Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

* * *

Я к твоим ногам слагаю все, чем славен и богат. Жизнь отдам без сожаленья за один твой нежный взгляд. Счастлив тот, кто облик милый созерцает без конца, Для кого твоя улыбка выше всех земных наград. Стан твой — кипарис в движенье, сердце он пленил мое. Ты, волшебница, по капле в грудь мою вливаешь яд. Сжалься, пери, надо мною! Ради прихоти твоей Я готов пойти на плаху, — за тебя погибнуть рад. Ты сияющий светильник. Ослепленный мотылек, Вспыхну в пламени палящем… и тебя не обвинят. Я терплю покорно муку, душу выжег

мне огонь, Но уста твои, о пери, исцеленья не сулят. Саади — властитель мира, но отвергнет царства он — Быть рабом у ног любимой мне дороже во сто крат.

* * *

Бранишь, оскорбляешь меня? Напрасно! Не стоит труда! Из рук своих руку твою не выпущу я никогда. Ты вольную птицу души поймала в тенета свои. И что ж! прирученной душе не нужно другого гнезда. Того, кто навеки простерт, в цепях благовонных кудрей, Ужели посмеешь топтать? Нет, жалости ты не чужда! «Не правда ли, стан-кипарис живых кипарисов стройней?» — Садовника я вопросил. Садовник ответил мне: «Да». Пусть солнцем и тихой луной земной озаряется мир,— Мой мир озарен красотой; твой взгляд надо мной — как звезда. Бесценно-прекрасна сама, чужда драгоценных прикрас, Не хочешь себя украшать: ты юностью светлой горда. Хочу, чтоб ко мне ты пришла, осталась со мной до утра,— Вот было бы счастье, друзья, а недругам нашим — беда! Лишенная сердца толпа, я зпаю, дивится тому, Что черные вздохи мои готовы лететь сквозь года. Но если пылает жилье, то рвется из окон огонь. Чему тут дивиться, скажи? Так в мире бывает всегда. Кто встретил однажды тебя, не в силах вовек разлюбить. Не вижу и я, Саади, в любви ни греха, ни стыда.

КЫТА

О утренний ветер, когда долетишь до Шираза, Друзьям передай этот свиток рыдающих строк. Шепни им, что я одинок, что я гибну в изгнанье, Как рыба, прибоем извергнутая на песок.

* * *

Если в рай после смерти меня поведут без тебя,— Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть. Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду, Нет, аллах не захочет меня так жестоко обидеть!

* * *

Спросил я: «В чем вина моя, что ты не смотришь на меня? Куда ушла твоя любовь и ласковость минувших лет?» Она мне: «В зеркало взгляни, увидишь сам — ты сед и стар. Тебе не свадебный наряд, а траурный приличен цвет».

* * *

Красавица и в рубище убогом, И в бедности всех будет затмевать. А той — уродине в парче и злате — Покойников пристало обмывать.

* * *

Эй, пустомеля и болтун, как о любви ты смеешь петь? Ведь стройно ты за жизнь свою десятка бейтов не связал! Смотри, как в помыслах высок владыка слова Саади,— Он пел любовь, одну любовь, — земных владык не восхвалял.

* * *

Я хочу в уединенье до рассвета быть с тобой. В неизвестности и в тайне от врагов и от друзей. Это яблоко блестящей выи выгнутой твоей Я привлечь к себе хотел бы за човган твоих кудрей. За грехи да будет кара! Почему же за любовь Вкруг

меня все гуще злоба и гоненья все сильней?

* * *

Тысячекратно идолопоклонник Лобзает изваянье бога. Его кумир гранитный безответен — Ни блага от него, ни зла. А ты не изваяние из камня, Но тверже, холодней, чем камень: Ведь целовать тебя тысячекратно Ты мне позволить бы могла.

* * *

Меня корят: «Зачем напрасно к ней, недостойной, ты стремишься? Иль жаждой самоистребленья ты, как безумец, обуян?» Отвечу я: «У ней спросите! Я — в тороках ее как пленник, Меня расспрашивать напрасно, на шее у меня — аркан».

* * *

Доколе ты твердить мне будешь: «Пора, мол, цепь любви расторгнуть! Мол, ты бы в мудрости, в терпенье спасения себе искал!» Соломинка не виновата, что к янтарю она стремится: Ты лучше янтарю сказал бы, чтоб он ее не привлекал.

* * *

Побежденным, угнетенным и томящимся в оковах Молви: «Мука не навечно послана судьбою вам. Срок настанет — ваши руки онемевшие развяжут И, во сне схватив тирана, крепко свяжут по рукам».

* * *

Ты, падишах, не обольщайся словами низкого льстеца! Ища корысти, он умеет коварства сети расставлять. Невежда, пьющий кровь народа, — будь он носителем венца, Не будет мудр от слов хатиба, не может справедливым стать.

* * *

Мне говорят: «Иди сразись с врагом, не зная страха, Ты мужествен и духом бодр, и твой надежен конь!» Но за кого я должен стать, скажите, грудой праха? Не пьян я, не владеет мной безумия огонь. Ты, шах, мне бросить на ладонь два золотых жалеешь. Что ж, воин голову свою положит на ладонь?

* * *

Слышал я, промолвил кто-то: «Наши доблести — богатство! Нам пособники — дирхемы на любой тропе земной. Без богатства власть ничтожна и величье невозможно. Без казны султан не сможет повести войска на бой. Человек и с громкой славой, но без денег схож, ты скажешь, С женщиною безобразной под красивою чадрой. Муж прославленный, но бедный сходен с птицею заморской С птицей в ярком оперенье, заморенной и больной». Восхваляющему деньги собеседник так ответил: «Муж бывает возвеличен только доблестью прямой. Властелин с дурною славой вызывает отвращенье, Хоть бы он, кичась богатством, дом построил золотой. Не сокровища, а доблесть подобает государю! Доблесть мудрых не заменишь всей Каруновой казной».

БЕЙТЫ И РУБАИ

Всем людям странствий помогает конь, Я ж мыслю: как бы мне кото помочь? Ах, до того мой конь убогий тощ, Что с шахматным конем он схож точь-в-точь.

* * *

Чем яростней огонь в крови моей, Тем ближние к страданьям холодней. Лишь тот, кто заглянул в лицо Лейли, Постигнет боль Меджнуновых скорбен.