Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953
Шрифт:
Планы советского командования, однако, очень быстро обернулись неудачей, когда Красная Армия столкнулась с упорным сопротивлением немецких войск в районе Варшавы. Вермахт потерпел поражение, но не был сломлен, и немцы быстро восстановили мощь группы армий «Центр», перебросив дивизии с других участков Восточного фронта и из Западной Европы. Варшава располагалась на пути к Берлину, и для немцев была стратегически важным рубежом обороны. Пока немцы укрепляли оборону, наступление Красной Армии начало терять обороты. Советские войска были измотаны, линии снабжения войск теперь растягивались на сотни километров; советская авиация из-за необходимости передислокации на аэродромы передового базирования на время прекратила боевые действия и тем самым позволила люфтваффе перехватить инициативу в воздухе. Тем не менее, Советам удалось захватить ряд плацдармов на западном берегу Вислы и выйти к Праге – предместью Варшавы, расположенному на восточном берегу реки. В то же время, Красная Армия не смогла удержать передовые позиции и была вынуждена отступить из Праги после того, как советская 2-я танковая армия понесла тяжелые потери, ввязавшись
Возглавляли варшавскую операцию Жуков, координировавший боевые действия на этом участке фронта, и Рокоссовский, командующий 1-м Белорусским фронтом. 6 августа они доложили Сталину, что в районе Варшавы сконцентрированы сильные подразделения вражеских войск, в связи с чем необходимо ввести в бой резервные дивизии32. 8 августа Жуков и Рокоссовский представили Сталину подробный план взятия Варшавы. Предполагалось укрепить оборону флангов, удержать существующие плацдармы на западном берегу Вислы и обеспечить подкрепление 1-го Белорусского фронта. Начать операцию рассчитывали 25 августа33. Сталин одобрил план, однако враг начал контрнаступление в районе Варшавы, а это значило, что советские войска смогут начать штурм города не раньше середины сентября. Наступательные операции местного масштаба велись весь август и начало сентября34, но, как и до этого, все попытки Красной Армии перебросить войска через Вислу и начать продвижение на Варшаву сталкивались с упорным сопротивлением немцев. В начале октября наступление советских войск было прекращено, и Красная Армия возобновила боевые действия в районе Варшавы лишь в январе 1945 г.
Советское командование рассчитывало на быстрое и легкое взятие столицы Польши. Когда этого не произошло, оно перегруппировало войска и приготовилось к новому штурму города. На этот раз советская армия тоже не сомневалась в успехе, однако подготовка к наступлению заняла гораздо больше времени, чем ожидалось, и к тому времени, когда оно, наконец, было начато, немцы успели еще больше окопаться на подступах к Варшаве.
Эта картина целенаправленных, хотя и безуспешных, попыток советской армии отвоевать Варшаву летом 1944 г. противоречит другой, альтернативной версии событий: о том, что, когда Красная Армия подошла к Висле, наступление намеренно было приостановлено, чтобы дать немцам время подавить народное восстание в городе35. Это восстание, начавшееся 1 августа, было организовано командованием польской Армии Крайовой, подпольного вооруженного формирования, действовавшего под руководством польского правительства в лондонском изгнании. Как и советское правительство, польские партизаны считали, что Варшава будет сразу сдана Красной Армии. Целью восстания было освободить город от немцев и перехватить контроль над городом до того, как в него войдет Красная Армия36.
Среди многочисленных погрешностей этой версии – то, что Красная Армия ни на одном из этапов добровольно не ослабляла попыток захватить Варшаву. Кроме того, сторонники этой версии не учитывают, что вермахт очень быстро оправился после поражения в Белоруссии и что Красная Армия столкнулась с большими трудностями в ходе своего длительного наступления. Что касается мотивов и расчетов Сталина, заявления о том, что он бездействовал, пока немцы беспощадно разделывались с Армией Крайовой, совершенно неуместны. Напротив, начало восстания еще больше укрепило Сталина в решимости захватить Варшаву как можно быстрее. 1 августа, когда началось восстание, Сталин не имел представления о том, что оно потерпит поражение; наоборот, пошатнувшееся положение немцев позволяло надеяться на его успех. Сталин быстро осознал, что восстание носит антисоветскую направленность и что теперь необходимость как можно быстрее взять контроль над Варшавой в свои руки стала еще более настоятельной. Можно предположить, что Сталин опасался вооруженного конфликта с Армией Крайовой и поэтому решил дать немцам разбить ее войска в Варшаве. Однако Красной Армии приходилось иметь дело с Армией Крайовой с тех пор, как в начале 1944 г. советские войска пересекли границу Польши, – иногда это было сотрудничество, иногда возникали конфликтные ситуации, но никогда группировка из нескольких тысяч польских партизан не представляла для Красной Армии угрозы или проблемы с военной точки зрения37. Как сказал Рокоссовский в неофициальной беседе с Александром Вертом в конце августа 1944 г.: «Неужели же вы считаете, что мы не взяли бы Варшаву, если бы были в состоянии это сделать? Сама мысль о том, будто мы в некотором смысле боимся Армии Крайовой, нелепа до идиотизма»38. В самом деле, именно так представляли себе ситуацию польские лидеры восстания. Как отмечал Ян М. Цехановский, «генералы Армии Крайовой были твердо убеждены, что русские чрезвычайно хотят захватить Варшаву как можно скорее из-за ее стратегического и военного значения… Кроме того, они считали, что русские стремятся захватить Варшаву, потому что это дало бы им возможность называть себя истинными «освободителями столицы Польши» – эту роль можно было использовать в политических целях»39.
Рассуждая о мотивах восстания, польский историк Эугениуш Дурачинский предполагает, что восстание было поднято не столько из-за опасений, что Варшава будет захвачена советскими войсками, сколько из желания побудить Сталина сделать захват города первоочередной задачей40. Восстание действительно укрепило Сталина в решимости захватить город; проблема заключалась лишь в том, что он не мог этого сделать. Сталин, конечно, мог бы отдать приказ Красной Армии сконцентрировать всю силу на захвате Варшавы. Но и в этом случае город едва ли был бы сдан очень быстро, учитывая то, сколько времени заняла бы передислокация войск с других
Несмотря на все вышесказанное, нельзя отрицать, что Сталин был враждебно настроен по отношению к Армии Крайовой, к восстанию и к антикоммунистической и антисоветской политике польского правительства в лондонском изгнании, что ставило под угрозу его планы о поддержании после войны дружественных отношений с Польшей. Сталин считал, что если восстание потерпит поражение, тем самым подорвав националистическую оппозицию советскому и коммунистическому влиянию в Польше, тем лучше. Впрочем, более подробное изучение политики Сталина в отношениях с Польшей этого периода показывает, что он был вовсе не против сотрудничества с элементами Армии Крайовой и польского правительства в Лондоне при условии, что в этом случае он сможет гарантировать защиту интересов СССР и быть уверенным в политическом влиянии СССР на послевоенную Польшу. Восстание окончательно убедило его в том, что такое развитие событий невозможно, хотя он по-прежнему выражал готовность заключить соглашение с польскими политиками, желающими порвать с Армией Крайовой и эмигрантским правительством.
По иронии судьбы, 1 августа, когда началось восстание, премьер-министр польского правительства в изгнании, Станислав Миколайчик, был в Москве с визитом, целью которого было обсудить со Сталиным советско-польское соглашение, ведущее к восстановлению дипломатических отношений. Приезд Миколайчика в Москву стал отчасти результатом давления со стороны Черчилля и Рузвельта, которые настаивали на том, что Советский Союз должен восстановить отношения с эмигрантским польским правительством. Главным вопросом на повестке дня было обсуждение соглашения по послевоенным границам Польши. На Тегеранской конференции Сталин, Черчилль и Рузвельт согласились, что восточная граница Польши должна проходить вдоль линии Керзона, которая располагалась очень близко к демаркационной линии, установленной советско-германским пактом о ненападении, заключенным в сентябре 1939 г. Территориальные потери Польши предполагалось компенсировать за счет немецких земель на западе. Однако на Тегеранской конференции по этому поводу не было подписано официального соглашения, и многие вопросы в связи с предполагаемой линией советско-польской границы остались нерешенными.
В январе 1941 г. эмигрантское польское правительство обнародовало заявление с указанием на донесения о том, что Красная Армия вторглась на территорию Польши, и утверждением права поляков в изгнании на управление освобожденными территориями41. Территориями, о которых шла речь, были Западная Белоруссия и Западная Украина. 11 января Москва выпустила ответ на заявление поляков, в котором говорилось, что обе территории по собственной воле присоединились к СССР в 1939 г. В заявлении СССР также говорилось, что СССР выступает за сильную и независимую Польшу, границы которой должны проходить на востоке вдоль линии Керзона, а на западе – по границам «древних польских земель», полученных обратно у Германии. Кроме того, Советский Союз выражал готовность передать Польше любые территории Западной Белоруссии и Западной Украины, на которых большинство населения составляют этнические поляки42.
Утверждения советского правительства о том, что оно выступает за сильную и независимую Польшу, были не новы. Таких официальных заявлений было сделано немало, в том числе – и самим Сталиным; необходимость восстановления независимой Польши после войны была основным положением во внутренних дискуссиях советского правительства о ее послевоенном будущем43. Не удивляла и настойчивость Москвы в утверждении, что Западная Белоруссия и Западная Украина по праву принадлежат СССР. Однако официальное обещание компенсировать Польше территориальные потери за счет Германии прозвучало впервые, хотя на неофициальном уровне советское правительство неоднократно высказывалось в поддержку такого шага44. Хотя тон заявления явно был критичным по отношению к польскому эмигрантскому правительству, оно оставляло возможность для восстановления отношений между Польшей и Советским Союзом, а обещание Москвы обсудить этнические детали линии Керзона выглядело как явный жест примирения. С точки зрения СССР это заявление по польскому вопросу выражало умеренные и позитивные взгляды, и именно так оно было преподнесено послам США и Великобритании в Москве. Когда Молотов спросил Гарримана, что тот думает о заявлении, посол ответил, что «как заявление о позиции Советского Союза по польскому вопросу оно кажется выдержанным в крайне дружелюбном тоне»45.
15 января польское правительство в Лондоне дало Советам ответ, в котором еще раз заявило о своих правах на Западную Белоруссию и Западную Украину и выразило желание сотрудничать с СССР в борьбе против Германии. Такой ответ не устраивал советское правительство, которое два дня спустя обнародовало ответное заявление. В нем подчеркивалось, что ключевым моментом для СССР является признание линии Керзона в качестве советско-польской границы46. Представляя предварительный обзор этого заявления послам США и Великобритании в Москве, Молотов указал на то, что позиция Советского Союза в нем была выражена более жестко: Москва была готова вести переговоры с польским правительством в изгнании, но только при условии реконструкции правительства и исключения из него антисоветских элементов47. На последовавшем 18 января совещании с Гарриманом и Кларком Керром, послом Великобритании, Молотов пояснил, что, по его мнению, после реконструкции польское правительство должно включать в себя поляков в изгнании в Лондоне, представителей США и СССР, а также активных участников антигитлеровского сопротивления в Польше48.