Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)
Шрифт:
Нет, разумеется. Чтобы постичь Бродского, нужно в первую очередь читать его по-русски. Тем не менее, поскольку он — как и Милош — жил в англоязычной среде и уделял довольно большое внимание своим переводам, у англоязычных читателей, как мне представляется, есть возможность приблизиться к оригиналу. Бродский существует в обоих языках как факт, а не только потому, что он, как всякий крупный поэт, был переведен. Он стал настолько крупной фигурой в литературе, что, на мой взгляд, оказал влияние и на английскую просодию. Разумеется, многие со мной в этом не согласятся.
Когда Иосиф
Не думаю, что он как-то вписывался. Английское общество куда менее гостеприимно, чем американское — по очевидным причинам. Иосиф любил Англию, но, по моему мнению, ему пришлось бы несравненно труднее, реши он поселиться здесь, а не в США. Хотя он был настолько упрямым и настолько великолепным, что, возможно, он и это преодолел бы!
Как вы думаете, что явилось причиной того, что британская пресса, включая литературное приложение к газете "Тайме", перестала публиковать Бродского?
Кто знает? Периодику вообще мало интересуют мертвые поэты, кроме, возможно, давно умерших.
Его книги трудно найти в лондонских магазинах, и работы о нем практически не рецензируются в английской прессе.
Сохранился ли какой-либо интерес к творчеству Бродского у английских поэтов и критиков?
Интерес есть, но давление "снизу" так велико, что Бродский утратил свои позиции. Но он вернется!
Как вы объясняете абсолютизм во взглядах Бродского на поэзию, пророческий тон, который, должно быть, кажется современным британским поэтам странным и даже высокомерным?
Это, опять же, можно объяснить русскими историческими условиями. В случае Бродского это сложилось из его личной судьбы, из того — пусть он и был склонен это преуменьшать, — что его история была символичной для определенного периода XX века, приведшего в конце концов к крушению Советского Союза.
Для американских и английских литературных кругов Бродский всегда был трудным, но интересным объектом. Какую реакцию он вызывал у вас?
Как я уже сказал, я не был с ним знаком лично, когда начинал его переводить. С другой стороны, с его помощью я осознал важность литературы, важность слова. Я это связываю с нашим еврейским происхождением — хотя Иосиф вряд ли согласился бы со мной! Мы, евреи, как мой отец всегда повторял — дети Книги.
Как бы вы описали духовный кругозор Бродского? Был он чуток к религии или не мог принимать любую веру без иронии?
Я думаю, что он воспринимал религию, хотя, опять- таки, это было малозаметно. Он был ироничен, это правда, по поводу официальных религий, и временами выглядел достаточно высокомерно — в этом отношении и во многих других — но в глубинном смысле он был религиозным, я бы даже сказал, богобоязненным.
Давайте поговорим о нем как о человеке. Бродский был нежным и грубым, скромным и высокомерным, я могу продолжать список противоречий в его характере. Какие из его качеств были вам особенно симпатичны?
Ну что в нем было обаятельного, так это, конечно, его обаяние! Но в нем был некий дух противоречия:
Иосиф любил составлять "список для прачечной", как он это называл — из имен современников. Поэты, которых он любил, известны. Вы можете назвать несколько имен, которые он презирал?
Один из поэтов, которых он определенно не любил, — Евтушенко, хотя я думаю, что он до некоторой степени уважал его писательские способности — более, чем его литературного двойника Вознесенского. Я не знаю, кого он презирал, но таких было, вероятно, немало. Он не очень-то ценил Винокурова, поэта военных лет, которого я ставлю довольно высоко. Он, безусловно, презирал "официальных" советских поэтов, созданий режима, который он терпеть не мог. Но вот насчет английских поэтов я не уверен. Я не думаю, что он хорошо понимал наших крупных поэтов, Хьюза например. Думаю, Ларкин ему нравился…
Как вы думаете, почему Бродский и Тед Хьюз были слепы к поэзии друг друга?
Тед знал Бродского лишь по переводам. Он не слишком любил Одена, а Бродский был под сильным влиянием Одена. Что касается работ Теда, я думаю, Бродский воспринимал его как певца природы, и всё. Это ему было неинтересно, хотя я знаю, что лично к Теду он относился с некоторой привязанностью. Они существовали в разных мирах, в разных языках и, насколько мне известно, просто не слишком хорошо знали творчество друг друга.
В примечаниях к вашей книге стихов "Письма к Теду", которую вы посвятили памяти Теда Хьюза и Иосифа Бродского, вы пишете, что и Тед, и Иосиф поддерживали вас в вашей работе над переводами Николая Заболоцкого. В чем выражалась эта поддержка?
Иосиф высоко ценил Заболоцкого, считая его бесспор- но выдающимся поэтом, почти на уровне Ахматовой и Цветаевой, хотя, как мне кажется, он сомневался в моей способности перевести его. Позднее его мнение до некоторой степени изменилось — или он просто понял, что меня ничто не остановит — и очень щедро предложил свою помощь, в самом конце своей жизни, когда состояние его здоровья становилось уже угрожающим и когда, как многим казалось бы, он не должен был тратить время на что-либо, кроме собственной работы. Но одной из его задач, конечно, было способствование переводам поэтов, которых он любил, и Заболоцкого в том числе.
Вы назвали свою недавнюю книгу о Бродском "From Russian with love" ("Из русского с любовью"). Расскажите, откуда появилось это название и как оно связано с содержанием книги.
Когда я впервые увидел Бродского — как я уже упоминал, на фестивале в "Куин Элизабет Холл" — у меня был экземпляр "Остановки в пустыне", который я попросил подписать. Он написал "From Russian with love", явно имея в виду фильм о Джеймсе Бонде. Но вместо "Russia" он написал "Russian" — должно быть, намеренно, зная Иосифа, — что подсказало мне маршрут некоего литературного путешествия — из русского в английский, — которое я неизбежно соединил с занятием литературным переводом, что стало лейтмотивом нашей с Иосифом дружбы.