Иродиада Галилейская
Шрифт:
Справа от ворот крепости десятки огромных птиц парили и резко ныряли в пропасть, пронзительно и противно крича от удовольствия.
Сморщив носик, Саломея брезгливо отмахнулась.
– Не обращай вниманья, не смотри. В ту сторону кидают отходы с кухни, мусор и рабов.
Проследив за полётом больших орущих птиц, держащих в клювах мерзкие куски отбросов, Езекия перевёл взгляд на девушку.
– За что рабов?
Взяв за край шелковую ткань, оставшуюся в руках юноши, Саломея потянула её к себе.
– Ну, как обычно. За всё. Их негде
Прежде чем отдать накидку, юноша поднёс её к своему лицу и вздохнул девичий дурманящий запах.
– А что ты делаешь по вечерам? Тебе не скучно?
Надевая на голову лёгкую ткань, Саломея остановилась.
– Скучно. Когда жара спадет, я с женской половины сбегаю от бесконечных сплетен о мужьях и свадьбах. Иду к Крестителю. Он мало говорит и хорошо молчит.
Взгляд Езекии изменился.
– А мне? Мне можно вечером прийти? Я столько слышал о Мессии.
Чуть отодвинув юношу, вставшего посередине тропинки, девушка пошла вперёд, не сомневаясь к вниманию к своим словам.
– Конечно можно. Он принимает всех. Хотя в последние дней десять устал и начал прятаться в своём подвале от постоянных просьб – помочь советом или замолвить слово пред Антипой, чиновниками иль кем ещё.
Езекия робел перед Саломеей, но любопытство пересиливало.
– А мама как? Ведь он ее хулит. Все страны знают, что Иродиада нечестно вышла замуж за Антипу.
Споткнувшись, девушка остановилась и посмотрела на Езекию, удивлённо улыбаясь.
– Нечестно? Знаешь, Езекия, не наше дело лезть в дела царицы. Уверена, что мама постепенно всех убедит в том, что ей удобно.
Дворец. Покои Аслима.
Советник Иродиады, Аслим, долго вглядывался в своё отражение. Отполированная бронзовая поверхность круглого зеркала на тяжелой подставке, показывала хищный, чуть оплывший профиль семитского лица с короткой ухоженной бородкой. Длинные волосы, умащенные миррой, чёрными волнами спускались на плечи. Золотой обруч на лбу сохранял тщательную причёску. Оставалось чуть смазать губы подкрашенным оливковым маслом.
Поправив на шее сапфировое, в серебре, ожерелье, Аслим отодвинул зеркало. Выученный раб тут же сел у ног хозяина, стал надевать позвякивающие, праздничные сандалии, завязал ремни. Поцеловал колено советника.
– Пора другую обувь заказать.
– Напомнишь вечером, а я иду к царице.
Легко встав, Аслим взял витой посох, украшенный резьбой, и пошёл к выходу из комнаты. Отогнул тяжелый, расшитый разноцветными узорами шерстяной полог, закрывавший вход в его покои, он вышел в атриум [4] , на террасу над внутренним двором дворца. Его ноздри уловили ароматы духов и запах заготовок блюд с кухни.
4
Атриум – первоначально центральная часть древнеримского жилища (домуса), представлявшая
Подняв подбородок выше, Аслим через террасу вошел в широкий коридор дворца. Стены и оконные проёмы переливались развешанными на них лёгкими разноцветными полотнами.
Повернув налево, стуча посохом, советник, небрежно кивнул стражнику и вошел в светскую часть покоев Иродиады.
Дворец. Светская часть покоев Иродиады.
Сидя на гладкой кожаной подушке, рабыня Нубийка лениво тянула то в одну, то в другую сторону витые шнуры тяжелого полукруглого опахала, прикреплённого к потолку. В полумраке тускло блестели медью пока ещё незажженные светильники и драгоценные вышивки на подушках, разбросанных по коврам и диванам.
Иродиада лежала на жестком деревянном ложе, на спине. Стройное тело обрисовывала льняная рубаха с простой вышивкой, ступни ног блестели от втёртого конопляного масла. Кисти раскинутых тонких рук лежали в серебряных глубоких тарелках, стоящих на табуретах. Тарелки, заполненные оливковым маслом, благоухали искрошенными в них лепестками белых и красных цветов.
Волосы Иродиады сдерживал туго завязанный в волосах шарф. Лицо закрывала маска из ткани.
Сидящая у ложа светловолосая рабыня Злата сбрызнула ткань маски перламутровой жидкостью из стеклянного сосуда.
Без лишних условностей Аслим сел на низкую скамейку у ложа царицы.
– Весь двор заполонён гостями. Так сколько человек на праздник Дня Рождения Антипы мы ожидаем?
Голос Иродиады, ленивый и низкий, как бы засыпал под ароматной омолаживающей маской.
– Немного, сотни полторы, мы скромно отмечаем.
Аслим принюхался к маске на лице Иродиады, чихнул.
– Антипа изменился, с тех пор как божий человек стал жить в темнице крепости. Тетрарх задумчивее стал, серьёзней.
Царица ответила не двигаясь, только большой палец на правой ноге один раз дрогнул от возмущения.
– Теперь я часто слышу, что надо быть и проще, и скромней. Уйти от варварских обычий римлян, молиться трижды в день, поменьше кушать.
Макнув пальцы в серебряную тарелку, Аслим растёр масло по тыльной стороне своих рук.
– И что ты предлагаешь? Заставишь всех носить одежды без украшений и есть лепешки с мелкой рыбой?
Нубийка у опахала взглянула на Злату и сделала «ужасное» лицо, представляя, как их всех посадят на диету нищих.
Голос Иродиады продолжал лениво-уверенную течь.
– Еще чего. Как было, так и будет. Пророки всем необходимы, они дают нам пищу для ума, другую точку для отсчета… Не более. Прогресс идёт сам по себе.
Рука Аслима, умягчённая маслом, замерла, и с неё упали на одежду несколько капель.
– Царица, если дальше ты затронешь судьбы мира… – Аслим понюхал руку, запах ему понравился. – Я испугаюсь.
Стряхнув с руки масло, он опять погрузил её в тарелку и натолкнулся на руку Иродиады. Та шуточно шлёпнула его по запястью.