Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953
Шрифт:
Роспуск Коминтерна Сталиным обычно представляют как жест в сторону Великобритании и США32, сигнал о том, что он не стремится после окончания войны устроить в Европе революцию или коммунистический переворот. Вполне возможно, что Сталин действительно хотел произвести впечатление на партнеров по антигитлеровской коалиции своими честными намерениями, но еще более вероятно, что он хотел вернуть себе политическую инициативу после катынского кризиса. Если рассматривать его действия в контексте намечающейся борьбы за политическое влияние в послевоенной Польше (наиболее важной из стран, граничащих с СССР с запада), то сам собой напрашивается еще один, более простой и логичный мотив: целью роспуска Коминтерна было увеличить стратегический вес коммунистического лагеря в Европе. В Польше, как и в других странах Европы, коммунисты пытались добиться влияния и политической власти путем формирования антигитлеровских национальных фронтов, задачей которых было возглавить сопротивление германской оккупации, а после войны – продолжить борьбу за прогрессивный политический строй. Иными словами, коммунисты в странах Европы, как и Советы, должны были превратиться в радикальных патриотов, преданно защищающих как национальные интересы собственной страны, так и интересы мирового пролетариата. К середине войны этот процесс трансформации во многих странах уже шел вовсю – были возрождены коммунистические партии, в основе политики которых была борьба довоенных народных фронтов против фашизма. Поэтому отмена Коминтерна отнюдь не была дипломатической уступкой антигитлеровской коалиции; это был идеологический и политический вызов западным партнерам Советского Союза по коалиции. Сталин
Итальянский историк Паоло Сприано отмечает еще один важный мотив роспуска Коминтерна33 – теперь авторитет и слава Сталина достигли таких масштабов, что ему уже не нужна была организация вроде Коминтерна для посредничества в отношениях с международным коммунистическим движением. С этих пор он лично осуществлял руководство стратегией и политикой коммунистических партий, и делал он это в рамках личных встреч с главами зарубежных партий тогда и таким образом, как это было ему нужно. Сталин уже давно играл доминирующую роль в политической и идеологической деятельности международного коммунистического движения, однако его власть в определенной мере уравновешивалась коллективной формой управления Коминтерном и популярностью ряда других лидеров коммунистических партий. Димитров, например, был героем процесса по делу о поджоге Рейхстага в 1933 г.; его считали воплощением проводимой Коминтерном политики антифашистского народного фронта. В личном общении Сталин подавлял Димитрова, но в обществе Димитрова воспринимали как независимую и харизматическую личность – так же, как и других коммунистических лидеров: руководителя французской компартии Мориса Тореза, итальянского коммуниста Пальмиро Тольятти, лидеров британской и американской компартий Эрла Браудера и Гарри Поллитта. Однако успех Советского Союза в войне означал, что отныне колоссальная фигура Сталина отбрасывала тень на все международное коммунистическое движение. В тот день, когда был распущен Коминтерн, международное коммунистическое движение фактически превратилось в партию Сталина.
Хотя Коминтерн прекратил свое существование как организация в июне 1943 г., многие из его организационных элементов продолжали выполнять многие функции, как и прежде. Это в первую очередь касалось тех структур, целью которых было обеспечивать материальную и финансовую поддержку подпольным коммунистическим партиям, ведущим партизанскую борьбу34. Димитров был переведен в только что созданный «отдел международной информации» – один из элементов центрального руководящего аппарата советской коммунистической партии, который после войны был превращен в ее международный отдел. Целью отдела, который возглавил Димитров, было предоставлять информацию и результаты изучения вопросов международного значения в Политбюро и Центральный комитет, а также устанавливать и поддерживать связи с зарубежными коммунистическими партиями. В конце 1944 г. отдел начал выпускать секретный информационный бюллетень «Вопросы внешней политики». Более общедоступная версия информации о позиции Советского Союза по вопросам международных отношений печаталась в журнале «Война и рабочий класс», который начал выходить дважды в месяц в июне 1943 г. Когда журнал был только учрежден Политбюро, он даже не подвергался официальной процедуре цензуры35. Вместо этого его содержание тщательно отслеживали Сталин и Молотов. В какой-то мере это издание заменило собой периодическое издание Коминтерна «Коммунистический интернационал», но по сути представляло собой вестник народного комиссариата иностранных дел: большинство статей в нем были основаны на внутренних совещаниях и отчетах комиссариата. Статьи из него часто перепечатывались в советской прессе и изданиях зарубежных коммунистических партий и по праву рассматривались как авторитетные заявления о мнении московского правительства по важным международным вопросам и планам строительства послевоенного мира.
Подготовка к миру
Появление журнала «Война и рабочий класс» стало сигналом растущего интереса Сталина к подготовке и планированию послевоенного мира. Летом 1943 г. было решено заменить Комиссию по изданию дипломатических документов двумя новыми комиссиями: Комиссией по вопросам перемирия под руководством маршала Ворошилова и Комиссией по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства, возглавленной Литвиновым, который был отозван со своей должности посла в Соединенных Штатах летом 1943 г. Майский, который в это время был в опале из-за провала советской кампании за открытие второго фронта, был вызван из Лондона и назначен председателем Комиссии по репарациям36. Решение Сталина назначить Литвинова главой самой важной комиссии было очень показательным – особенно с учетом давнего личного соперничества между Литвиновым и Молотовым, сменившим его на посту наркома иностранных дел в 1939 г.37. Литвинов был, несомненно, наиболее опытным и компетентным из советских дипломатов, и Сталину были нужны его знания и опыт. Кроме того, Литвинов был ярым сторонником сотрудничества с Великобританией и США и давно призывал Сталина развивать механизмы трехстороннего общения, стремясь к институционализации сотрудничества Советского Союза с Западом. После возвращения из США в мае 1943 г. Литвинов направил Сталину и Молотову длинный доклад на тему «Политика США». В этом документе он утверждал, что СССР должен «принимать участие в американо-англо-советской комиссии по обсуждению общих военно-политических вопросов, связанных с общей борьбой против европейских держав “Оси”». Создание такой комиссии, писал Литвинов, дало бы возможность Советам влиять на стратегические планы Великобритании и Америки и воздействовать на политическое мнение в западных странах38. Предложение Литвинова создать при участии стран-союзников военно-политическую комиссию, похоже, повлияло на ход мыслей Сталина. 2 августа он написал Черчиллю и Рузвельту: «Я считаю, что назрело время для того, чтобы создать военно-политическую комиссию из представителей трех стран… для рассмотрения вопросов о переговорах с различными правительствами, отпадающими от Германии. До сих пор дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно»39.
Это письмо, спровоцированное вторжением союзных войск на Сицилию и в Италию летом 1943 г., стало первым из целого ряда отправленных Рузвельту и Черчиллю посланий в таком же духе. Муссолини подал в отставку, и новое правительство, возглавляемое монархистом маршалом Бадольо, вело переговоры с Великобританией и США о заключении перемирия. Сталин очень хотел, чтобы Советский Союз тоже принимал участие в переговорах, которые должны были закончиться капитуляцией Италии, и в оккупационном режиме, который будет там установлен. С точки зрения Сталина следовало заключить соглашение, которое дало бы Советскому Союзу влияние на вражеских территориях, оккупированных британцами и американцами, в обмен на сопоставимое по масштабу влияние западных держав на территориях, которые в дальнейшем будут захвачены Красной Армией. Рузвельт и особенно Черчилль придерживались иной точки зрения: они хотели сохранить за собой то, что у них уже было, и настаивали на том, что руководство оккупационным режимом в Италии должны осуществлять их военные командиры на местах. В результате Советский Союз был лишен права голоса в управлении оккупированной Италией. Представители СССР вошли в состав Союзной контрольной комиссии, а в дальнейшем и в состав консультативного совета, однако на деле у них практически не было влияния40. Позиция Великобритании и Америки по вопросу оккупации Италии в итоге обернулась против них самих, так как создала прецедент для создания оккупационных режимов в восточноевропейских странах «Оси», занятых Красной Армией в 1944–1945 гг. Сталин использовал модель, созданную при оккупации
Однако в 1943 г. Сталин и не думал, что ситуация в Италии в итоге обернется ему на пользу, поэтому он прилагал все усилия, чтобы сделать влияние СССР на этот оккупационный режим максимальным. Он направил заместителя наркома иностранных дел, Андрея Вышинского, представителем СССР в консультативном совете по Италии. Однако уже через несколько месяцев Советский Союз решил, что участие в работе тройственных консультативных органов было тратой времени. В марте 1944 г. Сталин решил обойти договоренности между союзниками и первым из лидеров трех держав вступить в фактические дипломатические отношения с правительством Бадольо (которое теперь выступало на стороне союзников и вело борьбу против немцев в Италии). Газета «Правда» вышла с длинной передовой статьей, в которой признание Советским Союзом правительства Бадольо объяснялось со ссылкой на одностороннюю политику Великобритании и Америки в Италии и называлось мерой, необходимой для усиления борьбы с фашизмом41. Чтобы укрепить свое влияние на правительство Италии, Сталин тут же приказал Тольятти покинуть коммунистическую оппозицию и вступить в коалицию, возглавляемую монархистом Бадольо. Сталин сказал Тольятти: «Существует два лагеря (диктатор Бадольо и антифашистские партии), которые изводят итальянский народ. Это выгодно англичанам, которым бы хотелось, чтобы на Средиземном море была слабая Италия»42. «Коммунисты могут войти в правительство Бадольо с тем, чтобы… активизировать военные выступления против немцев, осуществить демократизацию всей страны и добиться единения итальянского народа. Главное – добиться единства итальянского народа в борьбе с немцами за независимую, сильную Италию»43.
Сталин использовал Коммунистическую партию Италии, чтобы укрепить дипломатическое и геополитическое положение СССР по отношению к Италии, но при этом преследовал и другую цель – увеличить влияние коммунистов в стране, расширив их политическую базу. Сталин без оптимизма относился к перспективе коммунистического переворота в Италии и выступал решительно против любых попыток такого переворота в то время, пока в Европе еще свирепствовали немецкие войска44. Подобной политической и дипломатической стратегии он придерживался и в отношении Франции. В марте 1944 г. французские коммунисты получили указание, что «партия должна действовать как движущая сила нации, выражать ее чаяния как государственная партия, способная убеждать и завоевывать не только собственных сторонников, но и более широкие слои общества»45. Сталин был невысокого мнения о де Голле, однако в октябре 1944 г. вслед за Великобританией и Америкой признал созданный генералом Французский комитет национального освобождения как временное правительство Франции. Во время встречи с лидером коммунистов Морисом Торезом в ноябре 1944 г., незадолго до возвращения последнего в освобожденную Францию, Сталин призывал его поддержать правительство де Голля, найти политических союзников и не позволить коммунистам остаться в изоляции. Он даже предложил изменить название движения Сопротивления во Франции на «Фронт восстановления» и включить в его платформу «восстановление промышленности, предоставление работы безработным, защиту демократии, наказание тех, кто душил демократию»46.
Еще одной причиной, по которой Сталин настаивал на достижении договоренности по поводу оккупационного режима в Италии летом 1943 г., была предстоящая встреча с Рузвельтом и Черчиллем. Рузвельт уже в течение некоторого времени пытался убедить Сталина встретиться с ним и в мае 1943 г. послал в Москву бывшего посла США в Советском Союзе, Джозефа Дэвиса, с нотой, в которой говорилось, где и когда они могут встретиться47. Сталин выразил принципиальное согласие встретиться с Рузвельтом, но не хотел обещать ничего конкретного, потому что ему предстояло еще справиться с летним наступлением немцев под Курском. Дата и место встречи были определены только в сентябре. К тому времени состав встречи был расширен и стал включать в себя Черчилля. Было решено, что министры иностранных дел Америки, Великобритании и СССР встретятся в Москве в октябре 1943 г. в рамках подготовки к конференции «Большой тройки» в Тегеране, запланированной на конец ноября.
Московская конференция министров иностранных дел
В ходе подготовки к московской конференции британская и американская стороны предложили большое количество вопросов для включения в повестку дня48. Британцы хотели обсудить ситуацию в Италии и на Балканах; создание союзнического консультативного аппарата; проблему совместной ответственности в Европе (вместо раздела ответственности); польский вопрос; соглашения между крупными и малыми державами по вопросам послевоенной ситуации; судьбу послевоенной Германии и других стран «Оси»; политику действий по отношению к партизанскому движению в Югославии; формирование временного правительства во Франции; формирование федераций в Восточной Европе; Иран; послевоенное экономическое сотрудничество с СССР. На повестке дня у американцев было создание международной организации по обеспечению безопасности; дальнейшая судьба вражеских государств; послевоенное восстановление; методы исследования политических и экономических проблем, возникающих в ходе войны. В ответ Советский Союз предложил всего один пункт для обсуждения: «мероприятия по сокращению сроков войны против Германии и ее союзников в Европе». Хотя советское правительство было готово обсуждать вопросы, поднятые западными союзниками, оно попросило Великобританию и США повременить с конкретными предложениями. Москва настаивала на том, что конференция должна носить подготовительный характер, и на ней могут обсуждаться только проекты предложений, которые впоследствии будут обсуждаться правительствами трех стран49. Эта реакция Советского Союза на предложения западных союзников по повестке дня отражала мнение Москвы, что целью американцев и британцев было отвлечь внимание от второго фронта и прозондировать отношение СССР к ряду вопросов – в частности, к тому, что касалось будущего Германии50. Позиция, которую СССР занял по предстоящим переговорам, не предвещала ничего хорошего, однако предложения Великобритании и США вынудили СССР более точно сформулировать свое отношение к поднятым вопросам. Комиссариат иностранных дел подготовил большое количество информационных документов и меморандумов, которые составили основу позиции советской стороны на самой конференции51. Большой вклад во внутреннее обсуждение внес Литвинов, который лично подготовил ряд документов для Молотова. В отличие от предложений некоторых советских специалистов, предложения Литвинова не выходили за рамки трехсторонних отношений. В то же время, это не означало, что он пренебрегал отдельными интересами советской стороны или делал слишком большие уступки западным сторонам. На самом деле, в числе прочего он писал о целесообразности предотвращения вероятных в будущем конфликтов между СССР и Западом путем разделения всего мира на отдельные зоны безопасности в рамках всеобъемлющей международной организации. Другие участники внутреннего обсуждения – особенно те, у кого был опыт работы в Коминтерне, – более подозрительно относились к инициативам Великобритании и США и больше акцентировали внимание на разногласиях СССР и Запада, а не на вопросах, по которым достигнуто согласие. В то же время, никто из них открыто не высказывал сомнений по поводу целесообразности и возможности трехстороннего сотрудничества. Такое единодушие могло исходить только с самой верхушки советской иерархии принятия решений – от Сталина. Этот же энтузиазм по поводу тройственного сотрудничества был характерен и для самой конференции: она стала местом открытого, но очень дружественного обсуждения вопросов, поднятых британцами и американцами. В результате было подписано несколько важных соглашений, значительно выходивших за рамки того, что первоначально предполагалось обсудить на этой встрече, подготовительной к Тегеранской конференции.
Советскую делегацию на совещании, которое проходило в особняке на Спиридоновке, возглавлял Молотов, а его заместителем был Литвинов. Великобританию представлял секретарь иностранных дел Великобритании Энтони Иден, а Соединенные Штаты – госсекретарь Корделл Халл. Сталин на этом совещании не присутствовал, но получал подробную информацию о его ходе от Молотова, Литвинова и других ведущих членов советской делегации52. 18 октября, за день до начала совещания, Сталину был представлен краткий отчет о позиции Советского Союза по разным вопросам, вынесенным на обсуждение53. За время совещания Сталин дважды встречался с Иденом и один раз с Халлом. Он также присутствовал на банкете по поводу закрытия совещания 30 октября.