто не воспринимает девственницу как обычную женщину. Мне кажется, что половина фригидных дамочек — результат неудачной первой ночи. Чтобы все было как надо, мужчине требуется терпение, нежность и много любви. В двадцатом веке у меня было две девственницы. После меня они стали великолепными любовницами. Я даже гордился своим мастерством.
Но сейчас во мне все кипело. У меня уже три недели не было секса, и только пяти соблазнительных бюстов мне сейчас и не хватало.
— Накиньте на себя что-нибудь! У нас что здесь, бордель? — крикнул я.
Они поспешно схватили полотенца и одеяла.
— Мы только что помылись, — начала одна из них, — нам жарко.
— Не сомневаюсь. Четырнадцать лет: жарче преисподней. Что это вы разжаловались на вашу работу?
— Жалобы, пан Конрад? У нас нет жалоб. Мы хорошо получаем и работа отличная, как праздник, — возразила рыжеволосая.
— Тогда зачем жаловаться священнику?
— Ах, это, — ответила хорошенькая блондинка, опустив полотенце на бедра. — Мы всего лишь выполняли распоряжение пани Врулевской.
— Прикрой грудь. Что именно жена пана Тадеуша попросила вас делать?
— Она сказала, что если мы не будем кроткими, как монахини, церковь закроет корчму, и у нас не будет двенадцати гривен в неделю.
— Она даже пригрозила отправить нас в монастырь, если мы поведем себя неубедительно, — добавила рыжеволосая.