Иоанниты

Жилин Сергей

Есть все причины доверять Акселю, но в данной ситуации я не считаю, что решает только он.

Вчера ночью не запомнил, куда нас повезли, так что у меня нет ни малейшего понятия, в какой части Фанека мы находимся. Как назло ни единого клочка знакомой архитектуры за окнами – я полностью дезориентирован.

Но есть и плюс – мне плевать, где мы сейчас.

Кашлянув, Виктория робко спросила:

– Август, ты хотел со мной поговорить?

– А, извини, это я не придумал, что бы такого ляпнуть Акселю. На самом деле мне нужен Адам.

– Да, я тоже хотел сказать тебе…

–

Ты почему такой мокрый? – перебил я горемыку.

– Я тебе расскажу, только ты не поверишь. Я добрался до нашей берлоги – там никого не оказалось. Здание несколько порушено, подвал частично завален, но Буревестник уцелел. По крайней мере, мне удалось его немного подремонтировать, и он заработал. Я вставил ту иглу, дёрнул рычаг, и… ты помнишь такую искрящуюся хреновину, которая появилась, когда ты… ну, своим артефактом.

– Это называется Блик.

– Так вот, я дёрнул рычаг, загудело, и тут появилась такая же ерундовина! Маленькая совсем, продержалась секунды три, но из неё ударила такая струя воды! Попади она в меня, разрезала бы, наверное!

– Погоди, эта игла сработала и из Блика хлынула вода? – округлились мои глаза.

– Я тебе и говорю! – задёргался Адам от переполняющих его эмоций. – Ты сказал, что та игла – не артефакт, но сработала так же! Причём воды налило столько… Знаешь, я рискнул и ещё дважды такое проделал – результат всё время тот же.

– Этого быть не может… Ремап сделал копию агатовых игл, работающую на электричестве? Это же невозможно.

– А вспомни, сколько Буревестников производит тот завод, – включилась Виктория. – Игл должно быть несметное количество.

– И, судя по всему, профессор им уже давно не нужен, чтобы штамповать эти суррогаты, – почесал густую щетину на щеке Адам.

– Ведь Буревестников укладывают в большой корпус, заполненный доверху красным углём, – проронил я, вспоминая подсмотренную краем глаза технологию сборки неведомых агрегатов. – Вода, что хлынет через Блик, будет тотчас испаряться. Тогда зачем всё это?

– Но эти штуки пойдут на продажу. Я не понимаю, что это такое и кому это нужно.

Каждый из нас нашёл вымышленную точку в салоне экипажа и уставился на неё невидящим взглядом. Я совершенно растерян. Я был уверен, что красный уголь служит защитой от воды, но, похоже, весь принцип работы той хреновины основан на испарении.

Слишком дорого, сложно и незаконно, чтобы добыть немного пара.

Зависшую, было, тишину разогнал капитан Донет, непринуждённо выдохнувший через губы, сложенные трубочкой. Поправив шляпу, он почти равнодушно произнёс:

– Естественно, я передам всё услышанное коллегам. Сэр Хромер, зачем Вы убегали от капитана Джерманхаузера, когда от меня убедать всё равно не получилось бы.

– Это неважно, мне просто нужны были две минуты без Акселя.

– Не понимаю, – покачал тот головой.

А вот уже показались памятные дома-близнецы, хорошо различимые даже с большого расстояния. Судя по всему, мы двигаемся на восток.

– Насколько я понимаю, – решил уже не оставлять нас в покое сутулый полицейский, – речь у вас шла об изделиях, собираемых на заводе Креже? Мы долго следили

за этим местом, разузнали, что, помимо железа, для сборки свозят комплектующие из четырёх точек. Один из комплектующих – это красный уголь, как вы его называете, второй – нечто крупное с часового завода Ниттерло, но вряд ли напольные часы. Как вы сказали, туда также входят некие приборы «Буревестники» и… ммм, иглы?

– Вам Аксель рассказывал о событиях в Гольхе парой неделями ранее?

Как-то этот капитан Донет совершенно не вызывает неприязни, скорее даже располагает к себе. Наверно, это из-за ненавязчивости и учтивости полицейского. С ним не грех и обсудить некоторые детали.

– Да, там было про порталы и артефакты иоаннитов, которые их открывают. Здесь, я понимаю, речь о том же, но научного происхождения? Такое вообще вероятно?

– В принципе, да: экзорцисты на Альбионе активно пользуются запирающими механизмами, чтобы стягивать Блики, однако принцип их до смешного прост. Я никогда не думал, что подобное возможно и с более сложными артефактами.

– Выходит, профессор Андре Ремап – гений. Или это больше заслуга МакАбеля, как думаете?

– Вы и про всех этих учёных знаете?

– Разумеется, – пожал плечами капитан, – их появление стало поворотным моментом в деятельности Монарха. Гений профессоров Гольха использовался для терактов; надо полагать, от Ремапа мы будем ждать того же.

– Вот только мы понятия не имеем, что создал этот безумец.

– Разберёмся.

Сказано так, словно у нас есть время и возможности. Хладнокровие никогда не бывает лишним, но источник нечеловеческого спокойствия Донета мне неясен. Наверное, Бог пытался создать истинного флегматика и перестарался.

Мы продолжаем движение, шныряя по неизвестным узким улочкам. Полицейские предпочли доехать до места окольными путями. В их успех мне не верится: когда они говорят, что отправляются туда, где Монарх просто обязан появиться, значит, он ни за что туда не сунется. Нужна хитрость миллиона лис, чтобы обставить Клаунга.

Я довольно хорошо помню его в Ордене: гордый, спокойный, уравновешенный. Он казался мне гораздо более способным магом и мудрым человек, чем первый гроссмейстер и сам магистр. Что-то мне подсказывает, что быть ему во главе Ордена, если бы его это хоть сколько-то занимало. Но Клаунг был не таков.

Второй гроссмейстер был художником и мечтателем, творцом и мыслителем. Политика и экономика были для него материями слишком грубыми и угловатыми, чтобы прикладывать к ним свой гений. Он любил музицировать, мастерски управлялся с альтом. Возможно, именно он привил мне музыкальный вкус и желание играть. По крайней мере, в моей жизни не встречалось иных музыкантов, так что сослаться больше не на кого.

Но настоящей его страстью были артефакты. Кажется, я упоминал уже, что изготовление артефактов – единственная область, которая развивалась в Ордене. Клаунг стал великолепным мастером, он двигал своё ремесло вперёд, раз за разом замахиваясь на невозможное. Что-то у него получалось, что-то нет. Неудачи не останавливали его, любую свою задумку он планировал довести до конца.