Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

РАССКАЗ

Один правитель тяжко заболел, Подкожный червь владыку одолел. От той болезни страшно ослабел он, На всех здоровых с завистью глядел он. Пусть шах на поле шахматном силен, А проиграл — так хуже пешки он. Вазир ему сказал: «О шах великий! Да будет вечным в мире трон владыки, Живет у нас один почтенный муж, Благочестив он и умен к тому ж. Он не творит неправды в мире праха, Его молитве внемлет слух аллаха. Кто б к мудрецу тому ни прибегал, Желаемого тут же достигал. Ты позови его без промедленья, И вымолит тебе он исцеленье!» Тут приближенным шах велел пойти И старца из пещеры привести. И вот пришел подвижник знаменитый, Дервишеской одеждою покрытый. «О старец, помоги мне! — шах сказал.— Недуг цепями ноги мне сковал». А старец, об пол посохом ударя, Так в гневе закричал на государя: «Бог к правосудным милостив! А что ж, Немилосердный, ты от бога ждешь? Гляди — в твоих темницах люди стонут! Твои молитвы в стонах их потонут. Ты, царь, народа участь облегчи, Не то — страдай, и гибни, и молчи! За все свои грехи и преступленья Сперва у бога испроси прощенья. Заботу людям страждущим яви, Потом и шейха для молитв зови! Покамест власть твоя страданья множит, Тебе ничья молитва не поможет!» Когда султан словам дервиша внял, Он от стыда и гнева запылал. Но, овладев собой, сказал: «На что же Я гневаюсь? Ведь прав он — старец божий!..» С колодников велел он цепи сбить И всех их на свободу отпустить. Велел народ освободить от муки… Тогда дервиш воздел с мольбою руки: «О ты, возжегший звезды над землей, Ты оковал его в войне с тобой! Он просит мира; дал он волю сирым,— Ты отпусти его на волю с миром!» Когда молитву старец заключил, Султан — здоровый — на ноги вскочил. На радостях он чуть не в пляс пустился; Он от недуга мигом исцелился, Сокровищницу он велел открыть И царственно дервиша одарить. И старец молвил шаху в назиданье: «Знай, прятать правду — тщетное старанье. Коль против бога слова ты пойдешь, Ты в худшие несчастья попадешь. Ты раз упал. Ходи же осторожно,— Иначе снова поскользнуться можно!» Кто раз упал и, встав, упал опять, Кто знает? Может быть — не сможет встать. Величье мира этого не вечно, Все в нем неверно, бренно, быстротечно. Ведь, рассекая крыльями эфир, Трон Сулеймана облетел весь мир; Но ветер смерти и его развеял. Блажен, кто мудро жил и правду сеял. При ком народ в довольстве процветал, Кто себялюбцем низменным не стал! Блажен, кто груз добра с собой уносит, И жалок тот, кто собранное бросит… * Правитель в Мисре жил. Внезапно он Был грозным войском смерти осажден. Страданья тело шаха иссушили. Лик пожелтел, как солнце в туче пыли. И стал немил врачам премудрым свет, Что в их науке средств от смерти нет. Всему конец наступит во вселенной, Одно лишь царство вечного нетленно. Правитель к своему концу предстал И, шевеля губами, прошептал: «Таких, как я, владык земля не знала, Но все мое величье прахом стало. Я целый мир собрал — и вот во мрак Прочь ухожу, гонимый, как бедняк!» Ты собирай, тебя мы

славить будем, Коль щедрым будешь и к себе и к людям. Бери и благом наделяй народ, А что оставишь — прахом пропадет. Кто в смертных муках руку прижимает Одну к груди-другую простирает. Ои знак руками делает в тот миг, Как ужас оковал ему язык. Длань щедрости ты простирай при жизни, А длань насилья сокращай при жизни! Благотвори, спасай людей от мук, Из савана не сможешь вынуть рук. Умрешь — сиять, как прежде, солнце будет, Тебя же только Судный день разбудит.

РАССКАЗ

Шах Кзыл Арслан твердыней обладал, Алванда выше гребень стен вставал. В том замке он врагов не опасался, Путь к замку краем бездны извивался. Тот замок восхищал невольно взор, Он красовался средь зеленых гор, Яйцом белея в чаще изумрудной… Дервиш явился раз в тот замок чудный. Тот муж был избранных суфиев пир, Правдоречивый, видевший весь мир, Искусом долгой жизни умудренный, Мудрец великий, златоуст, ученый. «Всю землю обошел ты, — шах сказал,— Ты замок крепче моего видал?» Дервиш ответил: «Ах, осел ты пьяный, Не испытал ты крепкого тарана! Да прежде разве не было царей, Сильней тебя, богаче и славней? Они покрепче стены воздвигали И, в них побыв мгновенье, пропадали. Другие шахи вслед к тебе придут И древа твоего плоды сорвут. Отца ты вспомни — истинного шаха! Освободи свой дух от гнета страха. Что говорить — был славен твой отец, А что ему осталось под конец? Тот, кто надежду в жизни сей теряет, Пусть лишь на милость божью уповает. Для мудрого все блага мира — прах, Ведь завтра же им быть в чужих руках!» * Сказал юродивый царю Аджама: «О ты, наследник всех владений Джама, Коль вечно б ими сам Джамшид владел, То разве бы на троне он сидел? Хотя б казной Каруна обладал ты, Уйдя, с собой дирхема бы не взял ты!» Как Алп-Арслана взял к себе творец, То принял сын державу и венец. И мертвый шах был предан погребенью, А трон остался стрел судьбы мишенью. Увидев сына шаха на коне, Дервиш воскликнул: «Жалким зрится мне Величье тех, которых скосит время,— Отец ушел, сын ставит ногу в стремя!..» Таков круги светил несущий мир, Неверный и быстробегущий мир. Когда дыханью смерти старец внемлет, Дитя из люльки голову подъемлет С надеждой новой… Мир с его тщетой Тебя влечет, но он тебе — чужой. Как музыкант, что сердце утешает, Но в месте новом каждый день играет. Достойна ль женщина любви твоей, Меняющая каждый день мужей? Твори добро, пока ты — бек селенья, Ведь через год другим ты сдашь правленье.

РАССКАЗ

Слыхал я: в Гуре некогда султан Насильно брал ослов у поселян. Два дня иль три ослы свой груз таскали И, ослабев без корма, погибали. Когда судьба возносит подлеца, Он бедных истязает без конца. Подлец, воздвигший дом, соседних выше, Сметает мусор тта чужие крыши. Вот о царе жестоком том рассказ: Охотился он в поле как-то раз. За быстроногой дичью он стремился, От свиты, не заметил как, отбился. И нехотя в селение одно Он въехал, так как было уж темно. В одной из хижин бедной той деревин Жил некий сердцеведец, старец древний. Царь, слыша говор, слух свой навострил; Старик в ту пору сыну говорил: «О сын мой, — божья милость над тобою,— Ты в город не бери осла с собою! Наш царь — неблагородный, царь — подлец. Пошли, о боже, злой ему конец! В насильях лютых не смыкает глаз он, Он на служенье бесам опоясан. С тех пор как этот изверг сел на трон, В стране повсюду слышен плач и стон. Ввек не испить до дна нам горькой чаши, Коль не убьют царя проклятья наши!» Сын отвечал: «Отец! В такую даль — До города — пешком дойду едва ль. Ты поразмысли, мудрый муж, вначале, Чтоб я поехал — и осла не взяли!» «Добро, мой сын! — сказал старик ему,— Прислушайся к совету моему. Возьми ты острый камень иль дубину И в кровь изрань ослу бока и спину. Авось осла с израненной спиной Не заберет мучитель этот злой. Хызр корабли морского каравана Крушил, дабы спасти их от тирана; Хоть грабил тот тиран один лишь год, Ну, а дурная слава все живет. Пусть будет наш тиран добычей тленья! Проклятье же на нем — до воскресенья!» Сын речь отцову мудрою почел, Он с болью в сердце в хлев к ослу пошел. И, взявши суковатую дубину, Ослу изранил ноги он и спину. Сказал отец: «Теперь спокоен будь, О сын мой, и пускайся с миром в путь!» Сын с караваном двинулся в печали; Все в караване шаха проклинали. Старик, оставшись в хижине один, Взмолился богу: «Вечный властелин! Продли мой срок! С одной мольбой к тебе Дан мне увидеть смерть царя-злодея! Пусть грянет и над ним твоя гроза, Чтоб с миром я сомкнул свои глаза! Да лучше матерью дракона быть, Чем сына нравом дива породить. Собака лучше злого властелина, Блудница лучше, чем злодей-мужчина. Да мужеложец даже — выше он Насильника, воссевшего на трон!» Царь слышал все. Ни слова не сказал он, Коня к приколу молча привязал он. Сойдя с коня, попону сняв, прилег, Но, мыслями томим, заснуть не мог. Лишь на рассвете под пастушье пенье Вздремнул, забыв ночное злоключенье. Всю ночь искали слуги царский след. Нашли в степи, когда блеснул рассвет. Верхом они султана увидали, И спешились, и к шаху побежали, И раболепно ниц пред ним легли, Как будто волны но морю пошли. Один, что самым близким был у шаха, С поклоном низким так спросил у шаха: «Ища тебя, мы выбились из сил! Как подданными, шах мой, принят был? Но хоть ответ на языке вертелся, Скрыл все же царь, чего он натерпелся. Он голову советника пригнул И тихо на ухо ему шепнул: «Мне здесь и ножки не дали куриной, Но претерпел я от ноги ослиной!..» Вот слуги поспешили стол накрыть. И сели все. И стали есть и пить. Султан припомнил, хмелем отуманен, Как проклинал его старик-крестьянин. Он сделал знак, и воины пошли, Связали старца, к трону привели. Меч обнажил султан неумолимый, Несчастный, видя — смерть неотвратима, Сказал: «Увы! Нельзя и дома спать Тем, кто должны безвинно погибать!.. Да, царь, я проклинал тебя, не скрою; Но проклят ты и небом и судьбою! Зачем же гнев твой на меня падет? Не я один — народ тебя клянет! Творя всю жизнь насилье, ты едва ли Дождешься, чтоб тебя благословляли. Ты отомстить мне хочешь? Что ж, казни Но за обиду сам себя вини. А если хочешь, чтоб тебя любили, Ты откажись от казней и насилий. Опомнись, или скоро ты падешь, Ты тяжести проклятий не снесешь. Внемли совету: пред судьбою грозной Смирись, покайся! Или будет поздно. Тем разве царь прославлен и силен, Что хором блюдолизов восхвален? Тебя толпа придворных прославляет, Старуха же за прялкой проклинает». Так перед смертью старец говорил И словом душу, как щитом, укрыл. «Режь горло мне! Но чем калам острее, Тем и язык работает быстрее!..» Тут отрезвился шах — губитель душ, Явился и шепнул ему Суруш: «Меч убери! Правдиво старца слово. Иль помни — ждет тебя удел суровый!» Шах крепко старца за ворот держал, Опомнясь, руку он свою разжал, Аркан с него своими снял руками И обнял правдолюбца со слезами. За то, что был правдив и смел он с ним Назначил соправителем своим. Тот случай стал сказаньем во вселенной. Иди дорогой правды неизменно, Во всем учись у мудрости живой, И доброй будешь охранен судьбой. И пусть твои пороки враг осудит, Друг мягок, он тебя хулить не будет. Нельзя больного сахаром кормить, Где нужно горьким снадобьем целить, От близких не услышишь правды слова, По совесть судит пусть тебя сурово. Коль ты разумен и душой высок, Достаточен тебе простой намек.

РАССКАЗ

В тот год, когда Мамун халифом стал, Невольницу одну себе он взял. Сиял, как солнце, лик ее красивый; Нрав был у ней веселый, не сварливый. И были ногти у нее от хны, Как кровью обагренные, красны. На белоснежном лбу, сурьмой блистая, Чернели брови, сердце похищая. Вот ночь настала, звездами горя… Но гурия отвергла страсть царя. И в гневе он хотел мечом возмездья Рассечь ее, как Близнецов созвездье. Воскликнула она: «Руби скорей, Но близко подходить ко мне не смей!» «Скажи на милость, — ал-Мамун смягчился, Чем я перед тобою провинился?» «Да лучше смерть! — рабыня говорит.— Так мне зловонье уст твоих мерзит! Мгновенно насмерть меч разящий рубит, А уст зловонье ежечасно губит». Разгневан страшно и обижен был Халиф, владыка необъятных сил. Всю ночь продумав, вежды не смыкал он, Врачей ученых поутру собрал он. Чтоб мудрецы, что знают суть всего, От бедствия избавили его. И вот его дыханье чистым стало, Нет, больше — розой заблагоухало. И сделал эту пери царь царей Ближайшею подругою своей. Ведь молвил мудрый, разумом высокий: «Тот друг, кто мне открыл мои пороки!» Благожелатель, искренне любя, Не скроет горькой правды от тебя. «Идете правильно!» — тем, кто блуждает Сказавший грех великий совершает. Когда порок твой скроют лесть и ложь, Ты сам порок свой доблестью сочтешь. «Мне нужен мед!» — не говори упрямо. Нет! Горечь — свойство чистого бальзама! Присловье вспомни мудрых лекарей: «Ты исцелиться хочешь? Горечь пей!» О друг, чтобы избегнуть заблуждений. Пей в этих бейтах горечь наставлений. Сквозь сито притчей процедил я их И сдобрил медом шуток золотых.

РАССКАЗ

Разгневался какой-то царь надменный На то, что молвил муж благословенный. Был мудрый муж дервиш правдоречив, А падишах заносчив и гневлив. И мудреца в темницу заточили,— Творить насилье любо злобной силе. Друг, к заточенному придя, сказал: «Ты прав, отец… Но лучше б ты молчал…» А тот: «Всегда кричать я правду буду! Что мне тюрьма? Я здесь лишь час пробуду!» И вот, подслушан кем-то, в тот же миг Их разговор ушей царя достиг. Царь засмеялся: «Час лишь проведет он В моей тюрьме? Глупец! В тюрьме умрет он!» Весть эту мудрецу слуга принес, Ответил тот: «Иди, презренный пес! Скажи тирану: «Не в твоей я воле! Весь этот мир нам дан на час — не боле. Освободишь — не буду ликовать, Казнить велишь — не буду горевать. Сейчас ты властвуешь, твой трон — высоко, А нищий — в бедствии, в нужде жестокой. Но скоро — там, за аркой смертных врат, Тебя от нищего не отличат. Не лги себе, что жить ты будешь вечно, Живых людей не угнетай беспечно! Немало было до тебя царей, Сильней тебя, богаче и славней. Где все они?.. Как дым, как сон пропали… Ты так живи, чтоб люди не сказали: «Вот изверг был! Да будет проклят он, Что беззаконие возвел в закон!» Какой бы славы ни достиг властитель, Возьмет его могильная обитель!» Низкосердечный царь рассвирепел И вырвать мудрецу язык велел. И молвил осененный божьей славой: «Я не боюсь тебя, тиран кровавый! Пусть безъязыким буду! И без слов Читает помыслы творец миров! Страшись! Труба суда для грешных грянет, А правый перед господом предстанет!» О мудрый! Праздником и смерть почти, Коль не свернул ты с правого пути!

РАССКАЗ

Жил некогда один боец кулачный, Он угнетаем был судьбиной мрачной. Устал он кулаками добывать Свой хлеб. И начал глину он таскать. Изнемогал он. Тело изнывало. На пропитанье денег не хватало. Трудом измучен, полон горьких дум, Он стал лицом печален и угрюм. Смотря, как сладко жизнь других слагалась, Гортань бедняги желчью наполнялась. Он втихомолку плакал: «Бедный я!.. Чья жизнь на свете горше, чем моя? Одним — барашек, сласти, дичь степная, А мне — лепешка черствая, сухая. И кошка носит шубку в холода… Я — гол. Зима настанет — мне беда. О смилостивься, боже, надо мною, Пошли мне клад, когда я глину рою! Я смыл бы с тела эту пыль и грязь I И зажил бы, в блаженство погрузясь!» Вот так, ропща, трудом томил он тело И вырыл древний черен почернелый. Как перлы ожерелья, ряд зубов Рассыпался давно — во мгле веков. Но речью череп тот гласил немою: «О друг, поладь покамест с нищетою! Мой рот забит землей… И кто поймет, Что пил, что ел я — слезы или мед? Не огорчайся же из-за мгновенья Своих скорбей в превратном мире тленья!» Борец немому гласу тайны внял, Он бремя горя с плеч широких снял. И вольно к небу голову подъял он. «О плоть безумная! — себе сказал он.— Хоть будь ты раб с согбенною спиной, Хоть будь ты самовластный царь земной, Но ведь исчезнет в некое мгновенье Все — и величие и униженье. Растает радость; скорбь — как не была… Останутся лишь добрые дела!» Все тленно. Все могил поглотят недра, Богат ты, счастлив? Раздавай же щедро. He верь величью блеска своего,— Все будет вновь, как было до него. Богатства, блага мира — все минует, Лишь правда чистая восторжествует. Ты хочешь царство укрепить? Трудись. В благодеяньях сердцем не скупись. Благотвори, яви свои щедроты, Отринь о бренном мелкие заботы! Нет золота, мой друг, у Саади, Тебе он перлы высыпал — гляди!

РАССКАЗ

Читал я: где-то жил султан один, Страны, забытой богом, властелин. Был людям каждый шаг его — невзгода, Дни превратил он в ночи для народа. Ночами в горе бедный люд не спал, Проклятия он шаху посылал. Не зная, как им дольше жить на свете, Столпились горожане у мечети. И обратились к шейху, говоря: «О мудрый старец, образумь царя! Авось твоих седин он устыдится, Скажи ему — пусть бога побоится!» А шейх: «Напрасно бога поминать! Он слову истины не сможет внять». Не говори об истине высокой С тем, чья душа — вместилище порока. С невеждой о науках рассуждать — Что злак пшеничный в солончак бросать. Твоих советов добрых не поймет он, Обидится, тебя врагом сочтет он. О друг, правдолюбивому царю Я правду с чистым сердцем говорю. Печатка перстня свойством обладает Тем, что на воске оттиск оставляет. Тиран моею речью разъярен? Ну что ж, я сторож, а грабитель — он. Так стой, с господней помощью, на страже, Без страха отражая натиск вражий. Не следует тебя благодарить. Хвалу лишь богу можно возносить. На службу благу бог тебя направил, Как друг, без дела в мире не оставил. Хоть по тропе деяний всяк идет, Но ведь не каждый славы меч возьмет. О, наделенный ангелоподобным Высоким нравом, кротким и беззлобным! Ставь ноги твердо на стезе твоей, Дай бог тебе побольше ясных дней. Пусть жизнь твоя добром и счастьем дышит, И пусть твою молитву бог услышит. * Где можно мудростью уладить спор, Не затевай с мечом в руках раздор. Порою, чем напрасно крови литься, От грозной смуты лучше откупиться. В войне урон великий в наши дни. Подарком лучше рот врагам заткни. Ведь мудростью сильнейших побеждают, Дары и зубы тигра притупляют. С врагами в мире и в ладу живи, В деяньях рассудительность яви. Ведь старческою мудростью Рустама Был побежден Исфандиар упрямый. Врага, как друга, надобно ласкать, Успеешь кожу ты с него содрать. Но ты страшись проклятий малых сих! — Ведь сель растет из капель дождевых. Твой гнев кипенья злобы не остудит, И слабый враг пусть лучше другом будет. Чем меньше у кого-нибудь друзей, Тем будут и враги его сильней. Коль враг

сильнейшим войском обладает. Глупец лишь безрассудный в бой вступает. А если в битве ты врага сильней, Топтать того нечестно, кто слабей. Будь, как у льва, крепки твои запястья. Мир все же — благо, а война — несчастье. * Коль видишь: разума бесплодна речь, Тогда лишь можно обнажить свой меч. Коль просит мира враг — не уклоняйся, А ищет брани — то иди, сражайся, А если первым враг войну начнет, Давай отпор. Всевышний все зачтет. И если враг врата войны закроет, Он тем твое значение утроит. Готовым будь на правые труды, Не льсти любезно ищущим вражды. Кто с дерзким мягок, тот не разумеет, Что дерзкий только пуще обнаглеет. С войсками на арабских скакунах Скачи, неправых поражай в боях. Но если кроток, мягок он с тобою, Не гневайся, не рвись напрасно к бою. Коль враг покорно ко вратам твоим Идет с поклоном, ты не ссорься с ним. С врагом разбитым будь великодушен, Покамест мир им снова не нарушен. Советникам, прожившим долгий век, Внимай!.. Разумен старый человек. Порой где сила сладить не сумеет, Там все преграды мудрость одолеет. * В разгаре битв отхода путь проведан, Покамест не увенчан ты победой. И если дрогнул войск смятенный строй, Ты безрассудно не бросайся в бой. Когда проигран бой, уйти старайся, Для новых битв себя спасти старайся. Пусть в пять раз больше у тебя бойцов, Беспечно ты не спи в стране врагов. Ведь дома враг силен и с горстью малой, Пять конных стоят пятисот, пожалуй. Вперед в походе устремляя взгляд, Остерегайся вражеских засад. Коль от врага пути не меньше суток, Ты ставь шатры, по зорок будь и чуток, Чтоб нападение предотвратить И череп Афрасьяба размозжить. У тех для боя сил не остается, Кому проделать путь дневной придется. И разгромишь врагов ты без труда, Невежда сам себе вредит всегда. Стяг сокруши сперва во вражьем стане, В сраженье будь Рустама неустанней. Но вслед врагу далеко, в глубь степей, Не уходи, не оставляй друзей, Не то увидишь: в темной туче пыли Тебя враги в засаде окружили. Но хуже пораженья, — сам поймешь,— Коль войско разбежится на грабеж. Ведь если войско грабить разбежится, Защиты сам великий шах лишится. Бойца, что подвиг совершил хоть раз, Ты возвеличь достойно в тот же час. Чтоб с новой силой он на бой стремился, Чтоб и с яджуджем схватки не страшился. В дни мира войско ты свое устрой, Дабы всегда готово было в бой. А воин, бедствующий ежечасно, В бой за тебя не выйдет в день опасный. Сейчас корми войска, а не тогда, Как грянет у ворот твоих беда. Являй добро и ласку ратным людям, Тогда и в мире жить спокойно будем, Тот падишах силен и знаменит, Когда боец его одет и сыт. Лишеньям подвергать несправедливо Тех, кто хранит тебя, султан счастливый. Когда обижен воин, обделен, То и за меч свой не возьмется он. Голодный, чуждый милости и благу, И на войне не явит он отвагу. * Ты храбрых посылай на бой с врагом, Чтоб каждый воин тигром был и львом. Да будет твой советник — муж нескорый, В решеньях — волк испытанный, матерый. Не бойся храбрых юных удальцов, Остерегайся мудрых стариков. В бой молодой боец несется яро, Не зная хитрости лисицы старой. Тот мудр, кто и людей и мир познал, Кто зной и стужу в жизни испытал. В тех царствах, что сильны и процветают. Юнцам бразды правлеиья не вручают. Ставь полководца ты главой в войсках, Испытанного в боевых делах. Кто поручит юнцам войны веденье, Тот сам себе готовит пораженье. Войска водить и царством управлять — Не в нарды и не в шахматы играть. И на певежд не надо полагаться, Чтоб горьким бедствиям не подвергаться. Разумный пес и тигра уследит, А молодого льва лиса страшит. Охотою воспитывай, борьбою Юнцов, чтобы привычны были к бою Вот воспитанье лучшее: стрельба Из лука в цель, охота и борьба. Но много мук претерпит в ратном поле Возросший в неге, роскоши и холе. Тот, кто без слуг в седло не может сесть, Твою в сраженье не украсит честь. * Коль воин твой бежит — убей его, Пот трусости презренней ничего. И мужеложец более достоин Почета, чем бегущий с поля воин. Так сыну своему Гургин сказал, Когда его в доспехи облачал: «Когда ты ратного боишься спора — Останься, не клади на нас позора!» Трус, на войне спасающий себя, Бежит, отважных воинов губя. Отважней всех в бою два побратима, Что бок о бок идут нерасторжимо. Два равных, будто в них одна душа, Идут на бой, все впереди круша. Позор — уйти от тучи стрел крылатой, Врагам оставив пленником собрата. Дух онолчепья — в этом мощь твоя. Когда твои соратники — друзья. * О шах, чтоб твердо свой корабль вести, Ты мудрецов и воинов расти. Без воинов и без мужей познанья Не возведешь ты царственного зданья. Перо и меч — надежный твой оплот, Которого и время не сотрет. Забудь пиры, веселье, чанга звуки, А укрепляй войска, лелей науки. Не почерпнешь ты мужества в вине, Когда враги готовятся к войне. Мы царств великих видели крушенье, Где властвовали роскошь и растленье. Не бойся, если враг тебе грозит, Страшись, когда о мире он кричит. Ведь многие о мире днем кричали, А в ночь, врасплох, на спящих нападали. Муж брани чутко спит в броне с мечом, А не на мягком ложе пуховом. И тот не полководец и не воин, Чей сон в покоях мирен и спокоен. К войне тайком готовься, ибо так — Тайком — всегда и нападает враг. II пусть разведка будет неустанной, Она — ограда боевого стана. * Меж двух врагов ты зорким будь, хотя бы Они перед тобой и были слабы. Ведь, сговорившись за спиной твоей, Они внезапно могут стать сильней. Ты одному приветливое слово Пошли и вырви горло у другого. И если враг на край твой налетит, Хитри с ним, помни: мудрость победит. Иди, дружи с его врагами смело, Его броню его темницей сделай. Когда средь вражьих войск кипит раздор, Ты отойди, оставь напрасный спор. Коль волки меж собой перегрызутся, То овцы мирно на лугах пасутся. * Пусть враг с врагами спорит; отойди, В беседе с другом искренним сиди. А вынуть меч войны тебя принудят — Добро, коль тайный путь и к миру будет. Великие цари былых веков Искали мира и громя врагов. Ты привлекай сердца клевретов вражьих, Вниманьем, лаской, щедростью уважь их. Вождя ль удастся чуждого пленить, Ты в гневе не спеши его казнить. Он может пригодиться для обмена, Чтоб выручить людей своих из плена. Ты помни, что заложники нужны На темных и кривых стезях войны. Взять и тебя арканом может время, Так облегчай несчастных пленных бремя. Тот муж не будет пленных угнетать, Кому пришлось неволю испытать, Кто пленного по-царски обласкает, Сердца других невольно привлекает. Привлечь к себе сердца десятерых Не лучите ль сотни вылазок ночных. * Когда твой друг в родстве с врагом твоим, Ты берегись, будь осторожен с ним. Ведь может голос чувств заговорить в нем И жажды мести дух воспламенить в нем. Хоть сладко злоумышленник поет — Не верь, отравлен ядом этот мед. Лишь тот избегнет бедствий и невзгоды. Кто видит двойственность людской природы. Порою вор имеет честный вид,— Будь зорким, пусть духовный взор не спит. * К себе на службу ты б не нанимал Того, кто в чуждом войске бунтовал. Не оценив добра, вождя он сменит, И твоего добра он не оценит. Ты перебежчику не доверяй, А взяв на службу, зорко наблюдай. И неука ты подтяни поводья, Не то в свои ускачет он угодья. * Когда ты боем город взял чужой, Все тюрьмы, все зиндаиы там открой. Ведь испытавший гнет и муки узник Против тирана — ярый твой союзник. * Когда тобой предел врага пленен, Ты подданных дари щедрей, чем он, Чтоб прежний шах им скрягой показался, Чтоб у ворот их он не достучался. Но если вред ты людям причинишь, Лазеек мести ты не уследишь. Не говори: врага, мол, выгнал прочь я!.. Он здесь, он рядом — в самом средоточье. * Ты мудростью войну предотвращай, Будь дальновиден, замыслы скрывай. Будь как источник тайны непочатой И помни: рядом ходит соглядатай. Шах Искандар с Востоком воевал, А дверь шатра на Запад открывал. Бахман сказал, вступив на путь кровавый: «Иду налево…» А пошел направо. И помни: в прахе замысел поник, Коль враг в твой тайный замысел проник. Будь щедр и добр, не рвись к войне, к насилью, И мир у ног твоих поляжет пылью. Зачем война, и смута, и раздор, Где можно мягкостью уладить спор? Освобождай от мук сердца несчастных, Коль сам ты мук не хочешь ежечасных. Благословенье страждущих людей Могучих войск и рук твоих сильней. Молитвы гибнущих, тобой спасенных, Сильнее войск, на битву устремленных. Перед молением дервишей слаб Пыль до небес поднявший Афрасьяб.

Глава вторая. О БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

Суть обрети в сей жизни быстротечной: Покров истлеет, суть пребудет вечно. Кто высшим знанием не овладел, Тот в оболочке сути не имел. Когда добро и мир несем мы людям, То и в земле спокойно спать мы будем. Ты здесь о жизни будущей своей Заботься, не надейся на друзей. Дабы не испытать страданий многих, Не забывай о страждущих, убогих. Сокровища сегодня раздавай, Назавтра все, смотри, не потеряй!.. Возьми в далекий путь запас дорожный, Знай — состраданье близких ненадежно. Кто долю здесь для будущего взял, Тот счастья мяч перед собой погнал. Ничья молитва душу не утешит, И всяк своей рукою спину чешет. Все, что имеешь, миру открывай И в землю, словно клад, не зарывай. Блажен, кто в стужу бедняка укроет, Грехи того творца рука прикроет. От двери прочь скитальца не гони, Чтоб не скитаться в будущие дни. Мудрец, благодеяний грех чуждаться! Твори добро, чтоб после не нуждаться. Иди давай бальзам больным сердцам, Кто знает — вдруг больным ты будешь сам. Иди врачуй горенье ран душевных, Не забывай о днях своих плачевных. Давай просящим у твоих дверей, Ведь ты не нищий у чужих дверей. * Ты сироту-ребенка приюти, Как сына, щедрой тенью защити, Занозу вынь ему, омой от пыли, Росток погибнет, что корней лишили. Коль сироту увидишь пред собой С опущенною низко головой, Ты не ласкай пред ним своих детей. Кто сироту утешит средь людей? Он плачет! Кто ему осушит слезы? Он зол, кто стерпит сироты угрозы? Страшись! Когда рыдает сирота, Колеблется над миром высота. Склонись к нему, о мудрый, милосердный, Утешь его, ходи за ним усердно. Он сень утратил — отчую семью; Взлелей его, прими под сень свою. Я был превыше венценосцев мира В объятиях отца, на лоне мира. Не смела муха моего лица Коснуться перед взорами отца. Теперь один я. Если враг нагрянет, Моим уделом плен и рабство станет. Утратив сень родную с детских лет, Изведал долю я сиротских бед. * Раз плут к ученому, что жил в соседстве, Придя, сказал: «Увяз я в глине бедствий! Меня терзает жадный ростовщик, Тюрьмой грозит, хоть долг мой невелик. Но срок прошел, и вымогатель старый Взамен дирхемов требует динары. Я по ночам не сплю! И каждый день Он по пятам идет за мной, как тень. Угрозами мне душу истомил он, Дверь моего жилища сокрушил он. Ведь он богат, но хищный, словно волк, Содрать с меня он хочет этот долг. Он в книге веры ничего не смыслит, Он честь и разум лишь на счетах числит. Чуть из-за гор возникнет солнца лик, Стучится в дом мой этот ростовщик. Как мне уйти от происков бесчестных, Где взять мне два червонца полновесных?» Ученый муж добросердечен был, И два червонца плуту он вручил. Как золото от радости сияя, Ушел он, золото в горсти сжимая. Хозяину сказали: «О мудрец! Ведь это — попрошайка и хитрец. Обманом даже льва он оседлает И сам свои проделки прославляет!» «О человек, ты лучше бы молчал! — Ему хозяин в гневе отвечал,— Ведь если впрямь попал он в сеть к невзгодам, То честь его я спас перед народом. А если он провел меня, ну что ж — Я не жалею, ты и сам поймешь,— Я дал червонец, честь свою спасая От этого дрянного негодяя». Зло отстраняй, мудрец, добро твори,— И злым и добрым серебро дари. Блажен, кто в круге мудрых и счастливых Воспринимает прав благочестивых. Когда ты мудр, то мудро и суди, С благоговеньем внемли Саади. Не о кудрях и родниках поет он, О добрых нравах речь свою ведет он.

РАССКАЗ

В пустыне странник увидал усталый Собаку, что от жажды издыхала. Он в колпаке своем воды принес, Но даже встать не мог несчастный пес. И он простер собаке длань служенья, Приподнял, напоил, принес спасенье. Избранник видел все, что делал он, И был тот муж во всех грехах прощен. Ты, злой тиран, возмездья опасайся! Стань щедрым, искупить свой грех старайся! Собаку спасший был прощен. Итак, Благотвори! Ведь выше пса — бедняк. Будь щедрым, милосердным, сколько можешь, Тем выше ты, чем больше щедрость множишь. Пусть богачи кинтарами дарят, Ты беден, но дороже твой кират. Судья предвечный лишнего не спросит, Пусть каждый в меру сил своих приносит. Слона степной кузнечик тяжелей, Коль им придавлен жалкий муравей. * Будь к людям мягок, мудрый муж, всегда, Дабы найти защиту в день Суда. Тот, кто от века стал щитом несчастных, Тебя не бросит на путях опасных. Не обижай и жалкого раба, Вдруг сделает царем его судьба. Униженных и слабых не гони ты, Подай им помощь, не лишай защиты. Круговращенья лет изменчив круг, Не ждешь — и ферзем пешка станет вдруг. И тот, кто судьбы взглядом призирает, В сердца посева злобы не бросает. Чтоб сохранить свой щедрый урожай, Идущих вслед жнецам не обижай. Не бойся к бедным щедрым быть, как море, Чтоб самого себя не ввергнуть в горе. Смотри: вчерашний царь в беде, а там — Владыкою вчерашний стал гулам. Не причиняй обид сердцам подвластным, Страшись, чтобы не стал ты сам подвластным

РАССКАЗ

Дервиш, придя в суфийскую обитель, Поведал: «Жил в Йемене повелитель. Он счастья мяч перед собою гнал, Он равных в щедрости себе не знал. Весенней тучей над землей вставал он, На бедных дождь дирхемов изливал он. Но он к Хатаму неприязнен был, С насмешкой о Хатаме говорил: «Кто он такой? Мне он докучней тени!.. Нет у него ни царства, ни владений!» Вот царь Йемена небывалый пир, Как говорят, на весь устроил мир. Вдруг раздалось Хатаму славословье, Все гости стали пить его здоровье. И зависть омрачила дух царя, Раба он кликнул, злобою горя; «Иди найди и обезглавь Хатама! Со мною в славе спорит он упрямо». В степь, где Хатам в ту пору кочевал, Подосланный убийца поскакал. И некий муж, как бы посланник бога, Раба-посланца повстречал дорогой. Сладкоречив тот муж, приветлив был, Гонца к себе в шатер он пригласил. Его в степи безлюдной обласкал он, Вниманием его очаровал он. А утром молвил: «Добрый гость, прости, Но все ж у нас останься, погости!» А тот в ответ: «Промедлить ни мгновенья Нельзя!.. Дано мне шахом порученье!» Сказал хозяин: «Тайну мне открой, Я помогу тебе, пойду с тобой!» «О благородный муж! — гонец ответил.— Ты доблестен, и тверд, и духом светел, Ты тайну нашу сохранишь. Так знай, Хатама я ищу в становье Тай. Хоть муж Хатам прославлен во вселенной, Убить его велел мне шах Йемена. О добрый друг! Мне милость окажи, Дорогу мне к Хатаму укажи!» Хозяин рассмеялся: «Меч свой смело Бери, руби мне голову от тела. Ведь я — Хатам. Пусть я хозяин твой, Я поступлюсь для гостя головой!» Когда Хатам склонился добровольно Под меч, посланец издал крик невольно. Не в силах от стыда поднять зениц, Перед Хатамом он простерся ниц. И, руки на груди сложив покорно, Сказал: «Когда бы умысел позорный Исполнил я и пред тебе нанес, Не человек я был бы, гнусный пес!» И встал он, и, поцеловав Хатама, Через пески в Йемен пустился прямо. Султан Йемена меж бровей его Прочел, что тот не сделал ничего. «Где голова? — спросил. — Какие вести Ты мне привез? Скажи во имя чести! Быть может, в поедииок ты вступил И у тебя в бою не стало сил?» Посланец пал на землю пред владыкой И так ответил: «О султан великий! Хатама видел я. Среди людей Он всех великодушней и мудрей. В нем доблесть, мужество и благородство, Ему дано над всеми превосходство. Груз милостей его меня сломил. Великодушьем он меня сразил!» Все рассказал гонец. Ему внимая, Йеменский царь восславил племя Тая. И щедро наградил султан посла… Хатаму щедрость свойственна была, Как солнцу — свет, цветам — благоуханье. Хатаму славу принесли деянья.