Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953
Шрифт:
То, какое значение Сталин придавал этому совещанию, явственно следует из его беседы с Иденом 27 октября. Как и следовало ожидать, Сталин попытался оказать влияние на секретаря иностранных дел по вопросу второго фронта, подчеркивая, что Советский Союз не сможет больше осуществлять масштабные наступления против немцев, если Гитлер не будет вынужден разделить свои войска, столкнувшись с серьезной угрозой с запада54.
В ходе совещания западные державы в очередной раз подтвердили свою готовность открыть второй фронт во Франции – на этот раз весной 1944 г. Было также достигнуто соглашение о необходимости убедить Турцию вступить в войну с Германией; было обсуждено предложение Советского Союза об открытии союзнических авиабаз на территории нейтральной Швеции. Для Корделла Халла вопросом приоритетного значения было соглашение об учреждении организации, которая могла бы заменить дискредитировавшую себя Лигу Наций. В ходе совещания было подготовлено заявление по этому вопросу. По предложению советской стороны было решено провести дальнейшие трехсторонние переговоры о создании новой организации по обеспечению безопасности. Еще одним важным решением стало принятие предложения Великобритании об учреждении Европейской консультативной
В коммюнике, выпущенном по окончании совещания, говорилось о готовности трех государств «продолжить теперешнее тесное сотрудничество, установленное для ведения войны, и на период, который последует за окончанием военных действий» и отмечалась «атмосфера взаимного доверия и понимания, характеризующая все работы Конференции»56. Это не было преувеличением в целях пропаганды. Совещание действительно имело несомненный успех и ознаменовало собой начало периода обширного трехстороннего сотрудничества в сфере планирования послевоенного мира. Советская сторона в официальных заявлениях называла совещание предвестником долгого и стабильного мира, гарантированного сотрудничеством «Большой тройки»57. В частном порядке советский Комиссариат иностранных дел сообщил своим дипломатам, что совещание было «крупным событием в жизни Народного комиссариата иностранных дел», которое «все работники НКИД должны детально изучить… и, если это возможно, вынести предложения по реализации его решений»58. Великобритания и США отзывались о результатах совещания с не меньшим энтузиазмом. Британцы с особенным восторгом говорили о выступлении на совещании Молотова, которое, по всеобщему мнению, было блестящим. В конце совещания Иден даже предложил Молотову быть председателем на всех дальнейших встречах трех министров иностранных дел59. По возвращении в Лондон Иден сказал, обращаясь к Палате общин: «Мне никогда еще не приходилось видеть председателя, который демонстрировал бы большую опытность, терпение и рассудительность, чем господин Молотов, и я должен сказать, что именно его подход к насыщенной и сложной повестке дня в значительной мере был залогом достигнутого нами успеха»60. Халл сказал в обращении к американскому Конгрессу, что заявление об учреждении новой международной организации по безопасности означало, что «больше не будет необходимости в сферах влияния, в союзах, в балансе власти или любых других специальных мерах, посредством которых, в печальном прошлом, страны пытались обеспечивать безопасность или защищать свои интересы»61. Посол Гарриман констатировал, что на совещании была достигнута «почти такая же доверительность, которой отличается наше общение с британцами», а его заместитель в американском посольстве, Чарльз Болен, сказал, что «оно обозначило собой возвращение СССР в состав сообщества наций со всей ответственностью, которое это подразумевало»62.
Свое мнение о совещании Сталин выразил в речи по случаю годовщины революции 6 ноября 1943 г. – к тому времени его ежегодное обращение к народу в этот день стало традиционным событием общественной значимости: в нем формулировались основные принципы военной и внешней политики Советского Союза. В части выступления, озаглавленной «Укрепление антигитлеровской коалиции. Развал фашистского блока» Сталин сказал: «Победа Союзных стран над общим врагом приблизилась, а отношения между союзниками, боевое содружество их армий вопреки ожиданиям врагов не только не ослабели, а, наоборот, окрепли и упрочились. Об этом красноречиво говорят также исторические решения Московской конференции… Теперь наши объединенные страны полны решимости нанести совместные удары по врагу, которые приведут к окончательной победе над ним».
Несмотря на все слова о будущем «Большого альянса», вопросом первоочередной важности для Сталина оставалось открытие во Франции второго фронта, которое отвлекло бы на запад значительную часть немецких войск и облегчило путь Советского Союза к победе на Восточном фронте. В своем выступлении Сталин отмечал военные действия союзников в Северной Африке, Средиземноморье и Италии и значение продолжающихся бомбардировок немецких промышленных центров. Он также изо всех сил расхваливал поставки союзников в СССР, отмечая, что они в значительной мере облегчили успехи летней кампании советских войск. Неожиданным выводом из этих рассуждений стало замечание о том, что военные действия союзных войск на юге Европы не могут еще рассматриваться как второй фронт и что открытие настоящего второго фронта в Европе еще более укрепит боевое содружество союзников и ускорит победу над гитлеровской Германией63. Как впоследствии показала Тегеранская конференция, открытие второго фронта оставалось главной целью Сталина в его отношениях с Черчиллем и Рузвельтом. Говорят, что по пути в Тегеран Сталин сказал: «Главный вопрос, который решается сейчас, – будут они помогать нам или нет»64.
Тегеранская конференция
Встреча Сталина с Черчиллем и Рузвельтом состоялась в Тегеране, потому что советское правительство настаивало на выборе такого места, откуда Сталин мог бы поддерживать прямую телефонную и телеграфную связь с Генштабом в Москве. По словам генерала Штеменко, начальника Оперативного управления Генштаба, во время путешествия в Тегеран (поездом до Баку, а оттуда на самолете) он должен был докладывать Сталину о ситуации на фронте три раза в день. Штеменко продолжал информировать Сталина в течение всей конференции, и глава СССР продолжал утверждать военные директивы, которые отправлял ему телеграфом Антонов, заместитель начальника Генштаба65.
Иран с августа 1941 г. был оккупирован британскими и советскими войсками в результате операции, целью которой было свергнуть прогерманское правительство в Тегеране и обезопасить маршруты поставки на юг СССР.
О Тегеранской конференции рассказывают много историй: о том, что немцы планировали захватить в заложники или убить трех лидеров; о том, что Советский Союз шпионил за Черчиллем и Рузвельтом; о шпионе в британском посольстве в Анкаре, который передавал в Берлин подробные записи всех обсуждений на конференции66. Однако истинный драматизм этого события заключался в определяющем значении, которое имело все, что там говорилось и решалось, для жизней миллионов людей на многие годы вперед.
Первая встреча Сталина с Рузвельтом в Тегеране состоялась 28 ноября 1943 г. По словам Валентина Бережкова, одного из переводчиков Сталина, встреча проходила в комнате по соседству с главным конференц-залом, и глава Советского Союза очень заботился о том, чтобы при рассадке участников встречи было принято во внимание то, что Рузвельт был в инвалидном кресле67. Так как это была первая встреча Сталина с Рузвельтом, она имела скорее характер неофициальной беседы. Вначале Рузвельт осведомился о ситуации на Восточном фронте и сказал, что хотел бы отвлечь с советско-германского фронта 30–40 вражеских дивизий. Сталин, естественно, был очень доволен этими словами и, в свою очередь, выразил сочувствие по поводу логистических трудностей, которые США испытывали в связи с необходимостью обеспечивать ресурсами войска численностью 2 миллиона человек, находящиеся на расстоянии 4800 км от Американского континента. Рузвельт ответил, что намеревается обсудить со Сталиным вопросы послевоенного периода, в том числе – проблему торговли с Советским Союзом. Сталин сказал, что после войны Россия будет представлять собой большой рынок для США. Рузвельт согласился, отметив, что США потребуется большое количество сырья, которым их может обеспечить только СССР. Затем последовал обмен мнениями по поводу боевых качеств китайской армии: главы государств согласились с тем, что китайцы – хорошие бойцы, однако им мешает плохое руководство лидеров вроде Чан Кайши. Еще большее согласие Сталин и Рузвельт продемонстрировали в обмене мнениями о де Голле и французах. Сталин сказал, что «в политике де Голль – не реалист. Он считает себя представителем настоящей Франции, которую он, конечно, не представляет. Де Голль не понимает, что есть две Франции: символическая Франция, которую он представляет, и реальная Франция, которая помогает немцам – в лице Лаваля, Петена и других. Де Голль не имеет отношения к реальной Франции, которая должна понести наказание за помощь немцам».
Рузвельт придерживался схожих взглядов, и главы государств сошлись во мнении о необходимости изучить положение французских колоний после войны. Сталин также согласился с идеей американской стороны создать «международную комиссию по колониям», однако поддержал слова Рузвельта о том, что лучше не говорить с Черчиллем об Индии, потому что Индия – это больное место британского премьер-министра. На слова Рузвельта о том, что для Индии не подходит парламентская система правления и что ей больше подошло бы что-то вроде советской системы, начиная снизу, а не сверху, Сталин ответил, что «это значит идти по пути революции. В Индии много разных народов и культур. Нет силы или группы, которая могла бы повести за собой страну». Вместе с тем, Сталин согласился с утверждением Рузвельта о том, что люди, стоящие в стороне от вопроса об Индии (такие, как они сами), смогут более объективно смотреть на вещи68.
Взаимопонимание, установившееся между Сталиным и Рузвельтом, сохранялось и во время первого пленарного заседания, состоявшегося в этот же день. Главной темой обсуждения на этой первой встрече «Большой тройки» была переброска армий через Ла-Манш во Францию, запланированная на 1944 г. Фактически Сталин и Рузвельт объединились против Черчилля и постарались убедить его в том, что операция «Оверлорд», как она была названа, должна стать приоритетным направлением в военных действиях Англии и Америки в 1944 г. Встав в дискуссиях на сторону Рузвельта, Сталин знал из донесений разведки о том, что Великобритания и Америка давно спорят о том, чему должно быть отдано предпочтение: операции «Оверлорд» или продолжающимся боевым действиям в Средиземноморье. Хотя в принципе Черчилль был согласен на осуществление операции «Оверлорд», он сомневался в целесообразности переброски армий через Ла-Манш на хорошо укрепленный французский берег и выступал за то, чтобы атаковать «мягкое брюхо “Оси”»69. Поддержав операцию «Оверлорд», а не предлагаемую Черчиллем стратегию действий в Средиземноморье, в основе которых должны были лежать операции в Италии и на Балканах, Сталин преследовал целью добиться осуществления давних планов Советского Союза об открытии второго фронта во Франции. Он хотел положить конец нерешительности западных держав по этому вопросу. В ходе заседания Сталин сделал еще одно важное заявление: о том, что после капитуляции Германии Советский Союз намерен вступить в войну против Японии на Дальнем Востоке. Для американской стороны это не было сюрпризом, поскольку Сталин уже упоминал об этих намерениях в разговоре с Гарриманом и Халлом во время московского совещания министров иностранных дел. И все же это было очень серьезное обязательство, которого Рузвельт ждал от Советского Союза еще со времен Перл-Харбора70.
Вечером во время трехстороннего ужина Сталин особенно много говорил о послевоенной судьбе Германии. По словам Болена, который на Тегеранской конференции выполнял роль переводчика американской стороны, «маршал Сталин, по-видимому, считает все предложенные президентом и Черчиллем меры для покорения Германии и установления контроля над ней недостаточными… Он, очевидно, не верил в возможность исправления немецкого народа и с горечью говорил о позиции немецких рабочих в войне против Советского Союза… Он сказал, что Гитлер очень способный, но не умный и недостаточно культурный человек и примитивно подходит к политическим и другим проблемам. Он не согласился с мнением президента, что Гитлер умственно неуравновешенный, и подчеркнул, что только очень способный человек мог добиться того, чего добился Гитлер в деле сплочения немецкого народа, независимо от того, что мы думаем о методах, применяемых им».