Ipso jure. /лат. «В силу закона.»
Шрифт:
У них с мадам Помфри установились вполне себе дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте и опыте. Девочка иногда делилась с ней самым сокровенным, так как посоветоваться в школе со взрослым иногда жизненно необходимо. А мадам Помфри хранила многие тайны далеко не первых поколений учеников школы от директора…
— Угу… Мадам Помфри, — она встала одновременно с женщиной, и они обе направились переодеваться в специальные мантии целителей, — вот объясните… Чего такого есть в Гермионе, что к ней теперь парни липнут стаями… Особенно теперь, когда она
— Знаешь, — Помфри расстегнула свою хогвартскую мантию, в которую одевалась, когда преподавала, — когда вы взрослеете, когда у вас появляются первые мальчики и, соответственно, первые «серьезные» отношения, это заметно. Проявляется это в поведении и в одежде, в движениях и словах… Да, мы становимся женщинами благодаря парням, мужчинам и любовникам… Только, вот, цена ошибки высока. Есть те, для кого это лишь еще одна ступенька к окончательному взрослению. Кто-то вообще на этом не зацикливается. Кто-то еще романтик, и верит в любовь, а после одной страстной ночи, полной обычного секса, и последующего изгнания, ее сердце разбивается на осколки… Но все мы четко должны знать о последствиях — это, во-первых, болезни, а потом уже беременности, аборты и дети.
— Гермиона умная, красивая, сексуальная… — Луна присела снова на краюшек стула.
— Но твоему Вячеславу Рогозину нужна-то лишь ты. Я видела твоего парня пару раз всего-то, но этого мне хватило, чтобы узнать в нем и сына Лили Поттер, у которой, между прочим, я принимала преждевременные роды, и составить о нем мнение, как о мужественном, сильном, умном парне. Его приемная мать хорошо над ним поработала, а еще и гены Лили в его крови… Я считаю, что тебе за него нужно держаться. — Погрозила пальцем улыбающаяся старая женщина. — Таких мужчин в жизни уже почти не бывает… Он тебя любит, причем серьезно…
— Да, мы любим друг друга, но… Я теперь каждую воспринимаю как соперницу. Я не могу с собой ничего сделать…
— Ревность… Да, мне тоже ведомо это чувство… То, что сжигает дотла, не дает нормально вздохнуть и адекватно реагировать на окружающее. Меньше думай об этом. Успокойся, если парень умный, а у меня в этом сомнений нет, он не уйдет от тебя, поверь. Вы оба так выделяетесь. Вы оба страстные, пылающие, умные… Вы оба друг другу подходите идеально. Он, кстати, тебя-то дальше продолжить отношения не звал? — она улыбалась, говоря эту фразу.
— У Славы мать очень… с характером, да и я хочу продержаться до семнадцати лет. — Твердо проговорила девушка, пряча волосы под резинку, чтобы не мешали. — Конечно, мы думали, но… Нет. Пока нет…
— Знаешь, — женщина застегнула последнюю пуговицу на своем халате, — я думаю, что ваши «порывы страсти» моментально снесут вам головы… Хотя, тут может вмешаться война… Вячеслав, ведь, почти стал профессиональным военным… На него полагаются не только учителя и наставники, но и наш уважаемый директор, министр…
— Вячеслав уже давно не «мальчик-который-выжил». Он Рогозин. — Возразила гриффиндорка. — И русский.
— Да, и это мне, лично, понятно… А вот Дамблдор еще думает, что парень будет плясать под
— Гермиона!
— Да? — с некоторым удивлением обернулась она на звук голоса. Она застыла с пергаментом в руках, который сегодня еще предстоит сдать на проверку Флитвику. В гостиной в этот час остались лишь они трое — Рогозин, Томас и она сама.
— Герм, — глянул на часы друг, — я побежал, мне Луну надо встретить из Больничного крыла… Пока!
— Пока…
Рогозин скрылся за портретным проемом. Томас проследил его
— Ты чего мне сказать хотел? — вопросительно глянула на него шатенка. — Говори быстрее, мы дружно опаздываем на историю магии…
Дин сблизился с ней. Она не отводила взгляд от его лица, и что-то в нем самом вызывало странное ощущение: на нем застыла мрачная решимость и готовность к чему-то. Прежде чем она что-либо смогла сообразить, как оказалась в кольце рук юноши, и он жарко прижался к ее губам. Она сначала вырывалась, но потом сдалась, так как увидела карие его глаза… Огромные, полные нежности и любви, а не типичной, «мальчишеской» похоти к ней.
Что-то болезненно-дикое, связывающее ее, колющее чувство к Рогозину, которое еще и нельзя было реализовать, так как он был крепко привязан к другой, в этот миг будто бы ослабло, лопнуло, как перетянутый, тугой шов, и удавка на сердце будто бы скользнула вниз не причиняющей никакого вреда тонкой лентой. Жизнь вручала ей будто бы новую палитру, полную новых красок и впечатлений, заставляя забыть прошлое и открывая перед ней новый горизонт…
Вскоре воздуха обоим стало не хватать. За этот миг, что они стояли вместе, будто бы пролетело несколько часов или дней… Гермиона с Дином оторвались друг от друга, и улыбнулись, хихикнув, теперь читая в обоих взглядах друг друга одно и тоже…
Вечером Невилла и Вячеслава позвали к директору школы. Оба, конечно, не горели желанием видеть старого интригана, да отдохнуть после всего хотелось, но идти на встречу все же пришлось.
— Что он затеял? — спросил Невилл удивленно, — и зачем он позвал только нас двоих, да еще и запретил разглашать, куда это мы с тобой идем?
— Мне все равно. — Проговорил Рогозин. — Я Луне уже все рассказал. Сказала вести себя по ситуации… И бдительности не терять…
— Я Гермионе тоже сказал… Ну его, еще волноваться будет.
Оба сказали пароль горгулье на входе, и она отпрыгнула, открывая им проход в директорскую башню.
— Я давно вас жду! — директор был сейчас сама любезность, — лимонную дольку? — предложил он.
— Нет, спасибо, я только что поужинал, — заметил с холодом в голосе Рогозин. Невилл только отрицательно махнул головой. — Зачем мы здесь, господин директор?