Ipso jure. /лат. «В силу закона.»
Шрифт:
— Скорее! — крикнула женщина, кое-как припарковавшись, и «закрыв машину» на сигнализацию.
Хорошо, что Иван смс-кой прислал номер самолета и рейс. Через минуту их уже вежливо проводили почти к самому трапу самолета. Но они там не были первыми…
Господин министр «магии всея Руси» оказался первым. Виталий Георгиевич Шкапин был явно зол.
Рогозина поражено замерла: вокруг мужчины с тростью замерло не менее трех охранников знакомого им ЧОП. Никого больше не наблюдалось. Громкие голоса ругающихся людей разносились далеко по взлетной полосе. Последние
– … вы думаете, что это вам так просто сойдет с рук? Ну нет, не для этого я защищал Россию от этой мрази…
Но тут Шкапин, развернувшись на каблуках, пошел прочь, но не успел и сделать трех шагов, как вдруг, по спокойному приказу «Взять его…», охранники накинулись на него. И двое его схватили за локти, а один легко извлек оружие из его кобуры.
— Знаете что, Виталий Георгиевич, — проговорил мужчина, — с вашим заместителем я еще год назад как договорился… Очень сговорчивый у вас он…
Дикий вопль «Сука!» был слышен на всю взлетную полосу. Далее он вопил что-то, но уже бессвязно. Его, под «белы руки» проводили до черной машины, что была вдалеке, и втащили вовнутрь. Дверь захлопнулась и неведомый водитель ударил по газам, уводя машину прочь.
Мужчина остался стоять, опираясь одной рукой на палку. И тут, Рогозина, осознавала — это же Вячеслав!..
— Слава? — поражено проговорила она, делая шаг вперед, — сын…
— Узнала? — просто улыбнулся ей Вячеслав.
Через минуту они уже обнимались. Рогозина не могла на него наглядеться: черные волосы были коротки, а на висках уже проглядывала седина, на левой стороне лица — длинный шрам, будто бы от пореза. Стоит он, опираясь на трость — у него явно повреждена нога, правая… Он в куртке защитного, маскировочного цвета, в черных штанах, и грубых ботинках. Сейчас куртка распахнута — под ней обнаружилась черная майка. Рогозин, что называется, заматерел…
— Что сейчас произошло? — проговорил Круглов, когда они с Вячеславом таким же образом поздоровались. — Чего это…
— Эта гнида много крови попортила и не только мне… Чаша зла, в его случае, пересилила. С ним все… — проговорил Слава с таким холодом, что женщина поняла — больше этот человек солнца не увидит… Все! — крикнул он, отворачиваясь от Николая Петровича и Галины Николаевны. — Можно выводить Луну и детей!
Вниз начали медленно спускаться три фигурки.
Рогозина внимательно глянула на женщину. Луну она с трудом узнала — за годы, что они не виделись, из угловатой девушки-подростка она превратилась в красивую женщину, в глазах которой сейчас плескался не тот «бешеный» свет взросления, а ровный, спокойный огонь, свойственный только материнским глазам. Она не была высокого роста — Слава сейчас был выше ее на полголовы; одета она была в голубое платье, юбка была ниже колена. Она крепко держала за руки детей, одетых в разного цвета комбинезончики.
Один сразу же скромно при этом спрятался за маму — на Рогозину слегка испуганно смотрели черные глазки, а другой, светловолосый, напротив, отпустил руку матери
— Ба-абушка!
— Саша! — укоризненно произнесла блондинка сыну, — ну, опять повторяется! Где твои правила приличия? Здравствуйте, Галина Николаевна! Очень рада вас видеть.
Рогозина тут рассмеялась и опустилась к внуку на корточки, и обняла его:
— Это кто тут у меня?
— Бабушка, здравствуй, — старательно выдавил из себя малыш, вырвавшись из бабушкиных объятий, — я — Саша… Тебя папа и дядя Невилл мне на компьютере показывали…
— Да? Я этому рада…
Галина Николаевна с теплотой рассматривала ребенка; тот был просто копия невестки с одним отличием — цвет глаз мальчик унаследовал явно от Вячеслава, глаза были зелеными. И парень был крепким. Очень.
— Мы старались, чтобы мальчики знали и о вас, и о России… — раздался чей-то голос и Рогозина подняла голову и слегка опешила, не узнавая высокого, статного, голубоглазого мужчину-блондина. — Здравствуйте, Галина Николаевна…
— Мам, это Невилл, — рассмеялся Вячеслав, понимая, что мать не может вспомнить его лучшего друга. — Неужто мы все так изменились?!
— Очень, — ответил вместо нее Круглов, и горячо пожал руку мужчины. Тот, как и Вячеслав, был одет во все военное. За плечами у него был рюкзак.
— А это кто тут у нас?.. — Рогозина взглянула на второго ребенка. Они с Луной подошли ближе к ним. Тот жался к матери, цепляясь за мамину юбку, — Тимоша?
— Да, это мой братик… — проговорил Саша, с неожиданной резвостью отходя от своей бабули и вытягивая того «на свет» за руку. Тот не пытался вывернуться из братских рук (видимо понимал, что дело далеко безнадежное) только скромно стоял потупив глаза. Он оказался шатеном, худеньким и выглядел слабее брата. — Только он…
— Саша, — сказал подчеркнуто ровно отец.
Александр мгновенно закрыл рот. Видимо, отцовского гнева он побаивался. Да и рука у папы была «твердой».
— Ну, иди ко мне, Тимоша… — Рогозина протянула ему руку, и мальчик, все еще не говоря ни слова, смущенно шагнул к ней ближе. — Не бойся меня…
— Я и не боюсь, — очень тихо произнес мальчик, беря ее своими маленькими ладошками за руку.
— Так как нас много, — проговорил очень громко Вячеслав, пытаясь перебить своим голосом сбивчивую речь сына, рассказывающего бабушке все и обо всем, иногда и Тимофей вставлял в разговор несколько слов, — мы ждем машину фонда! Саша, да помолчи ж ты, хоть на секунду!
Мальчик моментально захлопнул рот, но тут же, спустя несколько мгновений начал рассказывать что-то громким шепотом. Круглов рассмеялся — внук-то у Гали очень активный парень…
— Я думала, что мы поедем на моей… — проговорила Рогозина, — и вообще, я думала вас больше прибудет…
— Дай ключи Олексе, она пригонит тачку… — заметил Вячеслав, и женщина, подумав с минуту, так и поступила, — Гермиону увезли, так как она на тридцать девятой недели беременности…
— О! А кого она ждет?